Перевернув страницу, Дмитрий Иванович увидел небольшой обрывок темно-серой бумаги, из какой обычно сворачивают кульки для конфет и печенья. В многостраничной газете он мог оказаться только случайно. Перевернув его, князь Хованский прочитал: «Аннушка уже пролила масло». Ох, уж эти фразеологизмы! Такое мог придумать только генерал Круглов. Эрудит, умница, любитель художественной литературы, человек, который разговаривает свободно на нескольких европейских языках. Во время их первой встречи в Польше он произвел на князя весьма сильное впечатление. Круг интересов генерала был весьма широк, чем он весьма выгодно отличался от людей из своего окружения. Сергей Никифорович глубоко разбирался в современном искусстве, очень неплохо знал историю Европы, а что касается поэзии, то он мог наизусть зачитывать отрывки из Джорджа Байрона^[49], Уильяма Блейка^[50], Джона Китса^[51], но особенно ему нравился Михаил Булгаков^[52], которого он не переставал цитировать. Так что эта короткая записка была своеобразным приветом от министра. Фраза Берлиоза была для агента знаком действовать незамедлительно.

Поднявшись, князь Хованский свернул газету в трубку и направился к выходу. Проходя мимо урны, он швырнул в нее газету и ускорил шаг. Сев в черный роллс-ройс, захлопнул дверцу, сразу отгородившись от уличного шума: едва были слышны звуки проезжавших автомобилей; пропали совсем оживленные разговоры прохожих, только откуда-то издалека ослабленный глуховатый нотой пробивалась в салон сирена полицейского автомобиля.

Шофер, знавший привычки своего хозяина, не торопился отъезжать. В этот самый момент князь Хованский принимал какое-то важное решение, взвешивая как очевидные преимущества, так и откровенные минусы. Работая уже десять лет водителем князя, шофер мало представлял себе, чем тот занимается в действительности, он воспринимал его как баловня судьбы, родившегося в любви и в роскоши. А если уж князь о чем-то размышлял, то наверняка о том, как бы ему нескучно провести очередной вечер. Еще Дмитрий Иванович любил выкурить в салоне сигару, и водитель, не любивший табачного дыма, не смел даже приоткрыть окно, чтобы не помешать размышлениям хозяина.

Открыв коробку с сигарами, князь достал одну из них и долго вдыхал пряно-терпкий запах табака, а потом неожиданно захлопнул деревянную крышку и уверенным голосом распорядился:

– Петр, поезжай к замку Фарли.

Это означало: решение принято и до самого пункта назначения князь больше не произнесет ни слова.

Уже подъезжая к замку, князь Хованский увидел белый «Пежо» великой княгини Ксении Александровны^[53], родной сестры Николая II, к которой он благоволил с молодости. Запершись в своем имении Виндзор, великая княгиня редко его покидала, разве что по крайней необходимости. Интересно, какие такие дела могли заставить ее приехать в замок?

– Притормози, – распорядился князь Хованский, надеясь хотя бы в окно увидеть великую княгиню.

В приоткрытом окне ненадолго возник профиль Ксении Александровны. Одетая по обыкновению во все темное (после смерти мужа она не признавала другие цвета), она даже в преклонном возрасте выглядела очаровательно. Ее сосредоточенный взгляд был устремлен вперед, она словно что-то внимательно изучала в сгустившихся сумерках.

Фредерика Митчелла-Хеджеса разыскивать не пришлось, он оказался возле часовни, где о чем-то оживленно беседовал с гостями. Похоже, что ему очень нравилось его нынешнее положение и он нередко лично проводил экскурсии по замку, красочно рассказывая про его блестящее прошлое. В эти минуты он сбрасывал с себя десяток годков, даже его сутулость, в другое время заметно старившая его, в такие моменты пропадала.

Заприметив князя Хованского, хозяин замка приветливо поздоровался и с веселой улыбкой продолжил:

– Что-то вы зачастили к нам. Впрочем, что я говорю, я всегда рад вас видеть. Пришли еще раз посмотреть на икону?

– Именно так.

– Она стоит того.

– Я видел выезжающую из замка Ксению Александровну, – сдержанно произнес Хованский.

– Вы с ней знакомы? – удивленно спросил Митчелл-Хеджес.

– С давних пор, – с грустью в голосе отвечал князь Хованский. – Это было совсем в другой жизни. Признаюсь, я был даже в нее влюблен. Да что я говорю! В нее влюблялись все, кто видел ее хотя бы однажды! Удивительная женщина. Вот только судьба была к ней немилосердна.

– Она красива даже в этом возрасте, – заметил Фредерик.

– Это правда… Мне известно, что сейчас она редко выезжает из своего имения. Должна быть какая-то очень значительная причина, чтобы она покинула свое имение и приехала к вам.

– Представляете, она хотела купить у меня Казанскую икону Божьей Матери, – воскликнул хозяин замка. – Мне пришлось ответить ей отказом.

– Ах вот оно как!

– Не только великая княгиня интересуется иконой… Не так давно мне предложил хорошую цену за Казанскую икону коллекционер из Америки… Не буду называть имени, он очень известный.

– Вы ему тоже отказали…

Слегка поморщившись, Митчелл-Хеджес отвечал:

– В этом случае икона висела бы в качестве экспоната в его домашнем музее, и никто о ней даже не узнает. Я бы хотел для нее другой судьбы.

– Понимаю вас… Вы бы хотели, чтобы она служила верующим, паломникам.

– Именно так! Поначалу, когда я ее приобретал, то думал, как и всякий коллекционер, которому интересно купить очень дорогую и известную вегць. А потом я понял, что эта икона настолько великая, что она не умещается даже в моем замке. Лучше всего, если она будет находиться в каком-то православном храме, и я всерьез думаю об этом.

– А ведь я пришел к вам именно с таким предложением.

– Вот как? Готов выслушать.

– Не буду вдаваться в детали, но у меня остались в Советской России серьезные связи с православной церковью. В Синоде стало известно, что Казанская икона Богородицы находится в вашем замке, и Русская православная церковь хотела бы ее приобрести.

– Весьма неожиданное предложение. Не знаю, готов ли я… Что они еще сказали?

– Вы хотите услышать правду?

– Разумеется.

– В патриархии заверили, что Казанская икона Божьей Матери вам не принадлежит… Даже если вы приобрели ее за очень большие деньги… Она принадлежит людям России и русской православной церкви. Там она будет в почете и обретет достойное ее величие и почитание, каких нигде не будет.

– Интересное заявление, – помрачнел Митчелл-Хеджес. – Никогда не думал об этом. Пожалуй, я повременю, пусть икона пока останется у меня.

– Вы даже не осознаете, что значит для русских эта икона. Иначе вернули бы ее незамедлительно!

– А вот и представляю! Иначе бы я ее не купил.

Скупо улыбнувшись, князь произнес:

– Догадываюсь, о чем вы думаете. Вами движет чувство тщеславия. Миллионы людей в России мечтают увидеть ее хотя бы одним глазком. Да что там увидеть, хотя бы уверовать, что святыня уцелела! А у вас она висит на стене, и вы имеете возможность каждый день не только смотреть на нее, но даже притронуться к ней. Вас можно считать по настоящему счастливым человеком.

– Так оно и есть в действительности.

Фредерик Альберт Митчелл-Хеджес с утра пребывал в прекрасном расположении духа. Почтальон принес сообщение о том, что купленные им акции «JPMorgan Chase and Со» выросли на четверть. Час назад он вышел из своего кабинета, чтобы подышать свежим воздухом, прогуляться по просторному двору замка, полюбоваться клумбами и насаждениями, за которыми следил опытный садовник, которого он переманил из соседнего поместья за весьма приличные деньги. А еще ему хотелось глянуть на паломников, выстроившихся в длинную очередь перед часовней, где находилась Казанская икона Божьей Матери.

Лица у посетителей были серьезные, одухотворенные. Каждый из них понимал, что ему предстоит встреча с чем-то необыкновенным, чего никогда прежде не доводилось видеть. Войдя в часовню, они прикрывали за собой дверь, как если бы хотели доверить Божьей Матери нечто личное, чего не должны слышать посторонние и, упав на колени перед образом, подолгу молились.

Но еще больше Митчеллу-Хеджесу нравилось наблюдать за тем, как паломники выходят из часовни: на их лицах была печать торжественности и радости одновременно, то самое выражение, которое бывает только у праведников.

А этот русский князь хочет лишить его всего этого!

– Советское правительство может вам предложить за икону хорошие деньги, – напирал князь Хованский.

Фредерик Митчелл-Хеджес лишь неопределенно пожал плечами.

– Разве деньги могут мне заменить радость от владения иконой? Я несколько раз в жизни терял все и начинал сначала. Хотите знать, что мне принесло наибольшую радость?

– И что же? – поинтересовался князь Хованский.

– Приобретение уникальных вещей.

– Но на деньги, которые вы получите за икону, вы можете купить другие иконы, и даже не одну!

– Все это так, но я не уверен, что смогу купить еще одну такую же икону. К тому же, второй такой просто не существует.

– Вы отказываетесь от очень выгодного предложения, – с сожалением заметил Дмитрий Иванович.

– Деньги для меня ничего не значат. Открою вам одну очень простую и одновременно важную мысль – деньги вообще не делают человека счастливым. Поверьте мне… Он может ощущать себя счастливым только в том случае, если занимается любимым делом. Я всю жизнь занимался археологией, пытался отыскать таинственную Атлантиду. Порой мне казалось, что я приблизился к разгадке, только протяни руку и тайна будет в твоих руках. Но чем больше я занимался раскопками, тем больше отдалялась от меня разгадка. За это время я побывал в экспедициях на всех континентах, доставал из-под земли артефакты, которые могли бы приблизить меня к истине. Это были золотые изделия, украшения, мне даже посчастливилось отыскать в Латинской Америке уникальный хрустальный череп… Но со временем я понял, что самым ценным артефактом является не тот, что я нашел под землей, а сокровище духовное, и это – Казанская икона Божьей Матери.

– Жаль, что мы не поняли друг друга, – хмуро произнес князь Хованский. – Я слышал, что вы были очень дружны с бароном фон Шеллингом?

– Уже более двадцати лет. У нас одна страсть на двоих. Он тоже хотел отыскать Атлантиду. Мне известно, что он родился в России и воевал в гражданскую войну.

– Он родился в Курляндии. Это современная часть западной Латвии. В гражданскую командовал полком в армии Колчака.

– А почему вы спрашиваете об этом?

– Дело в том, что три дня назад он погиб.

– Жаль… – печально выдохнул Фредерик Митчелл Хеджес. – Он был хорошим человеком. Как это произошло?

– В последнее время он проживал в Шотландии. У него дом был на самой вершине горы…

– Я бывал там. С этой вершины открывался прекрасный вид.

– И вот случилась незадача: барон выехал на своем шикарном лимузине, но неожиданно в машине отказали тормоза, и он рухнул вниз с девяностометровой высоты. Такая потеря для всех нас, – удрученно покачал головой князь Хованский. – Даже трудно представить…

– Я неплохо знал его семью, – нахмурившись произнес Фредерик. – Позвоню Мэри, выражу ей свои соболезнования.

– Оказывается, у нас с вами немало общих знакомых, – продолжал Дмитрий Иванович. – Вы ведь знакомы с Петром Васильевичем Белозерским? Он как-то упоминал вас.

– Имею честь дружить с ним более двадцати лет. С того самого времени, как он покинул Россию.

– А вам известно, почему он уехал из страны?

Митчелл-Хеджес пожал плечами:

– Мы об этом никогда не говорили.

– Последние годы перед эмиграцией он работал в торгпредстве. Совершил предательство: выкрал из сейфа особо секретные документы и продал их МИ-6. На эти деньги он купил имение с небольшим бассейном. Знаете, в прошлое воскресенье с ним тоже произошло несчастье, – печально выдохнул князь.

– Вот как, – удивленно протянул Фредерик. – Я об этом тоже не слышал. Что с ним случилось?

– Утонул в собственном бассейне. Видите, как оно бывает – стало плохо с сердцем. А ведь накануне он был таким жизнерадостным, бодрым, ничто не предвещало предстоящей трагедии. Мы встречались с ним незадолго до этого, он делился со мной своими грандиозными планами, но теперь, увы, им уже не суждено осуществиться… Вы бы поберегли себя, Фредерик, очень бы не хотелось, чтобы с вами что-то произошло.

Фредерик Митчелл-Хеджес вдруг почувствовал, как в горле запершило, как если бы он нечаянно проглотил ложку песка. Князь Хованский, по-видимому, был совершенно не тем человеком, каковым всегда представлялся.

– Кто вы? – едва сумел выдавить из себя Митчелл-Хеджес.