– Друиды тоже так учат, – тихо откликнулась Эйлан. – Величайшие из наших жрецов прожили на земле множество жизней – воплощаясь в оленя, и лосося, и кабана, чтобы понять все живое. Герои, чья жизнь оборвалась в самом расцвете, тоже зачастую возрождаются снова. Но что до тебя и меня… – Девушка свела брови, и Гай с трудом выдержал взгляд ее ясных глаз. – Однажды я видела в озере свое отражение, но с иным лицом, непохожим на мое нынешнее, – и все-таки это была я. Думается, тогда я была жрицей. Сейчас я смотрю на тебя – и не вижу ни римлянина, ни бритта. Сердце подсказывает мне, что ты когда-то обладал великим могуществом в своем народе – под стать королю.

Гай вспыхнул. От таких разговоров ему всегда делалось неловко.

– Сейчас я не король, а ты не жрица, – грубовато возразил он. – Я люблю тебя в этой жизни, Эйлан, ты нужна мне! – Юноша завладел ее рукой. – Я хочу видеть тебя рядом, когда просыпаюсь утром, и засыпать, держа тебя в объятиях. У меня такое чувство, что мне всю жизнь чего-то недоставало, а ты меня исцелила! Ты разве не понимаешь? – Гаю казалось невероятным, что завтра он отправится обратно в легион и, чего доброго, никогда больше ее не увидит.

Какое-то время Эйлан неотрывно глядела в огонь, а затем обернулась к нему.

– Ты снился мне еще до того, как мы повстречались, – тихо проговорила она. – В моем роду много ясновидцев, и сны мои часто сбываются. Но вот о чем я не говорила никому. Ты уже вошел в мое сердце. Не знаю, что за сила влечет нас друг к другу, но думается мне, я любила тебя когда-то в прежней жизни.

Юноша склонился и поцеловал ее ладонь; она прерывисто вздохнула.

– Я люблю тебя, Гай. Мы с тобою связаны незримыми узами. Но сможем ли мы быть вместе, я не вижу…

«Если сейчас я овладею ею, им придется нас поженить!» – подумал Гай. Он уже хотел привлечь девушку к себе, как вдруг между ними и кругом света скользнула какая-то тень. На площадке вокруг костров собирался народ. Взглянув на звезды, юноша понял, что близится полночь: луна стояла высоко. Как быстро пролетели часы! Эйлан с тихим возгласом поднялась на ноги.

– Что такое? – спросил Гай. – Что происходит? – Издалека доносились разнузданные крики и хохот, но здесь, у костров, люди словно бы присмирели во власти радостного ожидания. От волнующего предвкушения по коже побежали мурашки. Молодой римлянин шагнул к девушке и встал рядом.

– Тссс! – шепнула Эйлан. – Грядет Великая Богиня…

Где-то за пределами круга света зазвучали переливы флейт. Эйлан застыла недвижно. Во внезапной тишине отчетливо слышалось потрескивание огня. Костры уже догорели до углей, и теперь площадку освещало ровное зарево, в прохладном лунном свете померкшее до бледно-золотого свечения. Гай смотрел во все глаза, завороженный невиданным зрелищем.

За пределами круга света замерцал тусклый блик. Приближались друиды в белых одеждах: старцы с развевающимися бородами, в венках из дубовых листьев, с золотыми торквесами на шее. Они обошли костры посолонь и замерли в ожидании. Выстроились они на равном расстоянии друг от друга, точно часовые по периметру военного лагеря, но движения их были лишены выверенной четкости, усвоенной Гаем в армии. Друиды просто пришли туда, где им должно быть, – как звезды в небе.

Послышался серебряный перезвон колокольцев; напряжение нарастало. Гай заморгал: невозможно было рассмотреть хоть что-нибудь, и однако ж в темноте что-то двигалось – некая бесформенная тень. Внезапно юноша осознал, что видит женские силуэты в ниспадающих одеяниях оттенка полночной синевы. Плавной, скользящей поступью женщины вступили в круг друидов и образовали внутри него еще одно кольцо. Тихонько позвякивали серебряные украшения; под покрывалами смутно белели лица.

Внезапно Гай понял: это – жрицы Лесной обители, священнослужительницы, уцелевшие при разграблении острова Мона. При виде такого множества друидов у молодого римлянина встали дыбом волосы, а глядя на призрачные фигуры в синих одеждах, он испытал неодолимый ужас – и словно бы услышал неотвратимую поступь рока. Неужели судьба его как-то связана со жрицами Лесной обители? При этой мысли кровь застыла у него в жилах – и он судорожно стиснул руку Эйлан.

Последние три жрицы двинулись к высокому трехногому табурету, установленному между костров. Та, что шествовала впереди, стройная и хрупкая, словно бы чуть сутулилась под тяжестью одежд. Две другие шли справа и слева от нее: одна – высокая и статная, вторая – коренастая и крепкая. Обе были темноволосы; на обеих поблескивали серебряные украшения. Обе были без покрывала; у каждой над переносицей темнел синий полумесяц – нанесенная вайдой^[8] татуировка. Гаю подумалось, что рослая жрица в бою оказалась бы достойным противником, а в глазах второй женщины словно бы читается недовольство.

Жрицы остановились; последовал какой-то ритуал с золотой чашей – молодой римлянин не понял, что происходит. Затем прислужницы усадили Верховную жрицу на трехногий табурет и понесли ее на вершину кургана. Переливчатый звон колокольцев звучал все громче и громче – и вдруг разом стих.

– Дети Дон, для чего вы здесь? – вопросила статная жрица, называя собравшихся именем мифической праматери племен.

– Мы взыскуем благословения Богини, – откликнулся один из друидов.

– Так призовите Ее!

Две женщины кинули на угли по горсти каких-то трав. Ноздри Гая затрепетали: заклубился сладковатый дым – и поплыл над площадкой, заволакивая ее мерцающим маревом. Молодой римлянин был привычен к благовониям, но сейчас им владело странное ощущение, будто что-то давит на него извне. Он бы предположил, что погода меняется, – но небеса были ясны.

Повсюду вокруг зашептались бессчетные голоса: в приглушенном гуле слышались слова заклинаний и молитв. Негромко запели друиды, и юноше показалось, будто земля под его ногами вибрирует в ответ. Гай снова почувствовал страх. Он оглянулся на Эйлан: девушка не сводила восторженного, благоговейного взгляда с трех фигур на возвышении между кострами.

Жрица под покрывалом тихо застонала и принялась раскачиваться из стороны в сторону.

«Она все равно что Сивилла или Дельфийская пифия, про которых мне рассказывал наставник», – подумал про себя Гай. Юноша даже предположить не мог, что однажды ему доведется увидеть подобное своими глазами. Невнятное многоголосие набирало силу; внезапно женщина под покрывалом замерла неподвижно – а две другие отступили назад. Гай затаил дыхание: жрица словно сделалась выше ростом. Она выпрямилась, оглянулась по сторонам, словно чего-то высматривая. А затем тихонько рассмеялась и откинула покрывало.

Гай слыхал, что Верховная жрица Вернеметона стара, но эта женщина сияла ослепительной красотой, и каждый жест ее был исполнен страстной, неуемной силы, не подвластной годам. Присущий римлянам скептицизм развеялся; в юноше заговорила кровь матери. «Выходит, это правда… легенды не лгут… это сама Богиня…»

– Я – плодоносная земля, колыбель ваша, я – лоно вод, – произнесла она: тихий отзвук ее голоса раздавался словно бы у самого уха юноши. – Я – серебряная луна, я – море звезд. Я – ночь, от которой рожден первый свет. Я – матерь богов; я – непорочная дева; я – всепожирающая змеиная утроба. Вы видите меня? Я вам желанна? Вы признаете меня?

– Мы видим тебя… – зашелестело в ответ. – Мы видим тебя и преклоняемся пред тобою…

– Так возрадуйтесь: пусть жизнь продолжается! Пойте, танцуйте, пируйте, предавайтесь любви – мое благословение почиет на вас; скот даст приплод, и созреет зерно.

– Госпожа! – прозвенел внезапно женский голос. – Моего мужа забрали на рудники, мои дети голодают. Что мне делать?

– Моего сына тоже увели! – выкрикнул какой-то мужчина, и многоголосый хор подхватил: – Когда же ты избавишь нас от римлян? Когда взовьется стрела войны? – Поднялся возмущенный ропот. Гай всей кожей ощущал нарастающую напряженность. Достаточно Эйлан произнести одно только слово, и его разорвут на куски. Он оглянулся на девушку: в глазах ее блестели слезы.

– Разве мои дети, слыша плач сестры своей, не поспешат ей на помощь? – Богиня резко обернулась: взметнулись и опали темные одежды. – Позаботьтесь друг о друге! В сокровенных свитках небес я прочла имя Рима, а напротив него начертано: «Смерть!» Воистину, Риму суждено пасть, но не вам решать его участь. Так я рекла, внемлите моему слову! Помните о круговороте жизни. Однажды вы обретете все, что утратили; все, что у вас отняли, вернется к вам. Се, я призываю силу небес, дабы возродить землю!

Она воздела руки, и Гаю показалось, что луна разгорается ярче, одевая фигуру слепящим заревом. Жрицы, обступив Богиню, запели:

На вековой священный лес
Пролей сребристые лучи;
Яви средь облачных завес
Свой лик, сияющий в ночи!

Гай поежился. Он и не знал, что женские голоса могут быть так прекрасны. На краткий миг весь мир завороженно умолк. Затем Верховная жрица взмахнула руками, две жрицы-помощницы бросились к ней, и в ту же минуту к небесам с ревом рванулось пламя костров. На угли что-то бросили? Гай не успел разглядеть – мысли у него мешались. Толпа разразилась неистовыми криками.

– Пляшите! – Богиня возвысила голос. – Ликуйте и радуйтесь, разделите мое упоение, опьяняйтесь моим восторгом! – На мгновение она выгнулась дугой, широко раскинув руки, словно пыталась обнять весь мир. А затем бессильно обмякла – рослая жрица подхватила ее и поддержала.

Но того, что произошло дальше, Гай уже не видел. Его толкнули; юноша крепче стиснул руку Эйлан; кто-то незнакомый схватил его за вторую руку. Загрохотали барабаны; и внезапно все пришли в движение, круг стронулся с места – и вот уже в целом мире не осталось ничего, кроме барабанного боя. Рокочущая музыка подхватила его, закружила и понесла вперед; в какой-то момент он заметил в хороводе Кинрика с Диэдой – точно напротив. Гаю показалось, что лицо девушки мокро от слез.

Казалось, танец длился целую вечность – но наконец закончился и он. Кинрик с Диэдой отыскали своих спутников в толпе. Но теперь, когда исступление восторга схлынуло, эти двое, будучи во власти собственного горя, даже не задумались, о чем таком беседовали друг с другом Гай и Эйлан в канун Белтайна. Под кров Бендейгида молодежь вернулась очень поздно, и никто из домочадцев, по всей видимости, не заподозрил, что две молодые пары провели ночь отдельно друг от друга. Гая это только радовало: ведь куда надежнее просить руки Эйлан из Девы, опираясь на поддержку влиятельного отца. А пока Гай всецело во власти друида, еще не хватало, чтобы старик решил, будто гость опозорил его дитя!

Однако ж, если бы только Гая признали и одобрили в качестве жениха, ему бы наверняка позволили повидаться с Эйлан перед отъездом. Но хозяйка дома затеяла большую уборку, и все женщины трудились, не разгибая спины. Реис заверила гостя, что передаст дочери его тщательно продуманные, осторожные слова прощания. Это обещание да мелькнувший отблеск золотистых волос Эйлан – вот и все, чем вынужден был утешаться Гай по дороге к Деве и к миру римлян.

Глава 6

Мацеллий Север Старший, префект лагеря II Вспомогательного легиона, расквартированного в Деве, был уже немолод, но и не стар: высокий и представительный, он умел скрывать яростный гнев под внешним спокойствием. Его мягкая обходительность была обманчивой. При всем своем могучем росте он никогда не выходил из себя, не буйствовал и не повышал голоса; он скорее сошел бы за ученого книжника. Иные из тех, кто плохо его знал, считали его никчемным рохлей – и глубоко заблуждались.