Взгляд Балана скользнул по округлым бедрам Мюри, мягкой выпуклости ее живота, а затем по вырезу камизы. Тесемки на вороте развязались, и ткань сползла, обнажив верхнюю часть груди. Балан долго любовался ею. Если бы он наклонился и чуть-чуть сдвинул ткань, то увидел бы ее сосок. От этой мысли Балана бросило в жар, он облизнул губы, стараясь запечатлеть образ красавицы в памяти, чтобы позже воссоздавать его в своем воображении. Балан не знал, как долго простоял у кровати, но понял, что прошло много времени, когда услышал стоны, доносившиеся с пола.

Бросив сердитый взгляд на Малкулинуса, который посмел отвлечь его от дивного зрелища, Балан опустился на колени и занес кулак над головой соперника, собираясь снова ударить его, чтобы тот больше не шумел. Однако в этот момент Малкулинус завизжал, как свинья на бойне.

Выругавшись про себя, Балан врезал ему, и Малкулинус лишился чувств. Балан с беспокойством взглянул на кровать и застыл, увидев, что крик разбудил Мюри. Она, лежа на краю кровати и сонно моргая, смотрела на него, стоявшего на коленях в полутьме.

– Кто вы? – в замешательстве спросила Мюри. У нее слипались глаза, и было видно, что она еще не совсем проснулась. – Вы мой муж?

Балан поколебался, испытывая сильное искушение воспользоваться ситуацией и сказать «да». Однако если бы он это сделал, то был бы ничем не лучше человека, лежавшего сейчас на полу у его колен.

Проклиная свою совестливость, он буркнул:

– Нет.

– Кто же вы тогда? – спросила она с недоумением.

– Никто, – заявил Балан. – Меня здесь нет.

– Как это – нет? – в замешательстве спросила Мюри.

– Вот так. Ты спишь. Успокойся и спи дальше, – приказал Балан.

Она ненадолго задумалась, а затем, казалось, ее осенило.

– Ах да, конечно. Вы еще не мой муж. Вы мой суженый.

Глаза Балана расширились от тревоги. О, это было так неправильно! Теперь Мюри думала, что он… что она… Черт возьми!

Балан сжал зубы, не зная, как исправить положение, но понимая, что должен что-то сделать. Поколебавшись, Балан придвинулся на коленях поближе к кровати, а затем приподнялся, чтобы посмотреть на Мюри сверху вниз. Она последовала его приказу, снова улеглась на спину и, по-видимому, быстро заснула. Его взгляд скользнул по ее рубашке, и Балан заметил, что в вырезе теперь был виден сосок.

Пришлось задержать дыхание и крепко сжать кулаки, чтобы не поддаться искушению и не потянуться к девушке. «Боже, чем я заслужил все эти испытания, свалившиеся мне на голову?» – подумал он.

Во-первых, на его землях многих жителей свела в могилу чума. Хотя, конечно, «черная смерть», как ее называли, уничтожила половину населения Англии, поэтому разразившийся мор нельзя было расценивать как испытание, посланное ему лично.

Однако в отличие от многих других поместий Гейнор не смог восстановиться после чумы. А потом умер отец Балана, и бремя забот о замке легло на его плечи… И вот теперь это страшное искушение.

С губ Мюри сорвался тихий вздох, и она пошевелилась. При этом камиза сползла с ее плеча, и обнажилась округлая, упругая, манящая грудь девушки.

– Черт, – выдохнул Балан.

Он совсем растерялся от этого зрелища, не зная, что делать дальше. Подумав мгновение, мудро ли поступает, Балан протянул руку, чтобы прикрыть ее грудь рубашкой. Но для этого ему понадобились обе руки: одной нужно было приподнять грудь, а другой оттягивать ткань камизы. Но тут Мюри застонала и выгнулась навстречу его прикосновению. Балан замер.

Он заметил, что ресницы девушки дрожат и она вот-вот откроет глаза, и сделал единственное, что пришло ему в голову. Он поцеловал Мюри. Балан рассуждал так: он запечатает ей рот поцелуем и не даст закричать от испуга. А пока будет длиться поцелуй, придумает какой-нибудь способ исправить ситуацию.

Рассуждение было явно ошибочным. Если обнаженная грудь Мюри в нескольких дюймах от него всего лишь отвлекала Балана от размышлений, то поцелуй полностью лишил его способности мыслить. Девушка была теплым сонным комочком манящей плоти, ее губы оказались мягкими, податливыми, сладкими как мед. Балан потерял контроль над собой.

Сначала его поцелуй был довольно целомудренным, но, когда она вздохнула и потянулась к нему, он не смог сдержаться и, раздвинув языком ее губы, полностью завладел ими.

Это явно понравилось Мюри. Она глухо застонала, и Балан почувствовал, что ее ручки мягко обхватили его за плечи. Мюри приподнялась на кровати, прижимаясь к нему грудью. Его руки немедленно откликнулись на приглашение, торопясь обнажить то, что до этого он пытался целомудренно прикрыть. Это ему удалось, и Балан нежно сжал упругий холмик в руке. Мюри снова застонала от удовольствия, и это вдохновило Балана на более дерзкие действия. Он хотел было улечься на кровать рядом с девушкой, но тут до его ушей донесся другой стон – низкий и грубый.

Балан совсем забыл, где находится и как сюда попал, поэтому на мгновение растерялся, не понимая, откуда доносится неприятный звук. Однако когда чья-то рука коснулась его лодыжки, он вспомнил события этого вечера. Не отрывая взгляда от припухших губ Мюри, он взмахнул кулаком и ударил приподнявшегося соперника. Судя по всему, Балан угодил Малкулинусу в лоб, и тот снова упал навзничь с тихим стуком.

Балан понимал, что поступает неправильно. Он воспользовался гнусной уловкой Малкулинуса и, по существу, напал на одурманенную каким-то зельем девушку в постели. Последняя мысль была для него как ушат ледяной воды и тут же загасила огонь неистового желания, которое пробудила в нем Мюри.

Балан медленно отстранился от нее. Откинув со лба девушки упавшие локоны, он прошептал:

– Спи.

Мюри разочарованно вздохнула, но тут же снова провалилась в забытье. Похоже, Лауда знала толк в дурманящих травах. Возможно, Мюри все это время находилась в полусне.

Разочарованно вздохнув, Балан поднял с пола обмякшее тело Малкулинуса и взвалил его на плечо. Выпрямившись, он обернулся, чтобы в последний раз взглянуть на прекрасную Мюри. Ее золотистые волосы разметались по подушке, руки были закинуты за голову, колени полусогнуты, а камиза скорее открывала, чем скрывала ее тело.

Это было зрелище, ради которого Балан отдал бы все на свете. Ах, если бы он мог проснуться утром рядом с этой девушкой!

Решительно повернувшись, он вынес Малкулинуса из комнаты и осторожно прикрыл за собой дверь.

– Что случилось? – вынырнув из темноты, спросил Осгуд. – Она видела его? А тебя? Что…

– Заткнись, – устало велел Балан. – Давай разберемся с этим… – Он искоса посмотрел на не подававшего признаков жизни Малкулинуса, которого нес на плече. – Предлагаю отнести паршивца в его комнату, а потом лечь спать.

Видя, что Балан на взводе, Осгуд впервые в жизни не стал испытывать судьбу и возражать кузену. Он молча последовал за ним в комнату Малкулинуса. К счастью, она была пустой, а постель разобранной. Малкулинус, должно быть, отпустил слугу еще до того, как отправился на свидание в спальню леди Джейн. Балан и Осгуд раздели лорда Олдоса и уложили его в постель в надежде, что утром он ничего не вспомнит и подумает, что вернулся в свою комнату и лег спать самостоятельно.

Балан, конечно, понимал, что утром у Малкулинуса будет раскалываться голова, но его это не заботило. Подлец заслужил хорошую взбучку за свои дешевые махинации.

* * *

Мюри проснулась с улыбкой на лице и сладко потянулась в постели. Она чувствовала себя замечательно, потому что ей приснился самый чудесный сон на свете. Ей приснилось, что к ней среди ночи приходил мужчина…

Ей приснился суженый!

Резко сев, Мюри оглядела комнату. Его здесь, конечно, не было, но он ей снился! И казался таким настоящим. Она все еще чувствовала вкус его поцелуев на своих губах и его запах на своем белье…

– О боже, – выдохнула Мюри. В канун святой Агнессы она съела тухлого мяса и увидела во сне мужчину с длинными темными волосами, темными глазами и телом воина.

Ее глаза широко распахнулись, когда она вспомнила прикосновение его губ и рук к своему телу. Если этот мужчина был в реальности хотя бы наполовину так хорош, как в ее снах, Мюри отдала бы все на свете, чтобы встретиться с ним и выйти за него замуж! В супружеской постели им было бы хорошо вдвоем!

Рассмеявшись, Мюри отбросила в сторону меховое одеяло и вскочила с кровати, горя желанием спуститься вниз и позавтракать. Этим утром она была ужасно голодна… Кроме того, она надеялась, что ее будущий муж, возможно, находится при дворе. Мюри не могла дождаться встречи с ним, чтобы узнать его имя, а потом снова поцеловаться с ним. От одной мысли мурашки бежали у нее по коже. Этот поцелуй был…

– Ой! – воскликнула Мюри, отдернув ногу, в которую впилось что-то острое.

Она взглянула на подошву ступни, но на ней не было никаких следов. Потирая больное место, Мюри внимательно осмотрела срезанный камыш, расстеленный у ее кровати, и удивленно подняла брови, заметив что-то блестящее. Это был нательный крестик на золотой цепочке. Мюри случайно наступила на него. Опустив ногу, она наклонилась, чтобы поднять находку. Девушка впервые видела этот крестик, он не принадлежал ни ей, ни ее служанке. Во всяком случае, она никогда не видела его на Сесиль. Мюри повертела крестик в руках, задумчиво покусывая нижнюю губу. Откуда он взялся? Эта мысль обеспокоила Мюри.

Ее отвлек звук отворяемой двери. Повернувшись, Мюри увидела Сесиль, которая осторожно просунула голову в комнату. Заметив свою госпожу, служанка улыбнулась и вошла, неся таз с водой.

– Как вы спали, миледи?

– Хорошо, – коротко ответила Мюри.

Положив крестик на столик у кровати, она последовала за служанкой к окну, где та поставила воду.

– Вам кто-нибудь приснился?

Мюри удивленно посмотрела на горничную. Она помнила, что вечером рассказывала ей о поверье, связанном с кануном дня святой Агнессы. Но Мюри не говорила Сесиль, что ела тухлое мясо, надеясь увидеть во сне будущего мужа.

– Ну, так как? – с любопытством спросила Сесиль и, прищурившись с хитрым выражением лица, внимательно взглянула на госпожу. – Вы ведь совершили обряд, не так ли?

– Совершила, – призналась Мюри, догадавшись, что новость о поступке, на который отважились она и Лауда, вероятно, уже облетела весь двор.

И, судя по всему, распространилась не только среди придворных, но и среди прислуги. Когда Лауда добывала тухлое мясо, на королевской кухне слуги наверняка слышали ее разговор с поваром.

– Вот это да! – взволнованно взвизгнула горничная. – Умоляю, расскажите обо всем. Как он выглядел? Он красивый? Вы его знаете?

– Он был очень красив, – призналась Мюри, и перед ее мысленным взором возникло лицо покорившего ее сердце незнакомца.

У него были правильные черты лица, глубокие карие глаза, прямой нос и нежные губы… Мюри невольно поднесла руку к своим губам при воспоминании об их поцелуе. Картинка, которую она вызвала в памяти, была немного расплывчатой, но Мюри отчетливо помнила чувства, которые испытала, и даже все еще ощущала вкус поцелуя. Хотя теперь, встав с постели, она больше не чувствовала запаха незнакомца. И, вдруг испугавшись, спросила себя: не исчезнут ли все отголоски памяти о нем так же быстро, как он сам?

Мюри надеялась, что нет. Ее никогда раньше не целовали, и это было самое волнующее событие в ее жизни. Она не хотела лишаться живых воспоминаний о незнакомце.

Поймав себя на том, что теребит пальцами верхнюю губу, Мюри убрала руку и начала умываться.

– Я положила крестик на столик у кровати, – пробормотала она. – Пойди-ка проверь, он не твой?

Служанка послушно пересекла комнату и взяла золотой крестик на цепочке.

– Нет, миледи, это не мой крестик.

– Так я и думала, – сказала Мюри с озабоченным выражением лица.

Ей пришла в голову мысль, что крестик, возможно, принадлежит мужчине из ее сна и что он вовсе не был видением, но Мюри не помнила, чтобы на нем было что-то подобное.

– Скорее всего, кто-то из слуг уронил его, когда вчера менял подстилку, – предположила Сесиль. – Или, возможно, крестик еще раньше в камышах запутался.

– Наверное, так и было. – Мюри вздохнула с облегчением, услышав вполне разумное объяснение. – Положи его обратно на стол. Я попрошу Беккера выяснить, не терял ли его кто-нибудь из прислуги.

Сесиль положила крестик на прикроватный столик, выполняя распоряжение госпожи.