– Тогда всё только начинается.

Он подошёл ближе. Протянул руку. Алиса не отступила, но и не позволила прикоснуться к кулону. Их пальцы оказались рядом, почти соприкасаясь, но между ними – ток. Невидимая искра, как угроза и обещание одновременно. Мгновение висело в воздухе, как клинок, застывший в сантиметре от кожи.

– Этот знак могут почувствовать другие, – сказал он. – Не только мы с тобой.

– И ты боишься, что они уже почувствовали?

– Нет. Я уверен.

Он опустил руку. Тонкая линия напряжения осталась между ними. Она знала: отныне они не на одной стороне. Даже если цели совпадут. Потому что в ней теперь говорило что-то, чего он не мог контролировать. Или предсказать. Что-то, что не поддавалось обучению. Только пробуждению.

Позади них – снова звук. Камень сдвинулся. Один из медальонов, погасших ранее, вспыхнул. Его свет был слаб, но звал. Не свет – зов. Струна, натянутая в сердце. Алиса посмотрела на Дэмиена. Тот лишь кивнул. Он не собирался идти первым. И не должен. Новый путь. Новая дверь. Но теперь – она шагнёт первой. Не потому что хотела. Потому что иначе было невозможно.

Она шагнула вперёд. Свет медальона за её спиной дрогнул, будто сердце, что сбилось с ритма. Новый путь открылся узким проходом, уходящим вглубь, где воздух становился суше, а тьма – осознанной. Это уже не была темнота пещеры или подвала. Это была темнота выбора. Пространство между решениями. Проход не имел дверей. Камень отступил сам, уступая путь. Алиса прошла внутрь, и тишина сразу сменилась звоном. Не металла – разума. Будто её мысли отражались от стен, резонировали, искажались, словно голос в кривом зеркале. Стены были гладкими, но на каждом шаге она чувствовала дрожь. Как если бы под кожей коридора проходили токи, не физические, а энергетические. Неизвестные знаки вспыхивали и гасли вдоль прохода, как если бы кто-то – или что-то – пробуждало их, реагируя на её приближение. Свет кулона отзывался вспышками, как маяк, не освещающий путь, но подтверждающий: она движется туда, куда должна.

Прошла минута. Или час. Время здесь перестало существовать. Пахло сухими травами, пеплом и углём. Воздух, спертый и неподвижный, казался старше, чем она сама. Алиса остановилась, когда коридор неожиданно расширился. Перед ней открылось помещение. Каменный зал с высокими арками, увитыми резьбой – не просто орнаментами, а письменами. Древний язык. Она не понимала его, но чувствовала ритм. Как будто эти слова уже звучали в её снах, в голосе пламени. Посреди зала – круглая платформа, выложенная чёрным обсидианом. На ней – зеркало. Настоящее, с потемневшей амальгамой, трещинами по краям, тонкой пылью, но всё ещё отражающее. Алиса приблизилась, и поверхность задрожала, будто предчувствуя её приближение.

Её отражение не соответствовало ей. Та, что смотрела из зеркала, была тенью. Похожей. Но более взрослой. Более уставшей. Более… целеустремлённой. В руках у отражения – меч. В глазах – уверенность, почти жестокость. Но взгляд был не направлен на неё. А сквозь. Через стены, через время. Отражение двигалось с замедленной точностью, словно знало, что делать. Алиса подняла руку – отражение не повторило движение. Её сердце пропустило удар. Тело остыло. В зеркале отразилась не она. То, что стояло перед ней, было собранием тех, кем она могла бы быть. Или уже была.

И тогда зеркало дрогнуло. На его поверхности пошли волны, словно отражение тронул ветер. Из глубины пошёл голос. Женский. Хриплый. Тот самый, что звенел в её памяти. Но теперь – яснее. Ровнее. Глубже. Он не звал. Он констатировал факт.

– Не бойся. Ты уже здесь.

Слова не были утешением. Они были приказом. Завершением пути, который не имел возвращения. Отражение двинулось. Сделало шаг – и вышло из зеркала, но не в физическом смысле. Оно не стало телом. Оно стало воспоминанием. Алиса ощутила, как в ней что-то расщепилось. Как две реальности наложились друг на друга. Появились воспоминания, которых не было. Лица. Битвы. Слова, произнесённые в темноте. Обеты, принесённые у алтарей. Кровь на ладонях. Огненные клятвы. И она. Селена. Всё это – единое. Не через прошлое. Через суть. Через кровь.

Алиса стояла перед зеркалом и не знала – кто она теперь. Только знала, что зеркало больше не отражает. Оно стало пустым. Как дверь. И внутри – снова зов. Другой. Глубже. Не голос. Инстинкт. Она поняла, что теперь не имеет смысла ждать, колебаться, анализировать. Время прошло. Стекло не было твёрдым. Оно дрожало, как вода. Она шагнула вперёд. Внутрь отражения. Оно не сопротивлялось. Оно приняло её, как ночь принимает огонь – без шума. Без всплеска. Без следа.

И она исчезла.

На поверхности зеркала остался лишь отблеск. Тонкий. Красный. Как вспоминание о пламени, которое уже поглотило дом, но ещё живёт в его стенах. Он пульсировал – как угасающий сигнал или предостережение. И зеркало стало снова пустым. Но тьма, стоящая за ним, только начиналась.

Темнота по ту сторону зеркала не была пустотой. Она дышала. Не воздухом – чем-то более плотным, чем-то древним. Словно сама материя, из которой были вырезаны легенды, растекалась по коже, забираясь под ногти. Она не толкала Алису назад, не тянула вперёд. Просто ждала. Обволакивала, прислушивалась, впитывала её шаги, как если бы пространство само собирало доказательства её присутствия. Здесь не было ни стен, ни потолка, ни пола – только плотный жар, пульсирующий в такт её дыханию. Он исходил отовсюду, напоминая жар кузни в тот миг, когда железо только-только начинает поддаваться ударам. Алиса не шла – её несли, или она двигалась по воле этого жара. В груди – пепел. В пальцах – тишина. А внутри – зов, точный, как приговор, выжженный под рёбрами.

Очертания возникли постепенно. Они не были построены – они вспоминались. Свет прорезал тьму изнутри, как если бы её воспоминания сами вырезали контуры зала. Стены – ритмичные, вибрирующие, как рёбра существа, дышащего в такт древнему ритуалу. Эти стены не были каменными. Они были живыми. Из ткани памяти, из сгоревшего шёлка воспоминаний. По ним струились знаки – алые, пульсирующие, будто по венам. Они не были письменами, они были голосами. Слова без звука, которые прожигались в сознании, оставляя вкус меди на языке.

Перед ней возник круглый зал, будто парящий в пустоте. Он был не выстроен – выношен. В центре – пьедестал, но он не возвышался. Он дышал. Алиса подошла. Почувствовала жар, поднимающийся от него, как дыхание чьей-то воли. На пьедестале не было предмета. Только сгусток. Как плотная искра, как сжатый плач пламени. Оно пульсировало. Не ровно – живо. Не светилось – горело. Она не могла понять, откуда знала: это – Первородная. Искра. Та, из которой началась кровь. Та, в которой Селена сожгла своё имя. И то, что осталось от неё, теперь жило здесь. Алиса не чувствовала страха. Только оглушённую ясность. И – принадлежность. Тело её больше не было телом. Оно стало сосудом. Каналом. Местом, где огонь собирался вновь обрести форму.

Голос вернулся не как звук, а как толчок изнутри. Он не пришёл – он был. Из костей, из подъязычных связок, из самой сути.

– Почему ты пришла?

Её губы не двигались. Ответ сорвался вглубь черепа, пошёл вниз по шее, сквозь позвоночник: «Потому что не могла не прийти». Это был не выбор. Это было продолжение дыхания. Продолжение жара, засеянного веками до неё. Пламя не просит. Оно просто горит. И голос принял её молчание. Как присягу.

Зал затрясся. Знаки вспыхнули, взмывая по стенам, как струи крови по венам. Пьедестал начал раскрываться, медленно, тяжело, будто разрываясь изнутри. Искра дрогнула, взлетела. Тепло стало нестерпимым, но она не отступила. Протянула ладони. Искра опустилась в них. И в этот миг всё исчезло: стены, воздух, время. Осталась она. И то, что сжигало изнутри. Но это был не жар. Это было признание.

Внутри неё развернулся другой мир. Вспышки – как удары молота по стали. Образы. Голоса. Боль. Селена – горящая, но живая. Не первая. И не последняя. Женщины, в чьих сердцах осела искра. Их судьбы. Их смерти. Их тишина. Искра несла всё. Память стала телом. И каждая носительница вписывала в неё что-то своё. Жертва не была трагедией. Она была формой. Ценой. Заветом. Словами, вырезанными не в коже – в судьбе. Теперь пришёл её черёд. И она не отказалась.

Когда глаза открылись вновь, она стояла в том же зале. Зеркало – треснутое, покрытое сетью трещин, как паутина, натянутая между мирами. Оно отдало её обратно. Но не прежнюю. Той, что ступила в него, больше не было. На её шее кулон вспыхнул. Цвет изменился. Глубина стала иной. Искра – живая, как пульс. Но теперь – её. Гореть, значило помнить. А помнить – значило быть готовой сгореть снова.

ГЛАВА 5. ПЕПЕЛЬНЫЙ КРЕСТ

Пепел в волосах. Пепел в ресницах. Он сыпался сверху, будто кто-то терзал небо над ней, встряхивая седые крылья. Алиса стояла на границе зала, где зеркало рассыпалось в крошево. В трещинах отражались отблески прошлого – вспышки лиц, сцен, которые, казалось, уже стёрлись, но не исчезли. Они больше не вели никуда. Все двери, что были снаружи, теперь были внутри неё. Словно ключ, повернутый в замке, она стала замкнутым контуром.

Дэмиен ждал у выхода из зала. Его фигура будто вытекала из тени, глаза – тёмные, как кованое железо, блестели не страхом, но чем-то хуже – осознанием. Он молчал, не потому что не знал, что сказать. Он знал слишком много. Алиса сделала шаг. Пепел заскрипел под подошвой.

– Она приняла тебя, – произнёс он глухо, не отводя взгляда.

– Или я приняла её.

Слова повисли в воздухе, будто металл, сорвавшийся с натянутой струны. Между ними дрожала стена. Не из недоверия – из обновления. Он чувствовал: теперь в ней что-то иное. Не только сила. Не только память. Чужое – ставшее её.

Он двинулся к ней, неуверенно, словно подходил к статуе, которая может внезапно ожить. Протянул руку, почти коснулся кулона на её груди, но замер.

– Он уже не слушается меня.

– И не должен.

Они говорили короткими фразами, как бойцы, перед тем как ударить. Не агрессия – привычка. Не защита – знание. Всё, что сказано – слышится. Всё, что не сказано – слышится сильнее. И за этим молчанием уже ползло напряжение. Оно не пахло. Оно звенело. Как разогретый металл перед деформацией.

– Они придут, – сказал он после паузы, глядя не на неё, а вглубь зала, где пепел оседал на каменные арки, как мрак на кости.

– Пусть. Я готова.

– Нет. Ты готова умереть. Это не одно и то же.

В её лице не дрогнуло ни единой мышцы. Но внутри – искра. Не сомнение. Ярость. Он прав. И не прав. Она не искала смерти. Но и не отвергала её. Её пугала только незавершённость. Быть сосудом – и не разлить.

Слева вспыхнул свет. Один из настенных медальонов – те, что освещали своды, – треснул, как перегретый хрусталь. Взрыв был немой, будто мир сам подавил звук. Пламя, вырвавшееся наружу, не дало света. Только дым. Он шёл вверх, завихряясь, и оставлял после себя шлейф, напоминающий гравировку на воздухе. Алиса сжала кулаки. Они уже здесь.

Из глубины храма пришёл шорох. Не шаги – шелест. Сухой, как пергамент, что рассыпается в пыль. Голоса – едва различимые, будто кто-то говорит изнутри пересохшего горла. Не громко. Но их было много. Не десятки – сотни. Тени. Алиса знала: это не люди. Не духи. И даже не призраки. Хранители. Последние, кто помнит истинную суть Искры. Последние, кто знает, что происходит, когда она попадает в неготовое сердце.

Дэмиен шагнул ближе и резко схватил её за плечо. Его ладонь – горячая. Но не от жара. От страха. Страх был в нём всегда, но тщательно скрыт. Сейчас – вырвался. Алиса не отпрянула.

– Если они дотронутся до тебя сейчас, ты не выдержишь.

Она смотрела на него, не мигая. Говорила не губами. Говорила молчанием.

– Тогда иди. Спаси себя.

Он не ответил. Но не ушёл. И она знала: уже не уйдёт.