Пепел оседал плотнее. Становился тканью. Он заворачивал её в саван из пыли, превращая в монумент. Но под этой оболочкой пульсировал жар. Она ещё жива. И она двинулась.

Ноги будто вросли в пол, но она двигалась. Не ради себя. Ради того, что уже пульсировало внутри. Воздух сгустился. Каждый вдох – как глоток угля. Лёгкие резало изнутри. Кулон на груди бился в такт чему-то чужому. Не её сердцу. Ритму, древнему, как корни этого храма. Ритму жертвоприношений, вписанных в стены.

Первый Хранитель вышел из тени. Затем второй. Третий. Они не имели лиц. Только провалы, где когда-то были глаза. На месте рта – ровная линия. Одежда – как пепельная мантия, шевелящаяся без ветра. Они не говорили. Но воздух вокруг них шевелился, словно от дыхания. Он прожигал пол. Камень темнел. Алиса почувствовала, как трещины ползут по плитам. Они не шли. Они возникали. Врастали из стены, как корни страха.

Алиса остановилась. В самом центре. Где сходились все линии пола. Здесь, в этой точке, должно было решиться. Позади неё – Дэмиен. Впереди – ни одного живого. Только то, что осталось от памяти. От обета.

– Я не прошу, – произнесла она. Голос не дрожал. Он не возвышался. Он был как нож. – Я беру.

Это не угроза. Это акт. Констатация. Признание. В её голосе не было высоких нот. Только низкое, гулкое звучание – как гудение подземного пламени. И тени услышали. Один Хранитель отступил. Другой замер. Третий выдохнул. Звук был не шёпотом. Словно слово, забытое миром, сказали снова.

И тогда кулон вспыхнул. Не светом. Углём. Жар обжёг кожу, но не остановил её. Пламя не обвивало – вонзалось. И от его жара тени отпрянули. Не в страхе. В признании. Но они не исчезли. Они ждали. Испытание не закончено.

Алиса сделала шаг вперёд. Внутрь круга. Первый шаг. Словно чертёж начал оживать. Словно что-то древнее сквозь неё начало рисовать новую линию. Кровью. Тенью. Жаром.

Это было начало круга. Пепельного. Бесповоротного.

В центре круга стало тише, чем в гробнице. Тишина была не просто отсутствием звука – она была плотной субстанцией, вязкой, словно кровь, впитавшая слишком много заклятий. Тени застыли, будто статуи, забытые в пыли тысячелетий, и сама реальность, казалось, приостановила дыхание. Они не двигались, не дышали, но Алиса ощущала: они слушали. Не ушами. Не разумом. Искрой. Её внутреннее пламя теперь было для них как зов. Сигнал. Вызов. Угроза. Или обещание.

Она стояла в абсолютной неподвижности, как жрица, ступившая в храм собственного приговора. Камень под её ногами был тёплым – не от температуры, а от памяти. От силы, впитанной в него веками. Воздух вокруг – гуще воды, пахнущий пеплом и чем-то более глубоким, древним, как дыхание подземных костей. Он не просто давил – он пробовал её. Ощупывал, как незримый хищник. Сканировал, распознавая: ты кто? ты чего стоишь? ты зачем пришла?

Вдруг – движение. Один из Хранителей медленно, словно под водой, вытянул руку. Пальцев у него не было – лишь вытянутые, полупрозрачные щупальца пепла. Они не дрожали. Они были мертвы. Но точны. Они указывали на неё. Прямо в грудь. Туда, где пульсировала Искра.

Алиса не двинулась. Только глаза – глубже, темнее. Она не чувствовала боли. Только жар. Он усиливался, как прилив перед бурей. Кулон на груди – не амулет, а орган. Живой. Жадный. Пульсация стала неровной, почти мучительной. Каждая вспышка – молот. Словно кто-то ковал её изнутри.

– Что они ждут? – спросила она. Голос – сухой, словно выжженный дымом. Слова – не звук, а треск угля.

Дэмиен шагнул ближе. Его тень растянулась, как волчья пасть по полу. Он смотрел, не мигая. Он не пытался остановить её. Он уже не мог.

– Разрешения. Или знака. Иногда это одно и то же.

Алиса не знала, чей знак им нужен. Но чувствовала: он уже внутри неё. Спит. Или тлеет. Она медленно подняла руку, коснулась кулона. Жар пронзил кожу, обжёг подушечки пальцев. Кровь выступила быстро – алая, почти чёрная. Первый зов. Первая жертва. Своя. Этого оказалось достаточно.

Круг вспыхнул. Пол под её ногами вспух, расцвёл изнутри сетью узоров. Они не были случайными. Это были символы – древние, пепельные, как корни дерева, расползающиеся в камне. Они двигались. Жили. Пульсировали, откликаясь на её дыхание. Каждый знак будто знал её имя. И выжигал его под кожей.

Хранители двинулись. Медленно. Один – по часовой стрелке. Другой – против. Их «шаги» скребли камень, словно ножи по граниту. Алиса сжалась, но не от страха – от напряжения. Это был ритуал. Признание. И суд.

Дэмиен стоял на границе круга. Он не сделал ни шага. Он не имел права. Или не хотел. Его лицо – маска. Но губы были сжаты до белизны. Он не боялся за неё. Он боялся того, во что она превращалась. Слишком быстро. Слишком точно.

Алиса закрыла глаза. И увидела не темноту – пламя. Внутренний жар сменился видением: небо из золы, хор голосов. Женщины. Много. Они не пели – они произносили формулу. Слова без языка. Чистый ритм боли, страсти, власти, памяти. Искра откликнулась, не как раньше. Не болью. Как зов. Как возвращение.

Когда она открыла глаза, круг уже замкнулся. Хранители остановились. Они не смотрели – но видели. И приняли. Один шаг. Одна капля крови. Один пульс. Этого оказалось достаточно.

Теперь – выбор.

Из глубины зала вынырнул силуэт. Он был выше, чем все прочие. Бесплотный, но плотнее тьмы. Лик без лица. Тело – из дыма. Но в груди – свет. Пульсирующий, как ртуть. Жар исходил от него волнами. Алиса не отпрянула. Она знала: это проверка. Не враг. И не союзник. Суд.

– Кто ты? – Голос был не звуком. Он звучал внутри. Словно эхо костей.

– Я та, кто несёт. Не та, кто просит.

Ответ сорвался, как крик изнутри. Её голос, но не её. Слова – как программа, заложенная в кровь.

Существо подошло ближе. Из груди его вытянулся светящийся сгусток – не материя, но суть. Он дрожал, как сердце. Алиса протянула руку. Пальцы покрылись трещинами, лопнули сосуды, боль хлестнула в локоть, но она не отдёрнула руку. Соприкосновение было беззвучным. Но пульс в груди сорвался. Остановился. И рванулся. Кровь вскипела. Крик застрял в горле. Она сгорела – но не исчезла.

Существо исчезло. Ветер прошёл по залу. Горячий, как дыхание вулкана. Пепел взвился, описал круг и рассыпался. Воздух очистился. На миг – полная тишина. И голос. Только для неё:

– Первый круг пройден. Но впереди – ещё восемь.

Пепел ещё не осел, когда Алиса почувствовала – земля под ногами начала вибрировать. Едва уловимо, но с каждой секундой дрожь усиливалась, будто под храмом просыпалось что-то массивное, из тех глубин, куда даже тени боятся заглядывать. Свет от кругов на полу начал тускнеть, как умирающая искра в глазах умирающего зверя. Хранители не шевелились. Но Алиса чувствовала: теперь они ждали другого. Новый круг. Новое испытание. И этот – будет личным.

Воздух стал плотнее, как будто времени стало меньше. Он давил на виски, проникал в рот, заставлял глотать пыль и жар, выжигающий слизистую. Алиса сжала зубы. Сила внутри билась в грудную клетку, будто птица в ловушке. Но теперь она уже знала, что это не клетка – это кузня. И Искра – не дар. Это инструмент. Острое лезвие, которое режет и ту, кто держит его, и тех, кто встанет на пути. И если ты не закалишь себя – станешь тлеющим пеплом среди углей.

Дэмиен шагнул ближе. Но только на шаг. Его пальцы дрожали. Он не дышал – или просто разучился. Глаза не сводил с неё. Губы сжаты, словно каждая фраза – это приговор, который нельзя произнести.

– Тебе нужно время.

Алиса отвернулась. Внутри неё время шло иначе. Оно не шло – оно сжималось. Как удавка. Каждый круг будет не просто сложнее. Он будет требовать часть её плоти, часть её воли. И если что-то останется – это уже будет не она.

Пол под ногами треснул. Тонко. Почти изящно. Трещина разошлась кольцом. Из её сердца поднялся чёрный дым. Он не поднимался – он складывался. В фигуру. В рост человека. Без лица. Без тела. Без пола. Но с глазами. Пустыми. Белыми. Глубокими, как бездна в отражении. Новый Судья. Он дышал мраком.

– Второй круг, – сказал он. Голос был хриплым, словно кто-то говорил сквозь уголь. – Ложь.

Алиса не дрогнула. Но внутри что-то сжалось. Ей не нужно было спрашивать, что это значит. Она чувствовала. Ложь не внешняя. Внутренняя. Та, которую носишь, как тлеющую спичку в кармане, боясь вытянуть и поджечь всё, что ещё дышит в тебе.

– Назови имя, – велел Судья.

– Моё?

– Нет. Того, кому ты лгала сильнее всего.

Имя всплыло само. Без просьбы. Без обмана. Оно не было словом. Оно было раной.

– Селена.

Воздух взорвался эхом. Хранители склонили головы. Судья вытянул руку. Из неё выросла нить. Тёмная, почти чёрная. Но дрожащая, как пламя. Она поползла к груди Алисы. Коснулась. Вошла. Грудь пронзила боль. Холодная. Но изнутри.

И сцена вспыхнула. Внутри неё. В памяти. В сознании. Не картина. Опыт. Она снова была там.

Коридор. Узкий, как лезвие. Стены – закопчённые. Воздух – воняет гарью. Селена стоит у двери. Алиса – напротив. Она что-то держит в руках. Бумаги. Старые. Истёртые. Пальцы до крови вдавлены в края. Их лица напряжены. У Селены дрожит плечо. У Алисы – губы. Тогда она соврала. Не словами. Молчанием. Скрыла то, что знала. Про прошлое. Про себя. Про то, кем была Селена до их встречи. Кем могла бы остаться. Алиса видела всё снова. Слово за словом. Шаг за шагом. Куски правды, похороненные под слоем выживания.

Она вскрикнула. Но звук остался внутри. Как нож, вбитый под рёбра. Память крутилась, как заевшая плёнка. Лицо Селены всё ближе. Глаза – узнали. Но не спросили. Губы – простили. Но не услышали. А потом – пожар. Не огонь. Взрыв. И в том пламени – всё, что могла сказать, но не сказала. Всё, что разрушило бы их – или спасло.

Нить вырвалась. С дымом. С криком. С хрустом. Упала на камень. Свилась кольцами. Пепел вокруг неё замерцал. Свет плотно осел на пол, будто устал гореть.

– Ты приняла, – сказал Судья.

Алиса стояла. Ровно. Но её спина была согнута внутри. Грудь сжата. Пальцы – в крови. От ногтей. В голове – звон, как от выстрела в замкнутом пространстве. Но она не упала.

– Ещё нет, – прошептала она. – Я просто помню.

Судья исчез. Не испарился – ушёл в землю. Вниз. В трещину. Свет стал чище. Но не легче. Второй круг не завершён. Но открыт. Он теперь – в ней.

– В следующий раз, – сказал голос Хранителя, не громко, – ты не вспомнишь. Ты будешь в этом.

И тогда Алиса поняла: впереди – не сцены. Не картинки. Впереди – выборы. Те, от которых нельзя будет отступить. Которые будут её. Не как боль. Как суть. Третья трещина на полу затрепетала. И пепел – зашевелился вновь.

Третий круг приближался.

Пепел поднялся не всплеском, а спиралью. Медленно. Ритмично. Как дыхание существа, ещё не решившего – пощадить или сжечь. Трещина на полу расширялась, раскрываясь, как рана, и из неё начал подниматься свет. Он не был белым – скорее, стальным, с синеватым отливом, как клинок на морозе. Хранители отступили, впервые нарушив свой круг. Один из них наклонился – не как слуга, как воин перед неизбежным. В зале пахло озоном и кровью. Признаком грозы и старой, не затянувшейся боли. Камень под ногами начал подрагивать – не от землетрясения, а как будто кто-то изнутри прикасался к нему, зовя.

Алиса ощущала, как Искра внутри отзывается на новый импульс. Не болью. Предвкушением. Оно пульсировало в ключице, обжигало позвоночник, пробегало искрами по рукам. С каждым вдохом она становилась ближе к тому, что в глубине себя всегда отказывалась признать: её природа не в поиске ответов, а в разрушении границ. Даже если за этими границами – она сама. Даже если за ними – всё, что она любила. С каждым ударом сердца всплывало не имя – голос. Из глубины её крови. И голос этот ждал.