– Ты можешь идти дальше, – сказал он. – Но ты несёшь её. Её след. Её пульс. Каждое твоё слово – её звук. Каждая боль – её путь. Ты уже дверь. Осталось – решить, в какую сторону она откроется.

– А если я не пойду?

– Тогда станешь зеркалом. Как они. Живой, но застывший. Смотри – вон та женщина когда-то была целителем. Хотела спасти сестру. Поверила, что Сердце даст ей силу. Оно дало ей правду. Что она всегда желала контролировать, а не лечить. Она не приняла это. И осталась. Вечно.

Дэмиен не говорил ни слова. Но взгляд его не покидал Алису. Он видел, как дрожат её пальцы. Видел, как пульс на шее совпадает с ритмом стены. Он знал: времени осталось немного. Но выбора – ещё меньше.

– Я иду, – произнесла она. Чётко. Без пафоса. Как приговор.

Хранитель кивнул. Его пальцы – костлявые, обожжённые – раскрылись. Из ладони упала капля. Тёмная, как смола. Она ударилась о пол, не расплескалась – а раскрылась. Сформировалась в узор. Символ. Невозможный, но читаемый. Дверь. Из живой ткани.

– Иди, – шепнул он. – Но помни: чем ближе к Истоку, тем тише твой голос. А её – громче. И ложь – всегда поёт красивее.

Алиса сделала шаг. Пол под ногами сменился. Камень стал мягче. Мясистый. Почти дышащий. Она не шла – скользила вперёд, как по горлу чудовища. Дверь дрогнула. И раскрылась.

Свет был серым. Не светом. Воспоминанием о нём. Или его имитацией.

И всё внутри Алисы стало тише. Потому что дальше начиналось не другое место. А другое «я».

Они вошли. Дверь за спиной сомкнулась без звука. Как веко, медленно прикрывающее мёртвый глаз. Ни щелчка, ни скрипа. Просто – тьма обняла их, и назад стало невозможным. Не страшно. Не жутко. Просто необратимо.

Камера, в которую они ступили, была пуста. Но не безмолвна. Она дышала. Не звуком – кожей. Ни стен, ни пола, ни потолка. Пространство – аморфное, гулкое, будто внутренность черепа. Свет не падал сверху – он вытекал из воздуха. Мутный, дрожащий, как дыхание младенца в лихорадке. Стены, если их можно было так назвать, были как мышцы, натянутые на хрупкий костяк. Словно само место собиралось в кулак.

– Где мы? – Алиса говорила вслух, но звук не вернулся. Не эхо. Не ответ. Он просто исчезал, будто его глотало само пространство.

– Там, где Сердце не бьётся, – Дэмиен держался рядом. Плечо к плечу. Он не касался её – он защищал. Или напоминал: они всё ещё вместе. – Здесь нет времени. Здесь есть только выбор.

Из пустоты выросла платформа. Без звука, как будто она всегда была там, просто раньше не замечалась. Поверхность – серый металл. Без швов, без царапин. Нечеловечески ровный. В центре – кресло. Небольшое. Похожее на то, в котором сидел хранитель, но без присутствия. Только ожидание.

Рядом со столом – ещё один объект. Массивный, как алтарь. И на нём – предметы. Семь. На первый взгляд – случайные. Но ни один из них не был чужим. Алиса знала их. Узнавала не умом, а телом. Каждая вещь отзывалась в ней, как нерв, к которому прикоснулись слишком остро.

– Что это? – прошептала она, и голос дрожал не от страха, а от знания. Ответ был внутри неё. Но она всё равно ждала, чтобы его услышать вслух.

Дэмиен наклонился. Его пальцы коснулись ножниц. Детских. Пластиковых, с тупыми концами. Но лезвие – покрыто тонкой коркой засохшей крови. Запах – не гнилой, не свежий. Воспоминание. Запах вены на запястье, которую кто-то когда-то пытался перерезать – не чтобы умереть, а чтобы чувствовать.

– Это твои узлы, – произнёс он. – Память. Выбор. Боль. Ты должна разорвать хотя бы один. Или – принять все. Они ведут к Истоку. Но ты не знаешь, кто ты, пока не прикоснёшься.

Алиса медленно провела пальцами по остальным. Второй предмет – брошь. Из чёрного железа, с расколотой эмалью. Её мать носила такую. Или ей снилось. Третий – письмо. Конверт потемневший, как если бы его держали в огне. Внутри – фраза: «Ты не должна была выжить». Почерк – её. Но написан слева направо. Как в зеркале.

Четвёртый – ключ. Тяжёлый, обугленный, с отпечатком на ручке – словно его сжимала чья-то ладонь и никогда не отпускала. Пятый – кольцо. Разломанное пополам, словно кто-то не снял, а раскусил его. Внутри – гравировка, почти стёртая: «Вернусь, когда…» – остальное исчезло.

Шестой – глазное яблоко. Искусственное. Холодное. Оно лежало на подставке, но ощущалось, будто наблюдает. Без век. Без намерения. Просто – фиксирует.

Последний – осколок стекла. Прозрачный. Острый. В нём – лицо. Виктория. Замёрзшее. Безмолвное. Но её губы шевелились. Едва заметно. Алиса видела: Виктория говорит её имя. Не кричит. Не зовёт. Просто – помнит.

– Это не испытание? – спросила Алиса. Пальцы сжались. Под ногтями – кровь. Своя.

– Нет. Это карта. Каждая вещь – путь. Но все ведут вглубь. Ни один – назад.

– Если я выберу не тот?

– Тогда не выйдешь. Или выйдешь не собой. И тогда будет поздно. Для всех.

Алиса протянула руку. Сначала – к стеклу. Виктория. Но в последний миг – пальцы дрогнули. И опустились на кольцо. Металл – холодный, как обещание. Пульс ударил в ладонь. Не её пульс.

– Это было у меня, – прошептала она. – Когда я верила, что семья – это убежище. Что любовь – не ловушка. Я носила его, пока не поняла: оно держит меня, а не я его.

Дэмиен молчал. Но она чувствовала: он рядом. И он слышит. Он знает, что решение – не выбор. Решение – принять, что путь не вернёт её. Что назад теперь – это ложь.

– Я беру его, – сказала она. – И принимаю боль. Не как наказание. А как якорь. Чтобы не утонуть в ней.

Кресло ожило. Метка вспыхнула. Та же, что на груди Алисы. Свет в зале стал гуще. Воздух дрогнул. Где-то в глубине – звук. Скрежет. Или крик. Или… дыхание. Задержанное, как перед рывком в бездну.

Алиса знала: теперь всё изменилось. Не за дверью. Внутри неё. Сердце услышало. И ответило.

перепиши 3 часть 8 главы, увеличь текст в 2 раза. добавь больше деталей. Но пиши все так чтобы это было логично. Не используй слова паразиты и не добавляй "воды" в тексте. раскрывай сюжет. Пиши сразу так как это будет выглядеть в книге. Учитывай план книги и логику мира.

Они вошли – не через дверь, не сквозь проход, а будто провалились в живую ткань. Воздух внутри был густым, как запекшаяся кровь. Он не дышал – он вибрировал, передавая дрожь их телам. Пахло не тлением и не сыростью, а чем-то древним, как будто кость, пролежавшая тысячу лет под землёй, вдруг начала гнить.

Перед ними возник купол. Полупрозрачный, исполосованный внутренним светом, будто под поверхностью медленно ворочалось нечто огромное. Сердце. Настоящее. Подвешенное в воздухе, будто у него не было ни вен, ни тела – только воля. Оно пульсировало, и с каждым ударом от него исходила волна: не звуковая, не световая – эмоциональная. Как будто само пространство моргало.

Под ногами вновь была та самая живая кожа. С каждым их шагом она вибрировала, как мембрана. Алиса остановилась – метка на груди вспыхнула болью. Не режущей. Внутренней. Признательной. Сердце знало, что она здесь.

– Это оно? – её голос дрогнул. Плоский, хриплый. Словно она говорила сквозь собственные кости.

Дэмиен не ответил сразу. Он подошёл к куполу, склонился. Его лицо напряглось. Брови сошлись. В глазах не было страха. Только уважение. Почти религиозное.

– Сердце Места. Не аллегория. Не метафора. Оно было здесь всегда. И всегда ждало. Только теперь оно болеет.

Он указал на трещины, расходящиеся по стеклянной поверхности купола. Из них сочился дым – густой, почти вязкий. Он не поднимался вверх, не растворялся – он тянулся к полу, обвивая пространство. Шептал. И этот шёпот проникал под кожу.

– Это… заражение? – Алиса чувствовала, как ноги дрожат. Но не от страха. От тяжести. Воздух стал плотнее.

– Не вирус. Не проклятие. Это всё, что оставили здесь до тебя. Боль. Предательство. Ложь. Оно помнит всех. Оно собирает остатки и перерабатывает. Только сейчас… оно не справляется.

Вдоль одной из стен поднялась металлическая панель. Семь символов. Один – сиял. Серебряный. Кольцо. Выбор Алисы. Остальные – безжизненны.

– Первый шаг пройден, – сказал Дэмиен. – Но ты не можешь приблизиться просто так. Сердце требует. Не крови. Не боли. Части тебя. Той, которую ты ещё держишь.

– Что, если я не знаю, что это? – её голос был тонким. Почти детским.

– Знаешь. Просто ещё не готова назвать. Но Сердце знает. Оно укажет.

Алиса закрыла глаза. Метка на груди пульсировала. Каждый удар отзывался в голове чужими голосами. Короткие фразы. Крики. Смеющиеся шёпоты. Фразы, которые она когда-то произнесла, забыв. Или те, что ей когда-то сказали – и она не простила.

Она протянула руку – неосознанно. Достала из-под плаща платок. Потёртый. Синий. Выцветший. Отец дал ей его, когда она боялась спать одна. На нём запах моря. Мыла. И лёгкий табачный шлейф – всегда прятался в складке ткани. Платок стал её оберегом. Но больше – якорем. Символом того, что она всё ещё верила: он где-то жив. Где-то помнит.

– Если я отдам это… – начала она, но голос сорвался.

– Ты больше не сможешь чувствовать его так, как раньше. Не будешь вспоминать – будешь помнить. Без тепла. Только суть. Только правду.

Она приложила платок к горящему символу. Поверхность панели впитала ткань. Символ потух. Свет внутри купола вспыхнул. Сердце сжалось. Пульсация стала реже – но глубже. Звук, как грохот камня, упавшего в бездонный колодец, эхом разнёсся по залу.

Купол исчез. Растаял, как лёд. Алиса сделала шаг. Ткань мира дрогнула. Пространство стало влажным, как подземелье. Тепло исходило не от воздуха – от Сердца. Оно было живое. Оно чувствовало.

– Не назад, – прошептал Дэмиен. – Никогда.

– Я и не собиралась, – ответила она.

И вошла. Не в структуру. В суть. Внутрь Места.

Темнота встретила её, как мать – забытая, но всё ещё теплая. Не тьма, что пугает детей. Другая. С густотой, вязкой и плотной, как кровь в момент остывания. Внутри не было света, но было зрение. Оно не зависело от глаз – скорее, от памяти. Алиса чувствовала контуры, слышала формы. Каждый её шаг отзывался внутри, будто шагала по собственной черепной коробке.

Стены дышали. Медленно, с хрипом, будто умирающее существо пыталось вдохнуть их присутствие. Пространство изгибалось. То расширялось, то сжималось. Давление менялось, как настроение в голове безумца. Алиса остановилась. Протянула руку – пальцы коснулись прохладной, почти масляной поверхности. Мгновенно отпрянула. Стена вздрогнула. Словно ей было больно.

– Мы внутри его памяти, – голос Дэмиена прозвучал позади, как удар ножа. Резко. – Здесь собирается всё отвергнутое. Несказанное. Несбывшееся.

– Значит, мы среди лжи? – еле выговорила Алиса. Горло пересохло. Слова царапались.

– Среди правды, которую не осмелились признать. Это – хуже.

Перед ними открылся коридор. Узкий, спиральный. Пол – скользкий, как стекло, но хрустел под ногами, будто внутри были кости. В стенах – пульсации. Как артерии. Или сонные артерии. И с каждым пульсом – голос. Обрывки. Детские шепоты. Женские крики. Мужской смех. Слова на незнакомом языке, но Алиса понимала. Внутренне. Как понимание боли до её осознания.

Вдруг – лицо. Неожиданно. В темноте. Рядом. Без плоти. Только светящиеся черты. Глаза – чёрные провалы. Улыбка – разорванная. Алиса не закричала. Она моргнула. И оно исчезло.

– Образ, – Дэмиен не шевельнулся. – Не её. Не твой. Место вбирает всё.

– Зачем?

Он не ответил.

Коридор сжался. Потолок склонился, как лицо над умирающим. Тени тянулись с обеих сторон. Не статичные. Движущиеся. Кривые, будто вырезаны ножом из плоти. Каждая – часть воспоминания. Чужого? Своего? Алиса не знала. Но одна тень шепнула её имя. Её детским голосом.

Появился проём. В нём – символ. Спираль, разорванная на семь частей. Касательная в форме кольца. Алиса провела пальцем. Метка на груди вспыхнула. Пространство вздрогнуло.

– Я иду одна? – спросила она. Вопрос прозвучал почти как констатация.

– Это твоя часть. Я не могу вмешиваться. Если потеряешься – зови. Но не жди, что я отвечу.