Она шагнула внутрь. Тепло. Потом – жар. Затем – покой. Комната открылась перед ней, как рана. Пыльная. Вымершая. Узкая кровать. Обугленное зеркало. Ткань – разодрана. Плед сгоревший. Подушка – в пятне. Буром. Почти чёрном.

На полу – кукла. Без глаз. Алиса наклонилась. Узнала её. Когда-то она потерялась. Потом отец сказал: «Она сама ушла». А мать молчала.

Зеркало. Разбито. Но в нём – лицо. Не её. Виктория. Младше. Без макияжа. В пижаме. Она держала в руках лист. Записка. Алиса пыталась прочесть, но строки смазывались. Однако взгляд Виктории был ясен: обида. Тоска. Расплата.

Алиса дотронулась до зеркала. Пальцы дрожали. Холод пронзил ладонь. На стекле – надпись, проступившая изнутри:

«Ты смотрела. Но отвернулась.»

Отражение исчезло. Пространство сжалось. Воздух стал вязким. Алиса чувствовала – это был не сон. Это было обвинение. Не со стороны. Изнутри.

Когда она вышла обратно в коридор, Дэмиена уже не было. Тишина была полной. Липкой. Она осталась. Но сердце – Сердце – всё ещё билось.

И с каждым его ударом она чувствовала: ближе. К правде. Или к последней лжи.

Коридор вытянулся вперёд, как вена, наполненная чужой волей. Воздух сменился: пахло чем-то щемяще-знакомым. Смесью ландыша, перекиси и сгоревших волос. Память мгновенно подтянула ассоциации – больничные палаты. Комнаты, где не говорят вслух. Где ждут, не дыша.

Алиса шла медленно. Стены стали жидкими. Буквально. Текли вниз. Обнажали не кирпич, не плоть, а лица. Множество лиц. Как будто она шла по срезу памяти, и каждый сантиметр был чьим-то воспоминанием. Чужие глаза следили за ней, не мигая. Рты раскрывались, шептали. Без звука. Только губы. Только имена.

Её имя. Всюду. В каждом дыхании. В каждом изгибе стен.

Впереди – круг. Выделенная зона, подсвеченная мягким синим светом. В его центре – фигура. Женская. Неподвижная. Согнутая в коленях. Тело будто из глины, высохшее, покрытое тонкой сетью трещин. Но Алиса узнала её сразу.

Виктория.

Только не та, которую она знала. Младше. Хрупкая. Лишённая защиты. Её волосы касались пола. Руки сцеплены, как в молитве. На коже – следы ожогов. Стёртые символы. Но лицо – спокойное. Почти мирное.

Алиса сделала шаг. Пол дрогнул. Под её ногами проступили отпечатки. Детские ладони. Они вели к Виктории. Как следы тех, кто когда-то звал её. Или… был принесён.

– Она осталась здесь, – произнёс голос. Женский. Глухой. Будто шептали через ткань. – Пока ты закрыла глаза.

Тень вышла из стены. Женщина без черт лица. Только свет в груди. Бледный, пульсирующий. Она не угрожала. Просто была. Как немой приговор.

– Я не знала, – выдохнула Алиса. – Я… была ребёнком.

– А теперь? – спросила тень. – Готова смотреть?

Алиса подошла к Виктории. Круг под ногами запульсировал. Пальцы сестры дрогнули. Лишь на миг. Потом затихли.

– Виктория… – Алиса опустилась на колени. Губы дрожали. – Я не могла тогда… Я боялась. Я отвернулась.

Глаза Виктории открылись. Медленно. Они были пустыми. Без зрачков. Без страха. Но внутри – не мрак. Глубина. Отражение.

– Ты смотрела. Ты знала. И ты позволила, – голос был её, но старше. Усталый. – Ты пошла дальше. А я осталась здесь. В этом слое. В этой петле. Снова и снова.

Алиса хотела коснуться её руки, но вспышка света отбросила её назад. Крик. Не Виктории. Детский. Пронзительный. Пространство задрожало. Круг начал сжиматься.

– Что происходит? – Алиса встала. Дрожа. – Я пришла, чтобы…

– Чтобы что? – перебила тень. – Принести цветы на руины? Или забрать то, что удобно звать искуплением?

Алиса смотрела на сестру. На свою боль. На то, что никогда не получит завершения.

– Я пришла, чтобы не врать. Ни себе. Ни ей. Ни этому месту.

Тень кивнула. Впервые. И исчезла. Виктория поднялась. Медленно. Лицо её было другим. Похожим. Но… целым. Она подошла к Алисе. Встала рядом. Молча. Без упрёка. Без прощения.

– Ты помнишь, – сказала она. – Этого достаточно. Для начала.

Алиса почувствовала, как на ладонь лёг вес. Тяжёлый. Пульсирующий. Камень? Нет. Фрагмент. Кусок стены. Сердца. Символ выбора.

– Один шаг ближе, – прошептала Виктория.

И исчезла. На этот раз – полностью.

Алиса осталась одна. В круге, где следы детских ладоней больше не светились.

Алиса стояла в пустоте, где ещё миг назад был круг, залитый светом. Следы исчезли. Тишина опустилась, как пепел. Но это была не простая тишина – она звенела в ушах, будто предчувствие, будто вопрос, на который не хватало дыхания, чтобы ответить. Что-то изменилось. Внутри неё. Или внутри этого места. Пространство под кожей дрогнуло, как напряжённый нерв.

В ладони у неё – камень. То, что оставила Виктория. Он был похож на кусок стены, но пульсировал, словно живой. Гладкий, тёплый, влажный, как чужое дыхание. Он бился в такт её сердцу – или наоборот, её сердце подчинилось ему. Алиса не знала, чей это пульс. Но знала: отпустить его нельзя.

Она сделала шаг вперёд. Резкая смена картины. Пласт реальности рухнул, как зашторенный занавес. Перед ней возник мост. Узкий, бесконечно вытянутый. Он висел в воздухе, не опираясь ни на что. Под ним – бездна. Не просто тьма, а отсутствие всего. Даже времени. Даже самого места. Мрак над головой был не менее живым: он шевелился, как ткань на ветру, хотя ветра не было.

Мост был тонким, как лезвие. Острым. Но её шаги были точны. Она не колебалась. Не потому что не боялась. Потому что знала – падать дальше уже некуда. Всё, что было до этого, уже забрало своё.

На другом конце – арка. Плетение ветвей. Они пульсировали, будто сплетены из живых жил. Когда Алиса приблизилась, арка неохотно разомкнулась. С треском, с судорогой, как рот, открытый для последнего слова. Алиса вошла внутрь.

Сад. Искусственный, вымерший. Цветы – как восковые, без запаха. Их лепестки не колыхались. Даже воздух не двигался. Всё замерло, как иллюстрация. Природа без дыхания. Мёртвая красота. Деревья стояли прямо, как копья, их кроны не отбрасывали тени.

В самом центре – фигура. Она. Её копия. Только без пыли прошлого. Без следов страха. Без вины. Гладкая, ровная, завершённая. Глаза закрыты. В руке – нож. Лезвие ржавое. Или испачканное кровью. Алиса не могла определить, что хуже.

– Я ждала, – сказала она, не открывая глаз. Голос прозвучал, как изнутри.

– Кто ты? – Алиса не приближалась. – Ещё один образ? Очередная тень?

– Последняя. Я – ты. До. Всего. До боли. До предательства. До Сердца.

– Но я уже выбрала.

– Нет. Ты признала. Это не одно и то же. Здесь нельзя просто понять. Здесь нужно отдать.

Алиса сделала шаг ближе. Воздух затрепетал, как кожа под лезвием. Цветы задрожали. Их белизна начала темнеть, впитывая чёрный пепел. Лепестки стали похожи на раны.

– Что ты хочешь?

– Не я. Место. Оно требует обмена. Ты принесла ему память. Но можешь оставить боль. Или вину. Или себя.

– И что получу я?

– Тишину. Покой. Пустоту.

Копия протянула руку. В ней – такой же камень. Треснутый. Из щели вытекала капля – вязкая, густая, почти чёрная. Падала медленно, но не касалась земли.

– Ты держишь боль, – сказала она. – Она будет с тобой всегда. Или можешь отдать. Место примет. Оно любит такие вкусы.

Алиса смотрела на отражение. Оно было безупречным. Слишком. Как хирургически вырезанная версия её «я». Без памяти. Без ошибок. Без правды.

– А если я не соглашусь?

– Тогда уйдёшь с этим. – Кивок на камень. – И он будет расти. Ты ведь чувствуешь. Уже начал.

Алиса сжала свою версию артефакта. Он нагрелся, как железо, оставленное на солнце. Пульсация перешла в боль. Тонкую. Почти сладкую.

– А ты? Что станется с тобой?

– Я стану стражем. Или эхо. Или тем, что встретит следующего. Мы не исчезаем. Мы переходим в структуру.

Молчание между ними не было пустым. Оно нарастало. Копия стояла спокойно. Не давила. Не просила. Лишь предлагала – и ждала. Как сам Механизм, в котором они оказались.

Алиса подошла ближе. Почти вплотную. Отражение не шелохнулось. В глазах – ничего. Ни тьмы. Ни света. Только ожидание.

– Я знаю, что должна сделать, – сказала она. – И всё же…

Она потянулась. Их пальцы почти соприкоснулись.

И в этот миг – разрыв. Вспышка. Выдох.

– Я не отдам, – сказала Алиса.

Это было не сопротивление. Это было признание. Камень в её руке осветился изнутри. Прожигая кожу, проникая в кости. Копия вздрогнула. В её взгляде появилась трещина. Потом ещё. По лицу пошли линии, как по фарфору. Цветы зашипели. Пространство изгибалось.

И затем – распад. Лепестки разлетелись в пепел. Копия исчезла. Сад испарился. Воздух стал сухим. Гулким.

Алиса стояла одна. Но впервые – в своём теле. В своём решении. В своей истине.

Пустота, оставшаяся после сада, не была тишиной. Она дышала. Шевелилась под кожей. Бесформенная, но с намерением. Алиса сделала шаг вперёд – и пространство дрогнуло, словно от прикосновения. Контуры медленно вырастали из ничего: гладкие, полупрозрачные стены, как срезанные с памяти. Галерея. Слишком ровная, слишком тихая. Здесь не было времени. Только эхо.

Свет исходил из самого воздуха. Тёплый, туманный, будто дыхание умершего. На стенах – не картины. Фрагменты. Кадры. Фрагменты памяти, ожившие в плоти. Первое – Виктория. Ребёнок, с косами, держит её, Алису, за руку. И та отпускает. На секунду. Но именно в эту секунду всё пошло иначе. Она шагнула в дом. В то место, где он уже ждал.

Следующий фрагмент – его силуэт. Мужчина. Глаза – чёрные прорези. В руке – ремень. А чуть в стороне – Алиса. Прячется. Молчит. Тогда она боялась. Слишком. Виктория не плачет. Только смотрит. Не в прошлое. В будущее. Прямо в неё.

Третий – коридор школы. Девочка постарше. Воротник закрывает фиолетовое пятно на ключице. Взгляд – как замёрзшее стекло. Она одна. И она уже не зовёт.

Фрагменты сменяются быстрее. Алиса не двигается, но будто продвигается внутри себя. Сгоревшая комната. Тот самый день. Тот самый дым. Обугленные стены. Запах – гарь, расплавленная ткань, резина. Игрушки, будто вытекли. А посреди – Виктория. Стоит, не шелохнувшись. В руке – пепельница. Каменная, тяжёлая. Чужая. Отец мёртв. Она – нет. Но уже не живая.

– Я всё это помню, – шепчет Алиса.

Ответ – не голос. Чувство:

«Нет. Ты помнила свою версию. Теперь – их.»

Финальный фрагмент. Алиса. Сегодня. Камень в руке светится. А за спиной – Слепое Место. Внутри него – Сердце. Биение гулкое, невообразимое. Оно зовёт её. Но не как враг. Как родное. Как то, чему она принадлежит.

Галерея рушится. Стены больше не держатся. Они исчезают, как роса на стекле. Осталась только дорожка. Каменная. Уходит во тьму. Она идёт по ней. Шаги гулкие. Каждый – окончательный.

Впереди – проём. Без дверей. Без рам. Просто разрез в реальности. Алиса входит.

Внутри – Сердце.

Оно бьётся. Живое. Больше, чем здание. Гигантская масса, сросшаяся с корнями, с воздухом, с прошлым. Из него исходят жилы. Вены. Они пульсируют. И тянутся к ней.

Алиса не отступает. Сжимает камень. Слыша ритм – одинаковый. Её и его. Они совпали. Она не удивлена.

– Ты ждало меня, – шепчет она.

Ответа нет. Только ещё одно биение. Ближе. Громче. Как отклик. Как приглашение.

Алиса делает последний шаг.

Сердце раскрывается.

Сердце не было органом. Оно не было даже формой. Оно было Местом. Сгустком воли, памяти, отголосков и решений. Оно не говорило – оно внушало. В каждой пульсации Алиса слышала имена. Обрывки слов. Крики, которые когда-то сорвались с губ. Здесь хранилось всё, что было забыто, вытеснено, стерто. В том числе – она сама.

Алиса шагнула внутрь. Вены обвились вокруг неё, но не как капканы – как корни. Мягко, уверенно. Они поднимали её, не отрывая от земли, а как будто укладывая вглубь. В сердце Сердца.