Темнота не поглотила её – она приняла. Мягко, как тёплая вода, затягивающая вглубь. Не страх, а тишина. Не провал, а переход. Алиса не падала. Она шла. Сквозь пространство, где не было ни времени, ни горизонта. Только пульс. Ровный, мерный, как дыхание чудовища, спящего под землёй. Этот ритм был знаком. Он бился в её запястье, вибрировал в полах, жил в стенах – сердце дома отзывалось на её выбор.

Она шла по жиле. Не коридору – вене. Живой артерии, наполненной воспоминаниями, тревогой, забытым светом. Пространство сжималось и расширялось, как лёгкие. Она чувствовала: дом знал о ней всё. Он вел её, но не принуждал. Он показывал то, что она готова увидеть. Алиса шла в центр.

Свет возник не снаружи – изнутри. Из груди. Он не ослеплял, но делал пространство ясным. Её шаги были неслышны, но каждый оставлял за собой лёгкое мерцание. Под ногами – пепел. Мелкий, как пыльца, с примесью золы и сухих слёз. Она провела рукой по стене. Камень был тёплым, почти горячим, словно за ним билось сердце. Он поддался. Задрожал. И прошептал. Не словами – ощущением. Согласие.

Появился коридор. Изогнутый, как позвоночник. Стены – дыхание дома. Потолок – изгрызанный временем. Пол – будто промокший пергамент. Она шла, не сомневаясь, хотя с каждым шагом что-то в ней терялось. Осторожность. Иллюзии. Ложная безопасность. И на этом месте, на границе старого и нового, перед ней выросла дверь.

Старая. Деревянная. Обугленная. На поверхности – те же круги: три, вложенные друг в друга. Только теперь – внутри четвёртый. Тот, которого прежде не было. Его нельзя было увидеть. Но можно было почувствовать. Он отзывался болью в висках и тяжестью в лёгких. Как новая истина, требующая платы.

Она не толкала. Дотронулась. Пальцами. Дверь не заскрипела – растворилась. Без звука. Как если бы ждала этого веками.

За ней – комната. Без окон. Потолок терялся в дымке. На полу – круги золы. В центре – стол. Простой. Дерево, изъеденное червями. Два стула. Один – пуст. Во втором – мужчина. Спиной. Склонён над пеплом. Не пишет. Просто сидит, как будто ждал. Его плечи вздрогнули, но он не повернулся.

– Это ты, да? – тихо.

Алиса вошла. Тени отразились на полу. Пол треснул. Словно что-то в основании дома изменилось. Дэмиен поднял голову. Повернулся медленно. Лицо – уставшее. Но не испуганное. Взгляд – прямой. Узнающий. Глубокий, как вода в колодце.

– Я чувствовал. Как будто что-то во мне умирает, когда ты уходишь. А потом оживает, когда ты приближаешься. Дом… Он живёт тобой.

Она подошла ближе. Между ними – стол, усыпанный пеплом. Он шевелился от её дыхания. Как будто собирался обратно в буквы. Алиса провела пальцем по слою – и под ним вспыхнуло сияние. Огрызок былой записи. Воспоминание о словах, сгоревших задолго до них.

– Ты видел то, что я видела? – спросила она.

– Видел фрагменты. Обрывки. Но больше – чувствовал. Боль, которую не мог назвать. Образы, которые не мои. Я думал, схожу с ума.

– Это не безумие. Это дом.

В углах комнаты начали шевелиться рисунки. Сначала простые линии. Затем – лица. Её. Его. Ребекки. Виктории. И в центре – пустое. Без черт. Без имени. Без сути. Оно пульсировало. Оно требовало быть заполненным.

– Мы оба на этой стене, – сказал он. – Но ты – огонь. А я – пепел.

– Нет. Ты был искрой. Я просто догорела.

Пепел на столе вспыхнул. Из него поднялось тонкое пламя. Бесцветное. Прозрачное. Но в нём – отражения. Вспышки. Комната, наполненная светом. Девочка с лентой. Женщина в белом. Виктория. И дверь. Та самая. Закрывающаяся. Дэмиен стоит на пороге. Он не входит.

Он вздрогнул. Его голос стал шёпотом:

– Я помню. Это было раньше. До всего. До проклятия. До картины.

Алиса кивнула. Слёзы не текли – их не осталось. Но в сердце дрогнуло тепло. Непривычное. Человеческое. За её спиной шевельнулась стена. Дом слушал. Ждал.

– Тогда давай узнаем, – сказала она. – Что случится, если мы больше не убегаем.

Они взялись за руки. Пламя между ними вспыхнуло. Не обжигая. Соединяя. И в глубине пепла начал проступать новый силуэт. Не пророчество. Не предупреждение. Возможность.

Пламя между их ладонями трепетало, становясь всё ярче. Не от жара – от ясности. Оно не жгло, а проясняло. Как бы стирая границы между прошлым и настоящим, между тем, что они знали, и тем, что боялись понять. Всё, что скрывалось за дымкой памяти, медленно начинало проступать сквозь ткани времени, и Алиса чувствовала, как напряжение в доме меняется. Он перестал ждать. Он начал подстраиваться. Как зверь, что принюхался к новому запаху и теперь замирает – перед прыжком.

Тонкий свет начал стелиться от их пальцев по полу, словно след, оставляемый шагами света. Он втекал в трещины, оживлял угасшее, пробуждал забытое. Пепел дрожал. В нём вспыхивали отголоски – как искры в темноте, неуловимые, но несущие форму. Вокруг них тени начали вращаться. Медленно. Беззвучно. Не угрожающе, а обрядами. Они были частью механизма, приводимого в движение не временем, а истиной. Древняя сцена начинала разворачиваться заново.

– Мы изменили что-то, – прошептал Дэмиен, и его голос, казалось, стал эхом, вплетённым в ткань пространства.

Он смотрел на стены, где теперь проступали новые образы. Они больше не были просто зрителями. Теперь – творцы. На гладкой поверхности проступали не просто картины – воспоминания, сцены, отрезки жизней, сплетённые в спираль. И в центре – они. Алиса и Дэмиен. Но образ был зыбким. Он не застывал. Он искал форму.

Алиса отпустила его ладонь и подошла ближе к стене. На поверхности проступали слои, как кольца на срезе дерева. Один – Виктория, у дверей. Лицо её в полутени. Руки – в чёрных перчатках. Огонь в её глазах – не страх, не раскаяние. Решение. Второй слой – Ребекка, спящая, свернувшись калачиком, как котёнок, на коленях женщины в чёрном. Ласка и жертвенность. Третий – силуэт мужчины. Высокий. Спокойный. Лицо его было в тумане. Но ощущение – как будто он наблюдал за всем. И ждал чего-то – или кого-то.

– Это ты? – спросил Дэмиен. Его голос стал тише.

– Нет. Но он знал нас. Был рядом, когда всё началось.

Из глубины стены вышли шесть линий. Серебристые. Как жилы под кожей. Они переплетались, сходились, расходились, но неизбежно возвращались в одну точку. Центр. Алиса. Её рука задрожала. Она узнала схему. Это не просто хроника. Это структура. Дом показывал не то, что было. То, что сплелось. Переплетение судеб, решений, ошибок и откровений. Каждый узел вёл к ней.

– Это не только о прошлом, – сказала она. – Это о том, что будет, если мы не сделаем выбор.

– Или сделаем не тот.

Дом, казалось, услышал. Пульс стал гулким. Стены дрогнули. Свет сжался. Картины затуманились. Пространство изменилось. Как перед грозой. Воздух запах гарью. Сладковатой. Слишком знакомой.

– Он чувствует, что кто-то входит, – шёпотом сказал Дэмиен. – Здесь кто-то чужой.

Алиса напряглась. Шагнула назад. Из трещин стен начала сочиться копоть. Пламя, которое прежде было ясным, стало чёрным. Оно не погасло, но испачкалось. Образ на стене дрожал. Лица искажались. Изнутри проступала фигура. Женская. В кольце огня. Лицо – как вырез из зеркала. Пальцы на цепочке. Кулон покачивался. Маятник судьбы.

– Виктория, – произнесла Алиса. Но не с ненавистью. Не с болью. С тем пониманием, которое приходит, когда всё остальное обрушилось. – Она нашла путь. Или была впущена.

– Она идёт сюда?

Алиса кивнула. – Не чтобы признать. Чтобы разрушить. Она не хочет правду. Она боится её.

Из-за стены послышался глухой стук. Трещина пошла по полу. Тени, вращавшиеся вокруг, остановились. Одна из них рассыпалась, как высохшая ткань. Пространство стало зыбким. Дом колебался. Он ждал выбора. И в то же время боялся, как всякая живая сущность, потерять то, что держит его форму.

Алиса сжала руку Дэмиена. – Нам нужно быть первыми. Говорить до неё. До лжи. До вымысла. Пока дом ещё слушает.

В этот миг пламя в центре комнаты вспыхнуло. Высоко. На краткий миг – ослепительно. Всё замерло. И тогда из-за двери – шаги. Медленные. Злые. Цепкие, как когти по камню. Каждый шаг вытягивал из стен звук. Память. Вина.

Они обернулись одновременно.

И дом выдохнул.

Тайна входила в комнату.

ГЛАВА 11. ЖЕНЩИНА В ПЛАМЕНИ

Свеча на подоконнике дрожала, будто её облизал холодный ветер. Алиса стояла перед картиной, не касаясь, но слишком близко, чтобы не чувствовать. Запах – старая сажа, железо, воск – вился по комнате, как шлейф воспоминания, которого она не звала. Картина не изменилась. И в то же время изменилась всё. Фигура на холсте – «Женщина в пламени» – будто стала резче, будто ткань, которую она держала, колыхалась от сквозняка. Только в комнате не было ни одного открытого окна.

Позади послышался шаг. Один. Чужой. Но знакомый. Дэмиен остановился рядом, не прикасаясь. Просто стал её тенью.

– Здесь холодно, – его голос был тихим, слишком ровным. – Но ты дрожишь не от температуры.

Алиса не ответила. Пальцы едва касались подола рамы. Она ощущала тепло. Настоящее. От холста. Будто кто-то – или что-то – дышало с другой стороны. Треск внутри ткани был еле слышным, но он был. И сердце её – в такт. Это не просто картина. Это ловушка. Или врата. Или след. От неё – от той, что была здесь до неё. От матери? От женщины в пламени? Она больше не могла различать.

– Она живая, – произнесла с усилием. – Она чувствует.

Дэмиен молчал, изучая рамку. Его пальцы скользили по резьбе, пока не наткнулись на знакомый узор. Волна, повторяющаяся, как дыхание. Алиса замерла. Тот самый узор, который она выцарапывала на коже в детстве, в тёмных коридорах, чтобы чувствовать: хоть что-то под её контролем.

– Откуда ты это знаешь? – её голос был глухим.

– Я не знаю, – он сжал челюсть. – Я видел такой же в Париже. Под рамою картины с подделкой. Но пигмент был тем же.

– Пепел? – она обернулась. – Ты проверил?

– Да. И кое-что ещё. Следы микрокристаллов костной ткани. Человеческой.

Алиса сжала платок в руке. Пальцы побелели. Гари – не просто запах. Это кто-то. Это след жертвы. Кто-то был сожжён ради этого. Не метафора. Не миф.

Свеча качнулась. Не от их дыхания. От чего-то иного. Сквозняк, которого не было, подхватил огонь. Пламя вытянулось, коснулось потолка и погасло. На стене остались только тени. Две – от них. Третья – от чего-то незримого. Она двигалась. Независимо. Шагнула. Скользнула.

Алиса замерла.

– Не поворачивайся, – Дэмиен произнёс это так, будто знал, чем это закончится. – Не дай ей лица.

Тень между ними казалась женской. Волосы – как дым. Шея – вытянута, будто в предсмертной судороге. Её движения не были копией. Они были первоисточником. Их тени – отражением. Алиса подняла руку. Её тень осталась на месте. Но тень женщины шевельнулась, как будто звала.

– Это не отражение, – прошептала. – Это память.

Картина осталась позади. Но она чувствовала, как что-то в холсте стучит. Пульсация. Сначала редкая. Затем – в ритм её дыханию. Потом – в ритм его. В унисон. Картина дышала с ними. Или они – с ней?

Дэмиен наклонился ближе. Тени на стене слились. Его и её. И третьей – между. Женщина в пламени обнимала их. В прямом смысле. Её тень протянула руки, сомкнув кольцо. Узоры на стене стали плотнее. Появились спирали, как в старинных книгах алхимиков.

– Мы в ней, – прошептал он.

– Или она в нас, – выдохнула Алиса.

Он коснулся её руки. Осторожно. Но пальцы его были холодны, как металл. Она узнала этот браслет. Он снял его внизу, в фойе. Он не должен был быть здесь. Он не мог.

– Как он… – начала она.

– Я не надевал, – тихо ответил он.

И тогда тень Дэмиена наклонилась к тени Алисы. И прошептала. Но они молчали. Это были не они. Это были их образы. Алиса не слышала слов. Только движения губ. И знала – это было то же самое, что ей кричала женщина в пламени, когда она была ребёнком. В дыму. До того как всё исчезло.