У меня сводит живот. Мне нужно домой. Поесть чего-нибудь. Собраться с мыслями и посмотреть, что можно сделать, чтобы помочь Фэйрчайлдам. Но сначала я возвращаю свое оборудование в сарай рядом с ратушей. Если я по той или иной причине не позвоню вечером в колокол, объявляя начало смены, Генри сможет достать все необходимое и зажечь фонари вместо меня. Единственное, что я держу дома, – это одну канистру с ворванью, которую наполняю в сарае каждое утро после смены. Таким образом, выходя по утрам из дома, я первым делом гашу фонари и заправляю масленки. Ворвань стоит денег, поэтому в мои обязанности входит как можно скорее, едва рассветет, гасить огонь.

Обойдя все фонари, я возвращаюсь домой с полной канистрой, сопровождаемая заботливым спутником – теплым утренним солнцем. Когда я подхожу к нашему забору, калитка уже открыта, а дорожка, ведущая к двери, подметена от листьев. В палисаднике перед домом я замечаю салат-латук и зеленый лук. Салат долго не пролежит, в отличие от лука. Любая снедь пригодится.

Я вхожу в дом, и мои плечи никнут под тяжестью этого утра. Еще нет восьми, а я уже вымотана. Надо согреться теплой пищей. И увидеть улыбку Пру, мое надежное убежище.

– Пру, у меня ужасная новость.

Поставив канистру на пол, я стаскиваю сапоги и заглядываю в теплую комнату, где мама уже за столом пьет чай, а Пру, сияя, сидит у камина и колдует над новым рецептом хлеба. А рядом с ней у камина кое-кто еще. Гидеон.

Руки корабельного резчика сцеплены за спиной, шляпа свободно болтается на кончиках пальцев. Он поворачивается ко мне, и Пру замолкает на полуслове. Его голубые глаза пронзают меня насквозь, снимая с меня одежду, кожу, мышцы, удаляя кровь и кости, так что от меня ничего не остается. Как от китов, на которых охотятся в океане и которых затем затаскиваяют в лодки. Изрезанных и обессиленных.

«Держись подальше от Гидеона».

У нас в доме хищник. Я сглатываю комок страха и отвожу от него взгляд, и тут Пру внезапно возникает передо мной, сжимая мне руки, ее гладкое лицо озаряется трепетной надеждой.

– Ты представляешь, Темп? Гидеон – мой тайный воздыхатель.

Глава 4

Мне словно выстрелили в грудь из пушки. Я резко вдыхаю, ослабляя давление. Сердце колотится, кровь бежит по венам, желудок урчит, требуя еды. Мои глаза обшаривают комнату, всматриваясь в тени и свет, уши прислушиваются к потрескиванию пламени и скрипам в доме. Все так, как положено, и все же я чувствую, что не совсем. Как будто вышивка не по центру пяльцев. Гидеона здесь быть не должно. Здесь должен стоять молодой человек с раскрасневшимися от волнения щеками. Или один из судостроителей с мозолистыми от тяжелой работы руками. Или даже краболов, пропахший рыбой. Теперь понятно, почему все лето Гидеон писал анонимные письма. Змий.

Его темные волосы стянуты в хвост кожаным ремешком, но худое лицо обрамляют две свисающие пряди, в дополнение к козлиной бородке и усам. Он слегка мне кивает.

– Темперанс. С превеликим удовольствием, как обычно.

Его голос тих и спокоен, размеренная интонация никогда не нарушается. Тембр у него низкий, каждое слово он произносит с особым старанием и заботой, какую проявляют к домашнему животному. Даже в ратуше, когда разгораются оживленные дебаты и люди запальчиво перекрикивают друг друга, бросая слова, как гарпуны. Едва заговаривал Гидеон, как все замолкали, поворачиваясь к нему, как пловцы, попавшие в водоворот. Гидеон знает, как расположить к себе людей.

Два года назад это касалось и молодой женщины, все еще оплакивавшей своего Па и чувство безопасности, оставшееся в прошлом. Я сглатываю желчь вместе с воспоминаниями.

Дыши, Темп.

Это мой дом. Мое надежное убежище. Гидеон на моей территории, под моей крышей. Крышей, которую помогали строить своими руками Па с мамой. Пру для меня самый дорогой человек на свете. Я буду защищать ее всеми способами. У него здесь не будет никакой власти, если я не позволю.

Я высоко поднимаю голову и скрещиваю руки:

– Это вы писали моей сестре?

Он кивает. Пру стискивает мне руку и хмурится, словно прижигая взглядом.

– Почему бы нам всем не присесть за стол и не выпить чаю? Пожалуйста, Темп.

Я направляюсь к столу, не сводя глаз с Гидеона. Его движения медлительны. Рассчитаны. Он кладет шляпу на каминную полку, проводя кончиками пальцев по красному кедру. Дерево истерто и выщерблено, уцененный товар со склада лесоматериалов, который смогли себе позволить мои родители. На полке изображение Па, шилейла^[6] и засохшие цветы, которые Па подарил маме в день свадьбы. Ничего общего с прекрасными каминными полками, которые вырезает Гидеон для состоятельных семей. И все же в его внимательном взгляде чувствуется признательность. Спокойное созерцание.

Он отворачивается от камина, переводя взгляд с меня на Пру. Только после того, как Пру прочищает горло, я понимаю, что он ждет, когда мы сядем. Что я и делаю, опускаясь на краешек стула, пока Пру наливает чай из чайника в наш лучший фарфоровый сервиз и снова подливает маме. Себе она берет чашку с отбитым краем. Гидеон следит за каждым ее движением, его грудь едва заметно вздымается при дыхании. Он садится только после Пру.

– Сожалею, но у нас нет сахара. – Пру краснеет, потупившись, ее пальцы обнимают чашку.

Мне не по себе от ее неожиданного стыда.

– Все в порядке, я сахар не употребляю. – Его улыбка спокойна и сдержанна, и Пру мгновенно светлеет.

Я делаю глоток чая, не чувствуя вкуса, презирая каждую секунду этого спектакля. Я хочу, чтобы Гидеон убрался восвояси, но, поскольку он наш гость, я обязана проявить хоть каплю вежливости. В конце концов, так полагается. То, что на этой неделе в наш бюджет не заложен сахар, не означает, что у нас нет хороших манер.

Почему я оправдываюсь? Я обхватываю чашку, чувствуя, как тепло постепенно поднимается, обжигая ладони. Отвлекая меня. И почему только тайный воздыхатель Пру – это он?

– Как продвигается ваш новый заказ? – выводит меня из задумчивости голос Пру.

Я ставлю чашку на стол. Мне на самом деле интересно, что он скажет. Что бы там ни думал Генри насчет причастности Леонарда со товарищи к исчезновению Молли, но чем скорее они уберутся, тем лучше.

– Очень хорошо. Все должно быть готово и установлено к Собранию.

Пру округляет глаза:

– Так скоро! А вы нам о нем расскажете? Это ведь особенный заказ, верно?

Гидеон ставит чашку на блюдце, и это легкое звяканье кажется мне немыслимо громким. Мама вздрагивает. Пру не замечает, потому что не сводит глаз с Гидеона, который рассказывает, как срезал у себя в роще особую ветвь, чтобы превратить ее в очаровательную сирену, что он обычно и делает, когда получает заказ. Вскоре разговор переходит на другие предметы, над которыми он работает: вывеску пароходной компании, перила для лестницы мэра и новую носовую фигуру в виде русалки с распущенными волосами.

Я слушаю только вполуха, мое внимание сосредоточено на маме. Ее взгляд прикован к Гидеону. Более того, она по-настоящему смотрит на него. Она замечает его движения, воспринимает его слова. Она в полном сознании. Впервые за четыре года она проявила к кому-то хоть какой-то интерес. Пульс громко отдается у меня в ушах.

– Прекрасная русалка в открытом море сражается с волнами и штормами, чтобы найти свою любовь, – вздыхает Пру. – Все это так невероятно романтично. Не правда ли, Темп?

Пру толкает меня ногой под столом, заставляя отвести взгляд от мамы. Я возвращаюсь к разговору, к текущей теме:

– А я считаю, русалка на носу корабля – это грустно.

Пру хмурится:

– Это еще почему?

Гидеон смотрит на меня немигающим взглядом, выражение его лица нейтрально. Я делаю глоток горького чая, чтобы отвлечься, и пытаюсь унять напряжение, внезапно охватившее меня при мысли о неожиданном мамином участии.

– Вы создали мистическое, прекрасное создание, это так, но эта русалка проведет свою жизнь навсегда оторванной от воды. Каждый день она будет смотреть на море, чувствовать, как брызги падают ей на лицо, но никогда не попадет туда, куда ей хочется. Ей пользуются.

Готова поклясться, зрачки Гидеона меняют форму. От них расходятся темные точечки, похожие на лопнувшие сосуды. Но потом я моргаю, и они становятся прежними. Пронзительными и неподвижными.

– Пожалуй, я не думала об этом в таком ключе. – Пру морщится, переводя взгляд на Гидеона. – Моя версия нравится мне больше.

– Как и мне.

Гидеон отводит от меня взгляд и наклоняет голову со слащавой улыбкой. Такой же улыбкой он одарил меня два года назад, проведя пальцами по моим волосам, когда мое тело кричало мне бежать, а в ушах отдавалось шепотом предупреждение Па.

Я больше не могу выносить этот тихий фарс. Если бы паучье гнездо лопнуло у моих ног и тысячи мелких паучат заползли мне под одежду и на кожу, я бы и тогда чувствовала себя спокойней. Моя чашка звякнула о блюдце.

– Может, перейдем уже к делу? Утро выдалось трудным.

– Темп! – одергивает меня Пру.

Я лишь качаю головой.

– Молли Фэйрчайлд пропала. Не пришла домой вчера ночью.

С лица Пру исчезает раздражение, и она откидывается на спинку стула:

– О нет! Какой ужас. Есть какие-то догадки, что случилось?

Гидеон округляет глаза, край его рта чуть заметно приподымается.

– Фонарь не горел?

У меня дыханье сперло. Вот так же он посмотрел на меня на следующий день после того, как мы с Джози, еще детьми, забрались в его мастерскую. Джози захотелось взглянуть на носовые фигуры, висевшие на стенах. Он ценил резьбу по дереву и восхищался умением Гидеона создавать такие выразительные образы. Джози в то время был подмастерьем Джорджа, и его жизнь вращалась вокруг дерева. Я больше боялась, что меня застукают, и встала на стреме у двери. Было странно видеть всех этих существ и людей, таких реалистичных и застывших в неподвижности. На мгновение я забыла, что они сделаны из дерева. От безмолвных взглядов стольких глаз у меня шевелились волосы на затылке. Я была уверена, что эти фигуры вот-вот сорвутся со своих мест и бросятся на меня.

Когда на следующий день я наткнулась на Гидеона возле универмага, я забеспокоилась, что он поймет, что я забралась в мастерскую, просто взглянув на меня. Гидеон ничего не сказал, но что-то промелькнуло в его лице, когда он поймал мой взгляд. Вот как сейчас.

Мое сердце бешено колотится, а под мышками выступает пот. Гидеон задал вполне разумный вопрос, но из его уст это не кажется вопросом.

– Генри с Мэтью занимаются этим, – решаю я игнорировать его и обращаюсь к Пру, к моей опоре. – Ее отец набирает добровольцев, чтобы начать поиски.

Гидеон отодвигает стул, царапая пол, и встает. Мы с Пру следуем его примеру.

– Пожалуй, лучше я пойду и посмотрю, не нужен ли им еще один доброволец. Проверить рощу. Вот уж не думал, что это утро примет такой оборот. Учитывая обстоятельства, это ничего, если мы продолжим в другой раз?

– В этом нет необходимости, – ответ вырывается у меня сам собой. Я почти сразу прикусываю губу.

Не отступай. Не отступай.

Три пары глаз смотрят на меня, а огонь в камине все так же потрескивает. Мама все еще с нами. Я прочищаю горло, чтобы мой голос не дрожал, и заставляю себя встретиться взглядом с Гидеоном.

– Вам нельзя жениться на Пруденс. Я не даю своего разрешения.

Гидеон проводит большим пальцем по подбородку. Мама, сидящая рядом с ним, опускает взгляд.

– Темп! Как ты можешь быть такой неразумной? – Пру бросается ко мне и хватает за руки.

Уголок рта Гидеона приподнимается, но резчик отворачивается, не дав мне увериться, что я это видела.

– Ай! – Ногти Пру впиваются мне в ладони. Вряд ли она вообще сознает, что причиняет мне боль.

– Это не похоже на тебя, Темп. Ты не можешь так легко принять это решение. Справедливость требует, чтобы ты хотя бы все обдумала.