Молодец, Димар! Спасибо, что ты такой ответственный и переживаешь за своих младших товарищей гораздо сильнее, чем за собственную гордость.

Он вернулся и встал на прежнее место, исподлобья глядя на меня.

– Сними верхнюю одежду. Пожалуйста.

Знаю, что я рисковала. Что он мог разозлиться и всё-таки уйти, хлопнув дверью. Однако мне было необходимо закрепить успех, а ещё убедиться, что подобное не повторится впредь.

Тишина стала абсолютной. Все взгляды устремились на Димара. Сейчас решалась судьба приюта и каждого из нас.

Одним резким движением стянув с плеча так и не надетый до конца полушубок, мальчишка бросил его за спину. Тот упал на край подоконника и, не удержавшись, соскользнул на пол. Димар даже не оглянулся.

Зато Генас сорвался с места, поднял полушубок и, отряхнув, аккуратно положил на подоконник.

Я победила. Однако это было всего лишь сражение за авторитет и послушание. Главная битва – за сердца и уважение детей – мне только предстояла.

– Отлично, если мы прояснили все второстепенные моменты, давайте вернёмся к главному. Второе правило: покидать территорию приюта разрешается только с одобрения директора.

На самом деле оно было четвёртым в моём списке. Но после устроенного Димаром представления хотелось закрепить материал, чтобы лучше усвоился.

Дети даже не пикнули. Только искоса поглядывали на того, кто совсем недавно ещё являлся их вожаком. И в одночасье лишился своего негласного статуса.

– Правило третье: все воспитанники подчиняются внутреннему распорядку. График я составлю позже и вывешу на доску объявлений. Она будет расположена, – я обернулась в поисках удобного места и объявила: – У входной двери, чтобы каждый мог их повторить.

Думаю, в первое время это будет не лишним. Они слишком привыкли, что предоставлены сами себе. И ещё не раз попробуют прощупать границы дозволенного.

– Правила четвёртое и пятое: каждый воспитанник обязан трудиться и учиться.

При слове «учиться» среди детей снова начался тихий гул. На меня смотрели непонимающе.

– Вы не ослышались, – пояснила я. – Несмотря на отсутствие учителей, вы будете учиться. Пока у меня, Поляны и Вителея. Позже я планирую найти новый педагогов и воспитателей. Вопросы есть?

Вопросы у них были. И много. Это я видела по лицам. Однако задать их больше никто не решался. Нам всем нужно было обдумать и обсудить нашу первую «линейку».

После первого шага стало проще. Словно долго не решалась нырнуть в прорубь. Однако теперь, когда уже летела к ледяной воде, страх исчез, оставив ясную голову и желание действовать.

Предоставив детей самим себе, я направилась в кухню.

Поляна уже перемыла посуду и теперь накрывала завтрак для нас. Вителей сидел за столом. Когда открылась дверь, оба замолкли. И судя по настороженным взглядам, обсуждали как раз моё знакомство с воспитанниками.

– Доброе утро, – поздоровалась я бодрым голосом, чтобы старики сразу поняли – всё прошло хорошо.

– Доброе… – невпопад отозвались они, по-прежнему глядя на меня и не двигаясь с места.

Пришлось объяснять.

– В целом они мне понравились, – сообщила, лишь самую капельку покривив душой. – Я ожидала худшего. И большего… Почему их только девять? Приют такой большой.

– Разбежалися, – печально вздохнула Поляна, переживающая за судьбу каждого ребёнка.

– Куда?

Мне было сложно представить, куда могут отправиться сироты, у которых нет родных, дома, и которым давался единственный шанс вырасти честными людьми – этот приют.

– Дык, кто куда, – пожал плечами Вителей, поясняя: – То ль в батраки, а то ль и в тати какѝ.

– Витя! – укорила его жена.

– Что Витя? Али неправду молвлю?

– Хватит пустословить, – отрезала Поляна, ставя на стол третью миску. – Трапезничать пора да за работу.

Однако, судя по тому, как она увела взгляд в сторону после слов мужа, молвил он как раз правду.

Завтрак был очень скромным, зато сытным. Слегка жидковатая каша, сдобренная салом, и кусок вчерашнего хлеба.

Я съела всё. Сдерживаясь от желания вычистить хлебом миску, отнесла её к приготовленному тазу с водой. Вернулась за стол, чтобы допить отвар и сообщить старикам о принятом мною решении.

– Я запретила Димару таскать еду, – и снова как в прорубь нырнула.

– Как? – протяжно выдохнула Поляна, почти повторив слова мальчишки: – А что ж мы есть будем?

– То, что не украдено! – отрезала я, злясь на правоту поварихи, которую невозможно было признать.

За столом повисла глубокая тишина, нарушаемая лишь потрескиванием угольков в печи.

Каждый из нас думал о своём и при этом об одном и том же. По поджатым губам Поляны и насупленному виду Вителея я понимала, что они не согласны со мной. И молчат лишь потому, что за долгие годы службы научились не спорить с начальством.

Часть меня была с ними солидарна. Я тоже боялась. И холодной зимы, и нехватки дров, и голода, вина за который полностью ляжет на меня.

Но это была малая часть.

Потому что бόльшая понимала, невозможно быть честным наполовину. Нельзя выбрать, какие законы мы будем соблюдать, а какие нарушим. Это будет лицемерием с моей стороны. А если я сама стану лицемерить, как мне воспитать порядочных людей из моих сирот? Ведь воспитывают собственным примером.

Нравственная дилемма была решена мною в пользу абсолютной законопослушности. Без всякого лукавства и полумер.

Я пыталась объяснить это старикам. Вителей молча слушал, Поляна горестно вздыхала. Однако было очевидно, что они предпочитают сытый желудок чистой совести.

Поэтому я закончила дискуссию. Всё равно она больше напоминала монолог. Вздохи и слёзы – не аргументы.

– Поляна, давайте проведём ревизию оставшихся продуктов и составим меню, чтобы рассчитать, насколько нам хватит еды.

Повариха снова покачала головой и тяжело поднялась с места. А затем начала сносить на стол мешочки, горшочки и баночки.

Я сходила в свой кабинет за карандашом и бумагой и начала составлять список продуктов.

Четыре вида круп в разных мешочках. Я взвесила каждый на ладони – примерно по килограмму. Плюс-минус.

– Четверть пуда будет, – лишь окинув мешочки взглядом, резюмировала Поляна.

Похоже, нам привычны разные меры весов. Я начала вспоминать, что за пуд такой и сколько он в килограммах. Кажется, около шестнадцати. Раз четверть, то делим на четыре.

Значит, мы с Поляной посчитали одинаково. Я внесла крупы в свой список.

В следующем мешочке оказался сухой горох. Тоже немного. Пару раз суп сварить или кастрюлю каши. Фасоли было вполовину меньше. В грибах завелись жучки. И Поляна, расстроено поцокав языком, отложила мешочек в сторону.

В залитом сургучом горшочке переливался золотом липовый мёд. А в банке, обвязанной вместо крышки плотной холстиной, краснела мочёная клюква.

– Остатки уже. Берегу, – поделилась повариха. – Мало ль кто прихворнёт.

Я открыла крышку маленького, с котелок, бочонка. Здесь хранился весь наш запас поваренной соли, слипшийся в единый кусок, размером не больше моего кулака.

М-да, негусто.

– С подполу тоже нести, али сами глянете? – обрадовала меня Поляна.

Точно! У нас же есть ещё подпол.

– Сама гляну.

Однако радоваться я поторопилась.

Ведро картошки, с десяток луковиц и морковин. Да половина бочки с квашеной капустой. Похоже, дети тоже не слишком её любили, вот и осталась на крайний случай. Который уже давно наступил бы, если б Димар не таскал свежие продукты. Шмат сала, полкруга кровяной колбасы, целая коврига хлеба, оставшиеся после ужина, тоже лежали в подполе.

На первый взгляд казалось, что припасов у нас не так и мало. Однако стоило подумать, что это на двенадцать человек, как вернулись сомнения. Нет, в правильности своего решения я не сомневалась, вот только… не стоило ли немного подождать с запретом? Хотя бы пока я разберусь, что к чему здесь, свяжусь с высшим руководством, налажу финансовые дела и снабжение.

Однако это тоже будет полумера. Одна из тех, что я так хотела не допустить.

– Поляна, давайте составим перечень блюд, которые можно приготовить из наших продуктов, и посчитаем, насколько нам хватит еды.

– А чего тут считать, – отмахнулась повариха, – и так всё ясно: коли беречь да выгадывать, недели две, может, вытянем.

– А потом ноги протянем, – высказал наше общее опасение Вителей.

Однако я не собиралась допускать подобного. Должен быть другой выход из этой ситуации. И я его найду!

Самым простым виделось написать в Министерство народного просвещения. Если меня на должность назначили там, значит, имеют отношение к приюту. И могут надавить на совет попечителей, городскую казну, или кто там выделяет деньги на содержание сирот?

Правда предыдущие письма так и не дошли. Значит, их или не отправляли, или перехватывали по пути. Не знаю, кто и где, но оба варианта мне не нравились. И попахивали заговором.

А ещё у меня не было денег, чтобы заплатить за доставку. Поэтому письмо придётся отложить на потом.

Глава 9

После завтрака я заперлась у себя в кабинете. Сначала наводила порядок, разбирая бумаги и журналы. А затем зарылась в документы, которые открыли мне много интересного.

Мой предшественник отправлял ежемесячные отчёты градоначальнику Соснового бора. Он отчитывался о состоянии дел в приюте, о прибывших и убывших воспитанниках, их здоровье и многом другом.

Однако больше всего меня заинтересовали отчёты о закупках, где красовались стройные колонки цифр.

Финансирование в дом призрения действительно шло… но не доходило, сворачивая по пути. Я подозревала, что сворачивало оно в карман директора. Потому что написанное в отчётах было бесконечно далеко от реальности.

Например, за лето и осень для приюта закупили трёх годовалых поросят, дойную корову, четыре дюжины кур, две – гусей. А ещё десятки пудов овощей и фруктов по сезонным ценам.

К тому же якобы покупались стройматериалы для ремонта.

И всё это на кругленькую сумму.

Значит, бывший директор украл не только жалование работников, но ещё и лишил детей еды.

Похоже, его никто не контролировал, вот он и решился нахапать побольше, прежде чем сбежать.

Когда в кабинет вошла Поляна, с порога начавшая объяснять, что она долго стучала и заволновалась, я по-прежнему сидела за столом, подперев руками не выдерживающую открывшейся правды голову.

– Что-то случилось, госпожа директриса? – обеспокоенная повариха подошла ко мне.

– Читайте, – я протянула ей стопку отчётов.

– Не обучена я грамоте, – смутилась Поляна.

– Извините, – я тоже смутилась своей бестактности, слишком расстроена была. – Сама вам прочитаю. Вот здесь сказано, что для приюта регулярно закупалась провизия на тридцать воспитанников и десяток работников.

– Как тридцать? – удивилась повариха. Считать она умела.

– А вот так, – я бросила листы на стол.

От резкого движения они разлетелись по всей поверхности, медленно планируя на пол. Я поднялась со стула, но собирать бумаги не стала. Ходила мимо удивлённой моим поведением Поляны и перечисляла кур, свиней, коров и прочие радости, которыми якобы полны наши закрома.

Глаза поварихи расширялись, брови ползли на лоб, грозясь подняться к волосам.

– Да нету у нас ничего такого, только Рыжуха и осталась. Старая она, медленная уже, хромает на непогоду. Кому такая нужна?

Я слушала о недостатках пожилой лошади, но думала о другом.

– Сколько она весит?

– Кто?

– Рыжуха! Сколько в ней мяса может быть? Примерно.

– Да вы что же такое говорите, госпожа директриса? – Поляна даже приподнялась со стула, на который успела сесть. – Это ж Рыжуха. Животинка наша единственная. Её так детишки любят. И Витюша мой…

Замолчав, она со вздохом снова опустилась на стул. На её лице отражалось понимание.