Старый кожаный портфель с позеленевшими бронзовыми накладками я заприметила ещё во время уборки. Так и знала, что пригодится. Кожа была вытерта чуть не до белизны, ремешок отсутствовал вовсе, а замок не закрывался. Однако бумаги в нём можно перевозить.

Я положила в портфель собранные вечером документы, добавила свой паспорт и назначение из Министерства. Если вдруг у градоначальника появятся вопросы.

И начала одеваться. С выбором наряда проблем не было, поскольку не было особого выбора. Я надела платье Поляны, то, которое построже. Тёплые чулки, сапожки, которые высохли у печи. Между своим осенним плащом и армяком Вителея выбирать не стала, надела и то, и другое. Всё равно в администрации придётся верхнюю одежду оставить в гардеробе.

Через час я вышла на крыльцо. Рыжуха с Вителеем подъехали пару минут спустя.

– Ноги укройте, – посоветовал старик. – Мороз больно крепок.

Я села в сани, расправила толстое шерстяное сукно, изъеденное молью, и укутала им ноги. Так действительно было теплее.

Варежки я не вернула после прошлой поездки. К счастью, у Вителея нашлись запасные.

Не замёрзну.

Дорога в санях по проложенным в снегу колеям, под хруст наста, проламываемого лошадиными копытами, оказалась хороша для размышлений. И хотя в последние дни я только и делала, что думала, тем не убывало. Только основные оставались неизменными. Где взять денег? Где достать еды? Как вытащить приют из глубокой ямы, в которую его загнали мои предшественники?

До поворота с указателем добрались быстро. Да и дорога в основном шла вдоль лесной просеки. А покрытые снегом деревья красивы только в первые минуты. Потом глаз привыкает, и мысли возвращаются к насущным делам.

Зато, когда повернули к городу, я снова начала с любопытством смотреть по сторонам.

Сосновый бор располагался в небольшой низинке. Некоторое время мы спускались по пологому склону, и мне удалось полюбоваться панорамой заснеженного городка, похожего на новогоднюю открытку.

Въездная дорога была расчищена. Как и сами улицы. И даже тротуары для редких прохожих. Вдоль проезжей части выстроилась шеренга фонарных столбов, которые должны зажечь с наступлением сумерек. Значит, здесь думают о комфорте и безопасности жителей.

Кажется, я поторопилась критиковать градоначальника. Хотя его наплевательского отношения к приютским детям это всё равно не извиняет.

Сани выехали на городскую площадь, объехали её по кругу и остановились у высокого крыльца. Я пересчитала ступени, их оказалось двенадцать. Ни на одной не было снега. Только ровный тонкий слой у подножия. Не больше, чем необходимо, чтобы полозья саней не царапали булыжник.

Я ощутила волнение. Как меня здесь примут? Хорохориться было легко, пока поездка мне лишь предстояла. А сейчас, стоя у лестницы административного здания, я уже не была уверена, что здесь нам помогут.

Однако попытаться я обязана!

Схватив портфель под мышку, выбралась из саней. Однако сделав шаг к лестнице, обернулась.

– Вителей, вам есть, где подождать, или пойдёте со мной?

– Ну что вы, госпожа директриса, никак не можно нам, – отмахнулся старик. – Мы с Рыжухой туточки, за уголком постоим.

Мне эта идея не понравилась.

– Нет, на улице слишком холодно. Не пойдёт. Ещё заболеете. Может, у вас здесь знакомые или родственники есть, к кому в гости можно заехать?

– Нету никого, одни мы с Полей друг у друга, – вздохнул он.

– Значит, идёте со мной! – решила я.

Пусть в холле подождёт. В охране бюджетных учреждений чаще всего такие же пенсионеры сидят, будет, о чём поговорить.

– Есть одно местечко… – Вителей замялся.

– Рассказывайте, что за местечко?

– Двор постоялый стоит в квартале отсюда с конюшнями крытыми. Чужаков-то немного у нас будет, а вот с деревень частенько наезжают. И, значится, там поставить можно, чтобы с лошадью да с телегой не возиться. Ну и штрафы не платить.

– Какие штрафы? – удивилась я. – За превышение скорости, что ли?

Даже смешно стало. Однако Вителей сохранял серьёзность.

– Вы зря, госпожа директриса, хихикаете. Лошадь – создание неразумное. Приспичит облегчиться, разрешенья спрашивать не станет. А коли навалит на улице, значится, плати хозяин штраф в казну.

– А если никто не видел, чья лошадь… ну… – я слегка замялась, подбирая слово. – Ну, в общем, чья именно лошадь.

– Ха, не видел! – усмехнулся старик. – Городовой не увидит, коли кошель на базаре стянут. А кады штраф, завсегда видит и сразу записывает.

Какая интересная система. Мне стало любопытно. Как это можно отследить? Здесь ни камер, ни единой компьютерной базы. Я-то думала, что следы жизнедеятельности скрывает снежный покров, а тут градоначальник не просто радеет за чистоту улиц. Он догадался решить вопрос самым доступным для понимания человека путём – денежным.

Молодец! Умный мужик, смекалистый.

Однако чтобы заслужить моё уважение, этого по-прежнему было недостаточно. Пусть сначала с приютом разберётся. А то, может, договорился с прежним директором – тот учительское жалованье забирает, этот – финансирование.

Вообще, версия выглядела логично. Сами же и сообщили в Министерство, что прежний директор уволился, нужен новый. А пока будут искать замену, пройдут недели, если не месяцы.

Один как раз сбежит подальше и спрячется, а другой – вообще не при делах. Он градоначальник и знать не знает ни о каком приюте.

Я задумалась. Если дело обстояло настолько плохо, то вряд ли у меня что-то здесь выйдет. Ещё и Вителея с Рыжухой надо куда-то определить.

– А постой на этой конюшне платный? – уточнила скорее для успокоения, раз он так рвётся, значит, должны так пускать.

Однако старик опечалил меня ещё больше.

– Монетку медную хозяин берёт за два часа.

– Нет у нас монеток, – перебила я.

Вителей выждал немного, вдруг ещё что вставить решу, а потом продолжил:

– Ежели по казённой надобности кто едет, можно под расписку постоять. Там эти расписки собирают, а как накопятся, разом предъявляют начальству. Всё дешевле штрафов выходит.

– Расписка – это хорошо. Расписку – это можно, – я сняла варежку и сунула руку в портфель в поисках карандаша. Специально ведь взяла с собой – вдруг пригодится. Вот и пригодился.

Конечно, раздавать расписки, когда не уверен, что получишь деньги, рискованно. Однако речь шла всего об одной медной монете – я была уверена, что дольше двух часов уж никак не задержусь у градоначальника.

Да и рисковать здоровьем Вителея не собиралась.

Написала, что директриса Сосновоборского дома призрения обязуется выплатить одну монету за использование места на конюшне в течение двух часов. Внизу размашисто написала своё имя. Придётся расписываться так, пока не вспомню, как делала это раньше. Или придумаю новую подпись.

Довольный Вителей сложил расписку и сунул за пазуху. А я опустила обратно в портфель два чистых листа из трёх, взятых собой на тот же самый, всякий случай.

Уже шагнула к лестнице, но вспомнила момент, который так и не уточнила.

– Вителей! – окликнула отъезжающего старичка. – А если не оплатить этот штраф, что тогда будет?

– Тпру, – остановил он Стрелку, натянув вожжи, и обернулся. – Дык это, на первой раз ничего не будет, а как три раза не заплатишь – высекут на площади.

– Высекут?! – удивлённо и одновременно возмущённо воскликнула я.

– Ага, – хмыкнул Вителей. – Высекут, токмо этого не бывало ещё.

Я махнула ему, чтобы ехал. А сама двинулась вверх по лестнице, размышляя о личности градоначальника. Этот человек не просто умён, он хорошо разбирается в людях. Я уже не думала, что систему штрафов он ввёл для личного обогащения. Скорее, придумал это для тех, кто не желает убирать за своим питомцем. Правда, у меня такие ассоциировались почему-то с владельцами собак, а не лошадей. Но я решила, что эти детали не столь важны.

Я преодолела все двенадцать ступенек, не поскользнувшись, и окинула взглядом здание мэрии. Не скажу, что оно меня впечатлило. Вполне стандартная архитектура. Три этажа, массивные белые стены, вокруг каждого окна рельефный орнамент.

Большие двери со стеклянными вставками делили здание на две половины – правую и левую. Я загадала, что если кабинет градоправителя будет с правой стороны, то он мне поможет.

Стараясь нести позитив в мыслях, шагнула к дверям и протянула ладонь к длинной деревянной ручке в медных держателях.

За стеклянной прорезью мелькнула массивная фигура. Дверь открылась сама мне навстречу, и из здания вышел высокий мужчина в пальто на военный манер и фуражке.

Он преградил мне путь, навис сверху и басом спросил:

– Кто такая и по какому вопросу?

Я даже сделала шаг назад. Уж больно грозно выглядел этот охранник. Хотя судя по форме, скорее, швейцар. Если между ними есть разница.

В мыслях тоненький голосок советовал пропищать: «Пустите, дяденька», с трудом удалось от него отмахнуться. Не до шуток сейчас.

– Здравствуйте, – я, наоборот, постаралась, чтобы голос звучал максимально серьёзно, по-взрослому. – Меня зовут Аделаида Вестмар, я директриса сиротского дом призрения и приехала к господину градоначальнику по делам приюта.

– Ха, директриса! – не поверил швейцар, даже головой покачал, словно я рассказывала ему небылицу. – Каких только сказок не навыдумывают, лишь бы внутрь попасть.

– Почему это сказок!? – возмутилась я, понимая, что всё идёт не по плану. – У меня серьёзное дело.

– Все вы так говорите, умоляете, просите, а потом вас по этажам вылавливать приходится, да из спальни господина.

– Вы не имеете права так со мной разговаривать! Я должностное лицо!

– Ну-ну, – хмыкнул швейцар, окидывая меня говорящим взглядом. – Оно и видно.

Я постаралась представить себя со стороны. И получилось, что действительно официального во мне мало: ношеный армяк на пару размеров больше, из-под него выглядывают полы плаща, рукавицы тоже большие, мужские даже по виду, потёртый портфель без ручки под мышкой.

Я открыла портфель и вытащила бумаги.

– У меня документы о назначении директрисой есть, – начала перебирать листы замерзающими пальцами. Не думала, что придётся объясняться уже на уровне швейцара.

С трудом отыскала нужный документ, подняла вверх и подержала несколько секунд, чтобы грозный привратник мог прочесть моё имя и фамилию. Однако и это не сработало.

– Вы мне бумажками-то своими в рожу не тыкайте, я этих театров ваших уже полно насмотрелся, – он провёл широкой ладонью над головой, демонстрируя, докуда это самое «полно» достаёт. А потом резюмировал: – К господину градоначальнику не пущу, можете хоть «казачка» станцевать, хоть «цыганочку» с выходом.

Ситуация выходила из-под контроля, и я не знала, как её вернуть в цивилизованное русло, когда мои слова не ставят под сомнение самым возмутительным способом.

Поэтому я прибегла к последнему средству. Где-то в глубинах памяти жило убеждение, что оно действенно всегда и везде.

– Позовите своего начальника! – грозно велела я. – Буду говорить с ним!

Того что случилось дальше, я никак не могла ожидать.

Швейцар простёр надо мной свою огромную лапищу. Я запрокинула голову, пытаясь понять, что он делает. Пока соображала, мужик схватил меня за ворот и чуть приподнял, ну прямо как котёнка. А затем развернул и силой повёл обратно к ступеням.

– Барышня, не доводите до греха. Одумайтесь! – увещевал он меня по пути. – Не заставляйте с лестницы вас спускать. Идите-ка лучше домой, да приданое готовьте. Замуж вам надо, чтобы глупостей в головке копилось поменьше.

С этим напутствием швейцар оставил меня у верхней ступеньки. Краснея от стыда и злости, я обернулась. Мужик спокойным шагом возвращался к двери, будто ничего и не случилось. Подумаешь, чуть барышню, как он выразился, с крыльца не спустил. Причём даже слышать не захотел о моём статусе, а госпожой меня назвать ему даже в голову не пришло.