– А вы точно директриса приютская? Не больно ли молоды? Может, покажете документик-то?

Надо запомнить, что вежливость и желание помочь тут не в чести. Тебя будут уважать и бухаться в ноги, пока ты ведёшь себя как госпожа. Однако стоит лишь выйти за рамки негласных правил, тебя тут же низвергнут не просто в служанки, но и вовсе за человека порядочного принимать перестанут.

Я не стала показывать, что меня задели её слова. Задумалась, что ответить. Не хотелось обижать хозяйку. Она была ко мне добра, пусть и за плату. Но и показывать ей документы я не собиралась. Сделать это сейчас – всё равно что признать её превосходство надо мной.

И пусть совсем недавно для меня это не имело никакого значения, с появлением Вителея всё переменилось. Если я начну оправдываться перед Асиньей при своём подчинённом, о его уважении можно забыть. Потому что свой авторитет я подорву, ещё даже не добравшись до места.

Тогда и об уважении остальных работников приюта можно забыть. Ведь старичок наверняка поделится своими выводами.

Неожиданно он сам и пришёл мне на выручку.

– А ты читать-то умеешь, хозяюшка? – обратился Вителей к Асинье.

– Не умею, и что? – неохотно отозвалась она.

– Дык как ты неумеючи докýменты-то прочитаешь? – дедушка снисходительно хмыкнул, заставив хозяйку покраснеть, и обернулся ко мне: – Идёмте, госпожа директриса, Рыжуха заждалась уже. Это ваши вещички?

Вителей указал на саквояж. Я кивнула, и старичок, легко подхватив сумку, двинулся к выходу.

– Спасибо за приют, Асинья, и всего вам доброго, – я улыбнулась.

Хозяйка буркнула что-то в ответ. Я решила считать это словами прощания и покинула здание станции.

Морозное утро уверенно двигалось к полудню. Солнце описывало дугу над лесом, не стремясь подниматься высоко. Однако светило ярко и посреди чистейшего голубого неба. А значит, мороз ещё долго не спадёт.

Вителей гладил морду Рыжухи, оттирая ледяные наросты вокруг глаз и носа. Действительно, заждалась лошадка, замёрзла. Я собралась уже садиться в сани, как старичок меня окликнул.

– Госпожа директриса, не побрезгуйте, накиньте армяк, – он снял шерстяное пальто, под которым у него оказалась поношенная дублёнка по колено. – Плащик-то ваш, может, и модный, но уж больно тонкий для нашего морозца.

Я даже не подумала спорить. Серый шарф, который Вителей использовал в качестве пояса, повязала на голову, обмотав и нижнюю часть лица.

– Вот ещё одьянки возьмите, – он протянул мне рукавицы.

– А как же вы? – я решила отказаться. Ему ещё поводья держать, а я могу руки в рукава спрятать, они длинные, как раз ладони закрывают.

– Я человек привычный, госпожа директриса, а у вас ручки-то вон какие тонкие, нежные, такие беречь надобно. Надевайте.

Рукавицы были плотными, толстыми, слегка засаленными от долгой носки. Армяк пропах дымом и лошадью. Однако последние сутки научили меня не брезговать и принимать любую помощь. Поэтому я поблагодарила старика за заботу и устроилась в санях.

Рыжуха дождалась негромкого чмоканья, последовавшего за ним «Но, родимая!» и тронулась с места. Я наконец покидала почтовую станцию и направлялась к месту своего назначения.

Сначала мы ехали по проторённому тракту, широкому и прямому, соединяющему города. Здесь легко могли разъехаться двое широких саней. Затем свернули вправо. Дорога стала уже, заснеженный лес подступил ближе к ней.

То и дело какая-нибудь ветка не выдерживала тяжести покрова, и тогда с пушистой ели слетало облако белой ледяной пудры, осыпая лошадь, возницу и меня.

Я улыбалась неожиданно нежным, хотя и холодным прикосновениям. Вителей недовольно отфыркивался. А Рыжуха невозмутимо продолжала путь. Казалось, в этой жизни её уже ничто не способно удивить.

Через час пути новизна исчезла, дорога стала монотонной. Лес то отступал дальше, то снова подбирался к самому тракту, иногда сменяясь пролеском, сквозь который виднелись небольшие деревеньки.

Несмотря на армяк и рукавицы, вскоре я замёрзла. Натянула шарф повыше, до самого носа, чтобы дыхание хоть немного согревало лицо. Туже запахнула армяк, прижав по бокам локтями. И вообще постаралась сжаться как можно сильнее, чтобы сохранить ускользающее тепло.

Дорога казалась нескончаемой. А холод вечным. Я попыталась узнать у Вителея, сколько ещё ехать, но встречный ветер унёс мои слова в сторону. А подняться, чтобы дотянуться до возницы, привлекая его внимание, я не решилась. Тепла во мне оставались самые крохи.

Я пообещала себе, если выживу, никогда больше не отправлюсь в путешествие зимой. Если, конечно, мне не предоставят комфортную машину, сиденья с подогревом и ровный асфальт, серой лентой уходящий к горизонту. Я так ярко представила эту картину, что даже дремота слетела.

Этот транспорт (в голове упорно всплывало слово «машина») был не похож ни на карету, ни на сани, да и кибитку не напоминал даже близко. Ничего подобного я здесь не видела. Обтекаемый корпус ярко-красного цвета, блестящие металлические детали. И фонари-фары светят так ярко, что освещают дорогу впереди. Никакого сравнения с тусклым фонарём, который почтовый возница вывешивал по вечерам на крюк.

Сон был до того реальным, что я чувствовала запах кожаной обивки и тепло, идущее от удобного сиденья. Оказывается, я та ещё фантазёрка.

Даже головой помотала, чтобы прогнать морок. И погрузилась в созерцание реального пейзажа, а не выдуманного.

Вскоре по правую сторону от дороги показался указатель с нарисованным белой краской названием «Сосновый бор», а за ним и сам городок. Располагался он в низине, и до него ещё было километра два или чуть меньше. Я вытянула шею, чтобы оценить панораму.

Сосновый бор мне сразу понравился. Отсюда он напоминал новогоднюю открытку, только ёлки не светились разноцветными фонариками. Возможно, вечером это изменится. А может, здесь наряжают сосны, судя по названию, их должно быть много.

В основном городок состоял из небольших домиков в один или два этажа. Почти над каждой крышей вился дымок. Под тёплыми трубами обнажались небольшие островки красной или зелёной черепицы, раскрашивая белый город яркими пятнышками.

Появление Соснового бора меня воодушевило. Скоро поездка, которая уже начала казаться бесконечной, завершится. И я наконец-то смогу согреться.

Однако стоило мне обрадоваться, как возница натянул вожжи, и лошадка послушно ступила в сторону. На такую узкую дорожку, что та едва напоминала тропу, покрытую снегом. И по этой тропке тянулся всего один след – лошадки и полозьев саней.

– Вителей, куда вы? Город в другой стороне!

Несмотря на то, что Рыжуха замедлила ход, старик по-прежнему меня не слышал. А может, умело притворялся. В голове снова всплыли мысли о бандитах, маньяках и прочем разбойном люде.

О сохранении тепла я уже не думала. Не до него, когда речь идёт о сохранении жизни.

– Вителей!

Я кое-как поднялась на колени. В движущихся санях это оказалось не так-то просто. Пусть полозья и скользили по снегу, но он не был утрамбован сотнями путешественников. Сани покачивались, попадая в выбоины, и я вместе с ними.

Крепко ухватившись за невысокие бортики и стараясь удержать равновесие, я потянулась к вознице. Со стороны сани выглядели небольшими, но достать Вителея рукой у меня не вышло. Не хватало совсем чуть-чуть, не больше пяти сантиметров. Пришлось подползти поближе. На коленях в длинном платье, плаще и армяке с чужого плеча это оказалось непросто. Подол путался в ногах, пытаясь спеленать меня и уронить обратно. К тому же редкая солома скользила по доскам и больше мешала передвижению, чем смягчала его.

Однако я не сдавалась.

Наконец подтянувшись к нему, отцепила пальцы от бортика и ткнула рукой вперёд. Расчёт оказался не совсем верным. До спины Вителея я достала, он обернулся, но при этом потеряла равновесие и шлёпнулась назад. Ударилась ягодицами и спиной, а голову тряхнуло так, что я забеспокоилась – не оторвалась ли она.

– Тпру! – выкрикнул возница, останавливая лошадь, отчего меня тряхнуло ещё раз. – Что случилось, госпожа директриса?

Вителей повернулся ко мне, не слезая с козел, выражение его лица стало обеспокоенным.

Мне понадобилось несколько секунд, чтобы в глазах перестало кружиться. Лишь после я сумела произнести:

– Куда вы меня везёте?

– Дык в приют, знамо дело, – старичок искренне удивился вопросу.

– Но город остался там, – я махнула назад.

– Дык это, – обрадовался Вителей, – дом призрения-то наш, он не в городе. Токмо вы не переживайте, госпожа директриса, мы почти добралися. Вон туда повернём, где ельник, и будет приют.

До ельника оставалось не меньше километра, ещё полтора-два мы проехали от поворота. Получается, приют находится на отшибе.

– Вителей, скажите, почему дом призрения находится так далеко от города?

– Дык это, чтобы, значится, ребятня приютская реже шастала по улицам.

До меня начало доходить. Медленно, но неотвратимо.

– А как ребятня попадает в приют?

– Дык это, – старичок напрягся от града вопросов, к которому оказался явно не готов. – Известное дело как… А вы чего спрашиваете-то вдруг, госпожа директриса?

– Можно вас попросить не называть меня так, Вителей? Я сразу чувствую себя дамой преклонного возраста.

– Простите, госпожа Вестмар. Токмо и мне можно вас попросить?

– О чём? – теперь уже пришла моя очередь удивляться.

– Дык это, вот вы всё мне выкаете, да Вителеем кличете. А мне оно тоже непривычно будет. Вы ж директриса, хучь и молодая, а выше всех нас стоите, вам надобно выкать. Я же у вас в подчинении нахожуся, меня и плёткой отхлестать можно, какое ж тут выканье?

Плёткой? Ну что за дикость!

Подумав, я решила не соглашаться. Даже если Вителей привык к подобному обращению и сам у меня требует. Да и как мне к нему обращаться? «Эй ты!», что ли?

– Раз я директриса теперь, значит, и порядки в приюте буду я устанавливать. А я привыкла относиться к людям уважительно и надеюсь на взаимность.

Мне показалось, во взгляде Вителея мелькнуло одобрение. Однако он тут же потупился, и я вспомнила. Этот хитрец так ловко сменил тему. А старичок не так прост, как кажется на первый взгляд. Заметил, как я морщусь на «госпожу директрису» и использовал, чтобы увильнуть от неприятного вопроса.

Значит, ответ на него мне точно не понравится.

Поэтому я спросила ещё раз.

– Вителей, какие дети и как попадают в приют?

– Беспризорные, – признался он. – Которые шастали по улицам, тянули, что плохо лежит, да попалися.

– То есть малолетние преступники? – ужаснулась я.

– Да какие преступники, госпожа директриса… – старичок поправился, – госпожа Вестмар. Они же дети! А преступники в тюрьме сидят. Вы вот что, давайте-ка поехали дальше. Сами посмотрите и решите, преступники они, али несчастные сироты.

Я кивнула. Всё равно деваться мне было некуда. В приют придётся ехать и проработать там хотя бы пару месяцев. Чтобы вернуться обратно в столицу, нужны деньги.

Да и что мне делать в столице? Я не помню своей прошлой жизни. Не знаю, чем там буду заниматься, где жить.

Конечно, можно попробовать найти моих родственников. Возможно, я не одинока, у меня есть семья или близкие люди.

А вдруг Монт прав, я и сбежала от жестокого мужа? Воображение тут же нарисовало неопрятного бородатого мужика с плёткой в руках.

Брр.

Такое прошлое лучше и не вспоминать.

Да и приют может оказаться вовсе не таким ужасным местом, как мне представляется. Вителей прав: дети, они везде дети. Даже если не знали материнской ласки и выросли на улице. Что-то внутри меня подсказывало, что я справлюсь.

Буду надеяться на лучшее.

Тем более мы почти приехали, и сейчас я смогу составить собственное впечатление о том, что меня ждёт.