Дом призрения для бедных сирот (страница 8)
– То есть жалобу не зафиксировали?
– Того не ведаю. Записку-то он отдал прислужнику, а передал тот аль нет, кто ж знает.
– Подождите, – до меня наконец дошло. – Но ведь меня же кто-то прислал! Значит, о вашей ситуации знают в министерстве.
Я оглянулась, вспоминая, где оставила саквояж. Похоже, в санях забыла.
– У меня есть направление на работу с подписью и печатью. Я покажу, когда ваш супруг принесёт мои вещи.
Ситуация выходила из ряда вон. Как только в ней появлялись новые данные, они тут же порождали ещё больше вопросов. У меня уже голова распухла от попыток разобраться, что к чему.
Я вздрогнула. В кабинете было холодно. Придётся и здесь топить, иначе я не смогу разобраться в бумагах. Но дополнительная печь – это ещё больше дров, когда их и так не хватает.
Да уж, подкинули мне задачку.
Ладно, будем решать проблемы постепенно. Сначала нужно всё осмотреть, оценить и составить план действий. Ещё познакомиться с детьми. Но это, наверное, лучше перенести на завтра. Вителей меня немного напугал по дороге. Так что, пожалуй, отдохну перед знакомством, соберусь с силами, мало ли что меня ждёт. Ну а с утра на свежую голову проведу общее собрание.
– Давайте продолжим экскурсию, – предложила я Поляне и первой вышла из кабинета.
– Госпожа директриса, – окликнула она меня.
– Что? – отозвалась я рассеянно, потому что, раздумывая о дальнейших действиях, уже двинулась вперёд.
– Вы дверь забыли запереть.
– Да пусть так, – отмахнулась я, – вряд ли кто-то посторонний к нам заглянет. Там мороз и сугробы по колено.
– Госпожа директриса, – нечто в голосе Поляны заставило меня остановиться. Встретив мой взгляд, она повторила: – Вы дверь забыли запереть.
До меня дошло. Она имеет в виду вовсе не посторонних.
Я вернулась к двери и провернула ключ, который на удивление легко двигался в другую сторону. Похоже, этот замок привык, что его закрывают.
Надо и мне привыкать к необходимости постоянно быть настороже. В этом месте не принято доверять друг другу.
Из коридора наверх вела узкая лестница. Я уже догадалась, что там, но всё равно спросила.
– Так спаленки, – подтвердила мою догадку Поляна.
– Моя комната тоже там?
– Что вы, госпожа директриса, как можно? – повариха чуть ли не оскорбилась, что я могла подумать подобное. – Ваша комната за кабинетом сразу. Неужто дверь не заметили?
Заметила, но не придала значения. Сложно концентрироваться на стольких вещах одновременно.
Значит, топить придётся. Я не смогу спать в холодной комнате. Ничего, на подъездном круге ещё четырнадцать деревьев осталось. На месяц-полтора должно хватить. А потом я что-нибудь придумаю.
Должна придумать.
Мы двинулись дальше по коридору.
– Тут спальни учителей, – Поляна показала на две двери с левой стороны, затем с правой: – а тут воспитателки жили. Смотреть будете?
Я покачала головой. Потом.
Значит, отдельной спальни удостоился только директор. Остальные жили в совместных. Неудивительно, что и уехали они одновременно.
В конце коридора осталась последняя дверь. Когда моя провожатая распахнула её, запах квашеной капусты окутал меня, пропитывая насквозь. Тут уже и с закрытыми глазами не ошибёшься
Это была вотчина Поляны.
В глаза сразу бросилась чистота. Большая печь тщательно выбелена. Выцветшие занавески выстираны и заштопаны. У окна с прозрачными стёклами – большой стол, поверхность выскоблена до желтизны, к нему подвинуты лавки и два табурета с узких сторон.
Если бы не жуткий капустный запах, я бы назвала кухню уютной.
– Рукомойник там, – Поляна махнула в угол.
Я подошла к необычному приспособлению, похожему на металлическое ведёрко с водой. В донышке было проделано отверстие, в котором крепился стержень, если его поднять – льётся вода. А если опустить – утолщение в верхней части стержня воду перекрывает.
Внизу подставлен медный таз на треноге, в который и льются обмылки. Я вымыла руки, вслух отметив удобство конструкции.
– Ковш приходится держать, а тут обе руки свободны.
– А это Димарчик наш придумал, – Поляна разулыбалась, словно это её я похвалила. – Золотые руки у парня, жаль только…
Она не договорила. Махнула рукой, будто тема была болезненной. Однако я запомнила имя. Димарчик. Присмотрюсь к парню.
Я решила пока не расспрашивать о детях. Сначала сама познакомлюсь с ними, составлю своё мнение, затем сравню с отзывами Поляны, которая знакома с ребятами. После чего уже просмотрю личные дела.
Такой подход показался мне самым разумным.
Я даже повеселела. Впрочем, ненадолго, потому что Поляна пригласила меня садиться за стол и поставила передо мной глиняную миску, почти до краёв наполненную щами из кислой капусты.
Я вдохнула запах, и тут же в памяти всплыла картинка. Яркая и настоящая до жути.
– На, – мама нервно ставит тарелку на стол, застеленный клеёнкой с красными маками. Немного жидкости выливается на лепестки, но она этого не замечает.
– Не хочу щи, – тихо возражаю я, зная, что всё равно придётся, просто стараюсь потянуть время.
– Ешь! – это ещё не угроза, но уже близко к тому.
Я медлю. Ненавижу щи. Они неприятно пахнут. Мама это знает и словно нарочно варит их чаще любых первых блюд. Я вообще не люблю жидкую еду, если это не сладкий сок или лимонад.
У нас в семье супы никто не любит. Даже сама мама, которая варит их с маниакальной настойчивостью, потому что это «полезно». Кому и для чего полезно, она никогда не уточняет. Однако каждый раз бабушка выливает остатки из кастрюли в унитаз. Делает это тайком от мамы, а та якобы не замечает исчезновения и в воскресенье снова варит очередной никому не нужный суп.
– Ешь, я сказала! – одновременно со словами прилетает затрещина.
Я молча глотаю выступившие слёзы и беру ложку. Зачерпываю гущи с противной мягкой и полупрозрачной капустой, разбавленной редкой морковной стружкой. Меня передёргивает от отвращения. Гуща отправляется обратно в тарелку. А я аккуратно топлю ложку, чтобы зачерпнуть немного бульона.
– Зачем ты её мучаешь, Кать? – устало вздыхает бабушка. – Знаешь ведь, что девочка терпеть не может щи.
– Пусть ест, это полезно, – мама гремит посудой в раковине. На меня она не смотрит. Я её раздражаю своим упрямством.
Бабушка садится рядом и ласково гладит меня по руке, выражая поддержку. Маме она противостоять не может. Но мне помогает само осознание, что бабуля на моей стороне.
Мама домывает посуду, закрывает кран и вытирает руки полотенцем.
– Вика, если ты всё не съешь, я рассержусь, – сообщает она злым голосом, добавляя: – И только попробуй вылить!
Мама выходит из кухни.
Я шмыгаю носом и подношу ложку ко рту.
Воспоминание будто обожгло. Я знала, это действительно происходило со мной в далёком детстве. Я хорошо помнила ту кухню. Раковину со сколом. Электрический чайник. Вазочку с вареньем, которую бабушка доставала к чаю и постоянно забывала убрать обратно в холодильник.
И кухня в моём воспоминании разительно отличалась от той, где я находилась сейчас.
Вместо печи там была газовая плита с ровным голубым пламенем. Вода текла из крана по водопроводной трубе, и никаких ковшей с рукомойниками. В углу стоял холодильник, который, как и чайник, работал на электричестве.
Та кухня была не просто иной, она словно обогнала эту на столетия вперёд.
И ещё… мама назвала меня Викой. Не Аделаидой. Значит, это не мои документы? Или всё же мои?
Воспоминание выбило из колеи. Оно было совершенно не совместимо с реальностью.
Что я здесь делаю? Как сюда попала? И почему всё так отличается?
Ответов на эти вопросы у меня не было, как и на предыдущие. Поэтому я прибегла к проверенной тактике – оставила их на потом.
А сейчас зачерпнула капустную гущу с разваренными кубиками картошки, аккуратно вылила обратно и утопила ложку, стараясь наполнить её чистым бульоном.
– Что ж вы не кушаете, госпожа директриса? – Поляна обернулась ко мне, вытирая руки о передник. – Не нравится моя стряпня?
Я тщательно подбирала слова, чтобы не обидеть кухарку. Как ей объяснить, что ненавижу щи с детства? И только что об этом вспомнила. Но сейчас я достаточно голодна, чтобы съесть это неаппетитное варево.
Однако Поляна сама продолжила.
– Мне и самой постные не по нраву, да и кому оно по нраву придётся? – она махнула рукой, горестно вздохнув.
Я согласно кивнула. Так и есть. Вегетарианкой я тоже никогда не была.
– Я-то зажарку на сальце делаю, чтобы щички пожирнее были. Токмо и его на донце осталося. – Поляна села напротив меня, подперев подбородок ладонью, и мечтательно добавила: – Завтра Витька мой силки проверять пойдёт. Вот бы кролик какой попался потолще. Уж я такое рагу состряпаю, ребятишки языки проглотят.
– Часто у вас бывает мясо? – задав вопрос, я быстро, пока не передумала, сунула ложку в рот.
Кисловатый бульон растёкся по языку, заполняя полость. Я задержала дыхание и глотнула.
– Да куды там, – повариха снова махнула рукой. – Морозы вона нынче какие. Животины мало, а какая и есть, в лес подалася. Тама всё пропитание легче отыскать.
Я выбрала разваристый кусочек картофеля и отправила в рот.
– Мы летом-то огород садим. Токмо с него не густо на такую ораву.
Хм, а не так и плохо. Зачерпнула ещё бульона. Да, он был кисловатым от капусты, но не противным, как в моём воспоминании.
– Как всё подъели, так и отправились наши-то посытнее место искать.
Пришла очередь капусты. Я намеренно тянула с ней, но всё же решилась. Она оказалась не мягкой, расплывающейся во рту, а вполне себе хрусткой.
– Жалко, хлеба нету для сытости-то, – Поляна всё так же сидела, подперев подбородок и наблюдая, как я ем.
– Давно?
– Да как мука кончилась, так и не пеку, уж давненько.
К своему удивлению, с порцией я расправилась быстро. С хлебом, конечно, было бы лучше и сытнее, но и без него горячие щи меня согрели и насытили желудок.
Похоже, в детстве я преувеличивала отвратительность этого блюда. Или мама не умела готовить.
Вителей вернулся, когда я почти доела. Он был румяный с мороза и довольный. Крякнул по-стариковски, стягивая тулуп и вешая его на крюк. Рядом с тем, где я оставила его пальто и свой тонкий плащик.
– Вот, госпожа директри… госпожа Вестмар, забыли вы, – он поставил на лавку рядом со мной саквояж.
– Спасибо, – с чувством произнесла я, – и за армяк тоже спасибо. Без него я бы закоченела по дороге.
– Руки мой и садись, – велела Поляна и тут же спохватилась: – Ой, госпожа директриса, вы не побрезгуете, коли он тута на краешке притулится?
Я кивнула.
– Конечно, нет.
– Поль, – позвал Вителей негромко. – Подь сюды.
Повариха подошла к мужу.
– Не зови её так, – донёсся от рукомойника громкий шёпот. – Не по нраву ей.
– Чего ещё? – удивилась Поляна тоже шёпотом. – Она ж в директрисы приехала. Чего артачиться теперь?
– Да не знаю, – отмахнулся Вителей, – сама у ней спроси.
Я едва не смеялась, до того забавно выглядел этот спор.
– Называйте меня, как вам удобнее, – громко произнесла я, ставя точку в перешёптывании. – Можно вообще по имени. Меня зовут Аделаида.
– Что вы, госпожа директриса, не положено нам с господами панибратствовать, – Поляна строго взглянула на мужа, как будто он планировал тут же воспользоваться моим предложением. Затем добавила тише: – Да и вам с нами не надо. А с ребятишками так и особо. Потом хлопот не оберётися.
Я не стала спорить. Тепло натопленной кухни и горячая еда разморили, настроив на мирный лад. Мне бы надо отправляться в свой новый кабинет, заняться делами и разобраться, что происходит с приютом.