Чужое лицо (страница 5)

Страница 5

Заступник был на голову ниже стокилограммового бугая, и все вокруг замерли. Негр не успел даже замахнуться, как броском через спину оказался на полу, а на его горле стояла обутая в армейский ботинок нога Ивона. Он еще раз повторил свою просьбу вернуть книгу. Поверженный понятливо закивал головой и, когда его отпустили, трусливо скрылся в дверях. С этого момента к Ивону стали относиться с большим уважением.

Продолжалась интенсивная подготовка легионеров. Скоро их полк перекинули на южную границу Алжира – там со стороны Нигера участились случаи набегов повстанцев, которых на религиозный манер называли моджахедами, воинами ислама. Легионеры устраивали засады, минировали пути возможного проникновения противника. Часто их отправляли зачищать от партизан городские кварталы. Ивону уже приходилось стрелять по противнику, но реальное боевое крещение он получил в бою недалеко от Ин-Геззам.

Самую большую опасность для легионеров представляли стремительные атаки верблюжьей кавалерии. Ужас вызывало зрелище несущейся на тебя в клубах пыли стаи одногорбых верблюдов – дромадеров. Их наездники отчаянно визжали во весь голос, от которого стыла кровь в жилах. На некоторых животных моджахеды умудрялись крепить легкие минометы и непостижимым образом стрелять во время бешеной скачки. Особенно жестокими были налеты туарегов. Эти «сыны пустыни» не знали жалости и вырезали всех. Легионеры с трудом, но отбивали эти атаки. В тот раз, пользуясь темнотой и внезапностью, арабы прорвались до самых укреплений французов, и началась рукопашная схватка. Американский карабин заклинило от песка. Ивон отбросил его в сторону и успел подхватить у убитого араба немецкий «шмайссер» времен Второй мировой – основное оружие повстанцев. Легкий пистолет-пулемет отлично подходил для ближнего боя. С ним легко можно было маневрировать, а на расстоянии нескольких метров до противника и прицеливаться было не обязательно, только поворачивайся и меняй рожки с патронами. Когда они закончились, у Ивона из оружия остался только метровый двусторонний штык-тесак от бельгийской винтовки. Но туареги так же стремительно, как появились, скрылись во тьме африканской ночи. Правда, успев подобрать своих раненых. Выжившие легионеры их не преследовали. Не было сил, и боеприпасы почти закончились. Опустошенный Ивон подошел к своему командиру Анри Бертрану за распоряжениями. Лейтенант был ровесником легионера. Он достал пачку «Голуаз» и пытался прикурить, но руки ходили ходуном, и спички не зажигались. Ивон предложил свою помощь, но, к его удивлению, руки так же тряслись. Молодые мужчины понимающе взглянули друг на друга и рассмеялись.

– Это мой первый бой, – как бы в оправдание сказал рядовой.

– У меня тоже.

Этот бой показал, что они не просто командир и подчиненный, теперь они оба из братства, имя которому Французский Иностранный легион. Почти половина отряда полегла в этом столкновении. Очевидно, именно там Икар потерял страх и стал настоящим бойцом, до последнего сражающимся на своих позициях.

Тем временем стычки следовали одна за другой. Днем было относительно спокойно, а ночью налетали повстанцы. В ответ «леопарды» атаковали их схроны. Однажды контрразведка получила от пленных данные об одной крупной базе Фронта национального освобождения Алжира. С пленными ни та ни другая сторона особенно не церемонились. Приемы из арсенала гитлеровских СС пришлись очень кстати и иногда были очень изощренными. Местные действовали проще: вспарывали легионерам животы и вешали их на пальмах, а если времени было мало, просто перерезали горло…

На основании информации батальон совершил пеший ночной марш-бросок и на рассвете стремительно атаковал базу алжирцев. Моджахеды дрались отчаянно, но сила была на стороне легионеров. В палатки и постройки летели гранаты, а следом все заливалось свинцовым ливнем из автоматов. Ивон не отставал от других: взрывал, стрелял, уклонялся и снова стрелял. Вообще среди парашютистов трусов не было, за этим жестко следили капралы и никакой жалости не испытывали, тут же вершили скорую расправу с молчаливого согласия офицеров. Было захвачено много трофеев и несколько пленных. Половину из них, в назидание оставшимся, тут же пристрелили, оставшихся крепко избили и связанными бросили возле стенки уцелевшего барака до прихода офицера контрразведки. Внимание Ивона привлек молодой парень, не очень похожий на араба, больше на европейца. Он стойко сносил побои и отчаянно ругался по-французски. Ивон подошел поближе, и на сердце у него похолодело: этого он боялся больше всего. Он знал, что в рядах алжирцев сражаются советские советники, и вот сейчас перед ним сидел Пашка Ломтев. Ломоть учился на два курса старше на том же французском отделении и так же занимался в секции бокса. Тренер часто ставил их в пару…

Сейчас избитый Пашка полусидел-полулежал перед ним. Он тоже узнал Ирека и отворачивал лицо, как бы стремясь показать – «отойди, дурак, не выдавай себя». Что мог сделать рядовой легионер для пленного, которого ждали неминуемые пытки и смерть. Но Икар не мог просто так бросить боевого товарища, и у него мгновенно созрел дерзкий план. Воспользовавшись тем, что на них никто не обращает особого внимания – многие легионеры рыскали в поисках трофеев, то есть грабили, – он достал бельгийский тесак, присел на корточки перед пленным и приставил острый штык-нож к его горлу:

– Сколько вас было? Говори, сволочь алжирская!

И дальше в том же духе, злобно перемежая вопросы ругательствами. При этом он размахивал острым тесаком так энергично, что случайно перерубил веревки на руках пленного.

– Дай мне в морду, – прошипел Ивон по-русски, чтобы рядом сидящие не поняли их разговор. – За углом стоят дромадеры. Сможешь верхом на верблюде?

– Легко, – улыбнулся разбитыми губами Пашка и тут же сильным тычком отбросил спасителя, а сам пружинисто рванул за угол.

– Держи, уйдет! – заорал Ирек, а сам специально перекрыл линию огня для других, не давая легионерам прицелиться. Очередь из его автомата ушла поверх головы беглеца, а тот уже успел скрыться за углом – вдали поднималась пыль от бешено скачущего верблюда. Беглецу пальнули пару раз вслед, но догонять никто не стал.

– Горох! – донесся до Ирека возглас беглеца. Только он знал, что это значит. Дорохова приятели из института военных переводчиков часто называли коротко: Горох…

По Алжиру прокатилась волна взрывов в магазинах, кафе, барах – там, где обычно собираются французы. Эту тактику местные революционеры Фронта национального освобождения громко назвали «Битва за Алжир». Взрывали они не только французов, но и тех местных, кто им помогал или сочувствовал, тех, кто работал на европейцев или получал от них социальную помощь, кто курил, употреблял алкоголь, ходил в кино, держал дома собак, отправлял детей в открытые французскими властями школы. Для осуществления таких терактов использовали молодых девушек-мусульманок, которые делали яркий макияж, надевали европейскую одежду и, не вызывая ни у кого подозрений, оставляли сумки со взрывчаткой на автобусных остановках, в уличных кафе или в барах на пляже, а сами уходили, так как самоубийцами они не были. Полиция и контрразведка не справлялись с ежедневными взрывами, и тогда жандармские функции перебросили на армию и Иностранный легион. Начались повальные облавы, обыски, аресты, пытки…

В один из таких дней их усиленный патруль под командованием лейтенанта Анри Бертрана получил приказ проверить кафе недалеко от центра города. Там, по данным агентуры, планировалось проведение террористического акта. Надо было блокировать квартал, оцепить кафе, перекрыть в нем выходы и входы и проверить посетителей. Тщательное изучение документов у всех пойманных, профилактический обыск подозрительных, досмотр всех сумок, портфелей, любых вещей, где можно спрятать бомбу. Кафе, точнее, небольшой бар располагался на длинной узкой улочке, где двое могут с трудом разойтись, не задев друг друга. Патруль шел, рассредоточившись, чтобы не попасть всем сразу под одну очередь из автомата или под гранату. В последний момент Ивон успел заметить, как из окна второго этажа вместо головы показался ствол автомата, и успел отпрыгнуть под защиту стены. А лейтенант не успел и получил очередь в грудь. Тут же, спереди и сзади, из подъездов выскочили несколько человек и открыли плотный огонь по патрульным. Легионеры были как на ладони, и сразу погибли трое. Впереди за небольшим выступом залег немец-капрал и короткими очередями заставил отойти нападающих. Ивон оттащил к стене раненого лейтенанта и фактически прикрыл его своим телом. Он перекрывал противоположный конец улочки и очередями заставил врагов спрятаться. Теперь узкая улочка оказалась выгодна «леопардам». Обойти их нельзя, атаковать в лоб – самоубийственно. Самое опасное – это стрелок с верхнего этажа. Залегшие на тротуаре бойцы были для него легкой мишенью, а им стрелять лежа вверх было затруднительно. Боевику достаточно было сбросить из окна гранату, и осколки напрямую или рикошетом от каменных стен посекут обороняющихся. Всех спас грек, за которого вступился Ивон в учебке. Он вскочил на ноги, подбежал к месту напротив окна и аккуратно забросил внутрь гранату. Бросать надо было прицельно, иначе отскочившая от стены граната могла накрыть самих военных. Он попал. Грохнул взрыв, из окна повалил черный дым. Но за это время грека прошили из автомата, и он сразу умер.

– Как там лейтенант? – спросил капрал, перезаряжая автомат.

– Ранен, ему нужна помощь. – О том, что его самого зацепило в бок и на камуфляже постепенно увеличивалось кровавое пятно, Ивон пока умолчал.

– Стрельбу уже наверняка услышали другие патрули, надо немного продержаться, Дюваль, – спокойным тоном проговорил капрал. Он был опытным бойцом и хотел поддержать новичка.

– Я держусь, – постарался таким же спокойным тоном ответить Ивон и тут же дал очередь по высунувшемуся алжирцу.

– Дюваль, ты не в претензии, что я лежу к тебе задом? – Капралу сложно было оборачиваться, чтобы проверить, жив ли еще его напарник, поэтому он затеял эту перекличку.

– Капрал, пока я жив, можешь за свой тощий зад не беспокоиться. Я не подпущу к нему ни одного алжирца.

Немец удовлетворенно захохотал. Неожиданно стрельба стихла, и из проулка выскочили два армейских джипа… На один сразу погрузили раненых и отправили в расположение части к врачам. После перевязки Ивона и лейтенанта перевезли в аэропорт и оттуда военно-транспортным самолетом в Марсель, в военный госпиталь Иностранного легиона имени Альфонса Лаверана.

Рана оказалась не столь опасной, однако Ивон потерял много крови. Лейтенант находился в худшем состоянии, но прогноз врачей был положительный.

При первой же возможности Икар позвонил Камелии, сообщил о своем состоянии.

Встревоженная девушка передала сообщение в Москву и запросила разрешения на встречу с ним в госпитале. Через день Центр прислал разрешение – в целях закрепления легенды с женихом. В конце сообщения была приписка с соболезнованиями: от сердечного приступа скончался отец Камелии.

Эта новость ошеломила девушку. Любящая дочь была очень привязана к отцу. Она должна была быть рядом с семьей в такой момент, но профессия не позволяла. Теперь все тяготы лягут на плечи матери и младшей сестры. Камелия находилась в подавленном состоянии. Хозяйка пекарни, видя, в каком Аннет расстройстве, сочла ее переживания за тревогу о женихе и отпустила на три дня.

Уже утром девушка отправилась в госпиталь. На удивление быстро ей разрешили повидать Дюваля.

Вообще в госпитале отношение к раненым легионерам было почти спартанское, без навязчивой опеки. Провели операцию, зашили, перевязали, назначили курс лечения и предоставили самому себе. Лежишь ты или гуляешь – это твое дело.

Молодые люди встретились в парке. Ивон очень обрадовался приезду девушки, но, увидев ее печальный вид, болезненно воспринял это на свой счет: в дурацкой, много раз стиранной пижаме, плохо ходит, пахнет лекарствами. Хорош жених! От этих мыслей он поневоле напрягся.

Камелия уловила этот холодок, но ей самой было не до того, она переживала свое горе, с которым, конечно, не стала делиться с напарником.

– Центр просил узнать, насколько серьезное ранение. Возможна из-за него досрочная демобилизация? – сразу начала она с главного.