– Это вот так ты разговариваешь с ними? С теми, которые в стеклах?

– То есть со смотрителями? – А ведь об одном из смотрителей он только что вспоминал… неужто она способна читать мысли? – Да, очень, очень похоже. И сама ты наверняка их видела.

– По-моему, сходства мало.

– Возможно, и так, – согласился Шелк, с немалым облегчением натянув чистые черные брюки.

– Я думала, что сама одной из них тебе покажусь.

Шелк кивнул, признавая ее правоту.

– Да-да… ты пользуешься своим окном, как боги – Священными Окнами. Странно, что мне до сих пор не приходило в голову сей параллели…

Лицо (но вовсе не отражение лица) в зеркале заплясало, закачалось вверх-вниз.

– Так вот, я что хотела сказать: советовать отцу насчет моего окна уже ни к чему. Бесполезно. Вдобавок теперь он убьет тебя, как только увидит. Так велел ему Потто, а он согласился.

Выходит, Аюнтамьенто пронюхал, что Шелк жив и в городе, и вскоре узнает, если еще не узнал, что он здесь. И тогда непременно пошлет сюда оставшихся верными стражников, а может быть, даже солдат…

– Но это неважно. Мое тело все равно скоро умрет, и я стану свободной, как остальные. Тебе не все равно?

– Нет, вовсе нет. Вовсе не все равно. Отчего твое тело должно умереть?

– Оттого, что я больше не ем. Раньше мне нравилось есть, а теперь разонравилось. Свобода куда как лучше.

Лицо Мукор начало меркнуть. Стоило Шелку моргнуть, и в зеркальце не осталось ничего, кроме темных провалов на месте ее глаз, затем дуновение ветерка всколыхнуло занавеси, и провалы исчезли тоже.

– Тебе нужно есть, Мукор. Я вовсе не хочу твоей смерти, – заверил ее Шелк и сделал паузу, надеясь на ответ, однако ответа не последовало. – Я знаю, ты меня слышишь. Ты должна есть.

Еще ему очень хотелось признаться, что он виноват перед нею и перед ее отцом, что непременно загладит вину, пусть даже Кровь после этого убьет его… но было поздно.

Утерев глаза, Шелк вынул из комода последнюю чистую рубашку. Четки с носовым платком отправились в карман брюк, а в другой карман лег иглострел Гиацинт. (Да, иглострел он намеревался вернуть хозяйке при первом же случае, однако сомнительный момент их новой встречи казался невероятно, мучительно отдаленным.) Затем Шелк сунул за брючный пояс азот: возможно, внутренности жертв намекнут, как надлежит поступить с ним далее. Может, все же продать? Едва подумав об этом, Шелк вновь вспомнил о жалобно вывшем лице во множестве стекол, столь схожем с лицом Мукор в его зеркальце, и невольно вздрогнул.

Ну что ж, при чистом воротничке и манжетах ризы поплоше, пожалуй, сойдут. Пора.

Капитан, поджидавший Шелка у подножия лестницы, выглядел почти так же щегольски, как и в том лимнинском заведении… как бишь его? Да, в «Ржавом фонаре».

– Я беспокоился о твоей безопасности, мой кальд.

– Вернее, о моей репутации? Ведь голос ты слышал женский.

– Скорее детский, мой кальд. Девчоночий.

– Если угодно, можешь обыскать верхний этаж, капитан. Обнаружишь там женщину – или ребенка, неважно – будь добр, дай мне знать.

– Забери Иеракс мои кости, если я помышлял о чем-то подобном, мой кальд!

– Ну что она – чадо Иеракса, это уж точно…

Ведущая на Серебристую дверь, как и положено, оказалась заперта на засов. Подергав ручку, Шелк убедился, что замок заперт тоже. Запертым по всей форме оказалось и зарешеченное окно.

– Если угодно, мой кальд, я выставлю здесь караульного из штурмовиков.

Шелк отрицательно покачал головой.

– Боюсь, нам потребуются все твои штурмовики до единого, и даже больше. Тот офицер в пневмоглиссере…

– Майор Циветта, мой кальд.

– Передай майору Циветте: пусть выставит наблюдателей, чтоб вовремя поднять тревогу, если Аюнтамьенто пошлет за мной своих штурмовиков. Полагаю, расставить их нужно в одной-двух улицах отсюда.

– В двух или более, мой кальд, а за их линией организовать патрулирование.

– Прекрасно, капитан. Распорядись, будь любезен. В случае надобности я согласен предстать перед судом, но только если сие восстановит в городе мир.

– Возможно, ты и согласен, мой кальд, но мы – нет. И бессмертные боги – также.

Пожав плечами, Шелк вышел в селларию. Дверь на Солнечную также оказалась заперта на засов и на замок. На каминной полке ждали своего часа два письма: одну из печатей украшали нож с чашей, символы Капитула, другую же – язычок пламени над сложенными горстью ладонями. Отправив письма в просторный карман риз, Шелк проверил, заперты ли выходящие на Солнечную улицу окна.

Пока они скорым шагом шли через сад на улицу, Шелк размышлял о Мукор. О Мукор, и о Крови, доводящемся ей приемным отцом, и о Высочайшем Иераксе, пару часов назад слетевшем с небес за Журавлем и серьезным юным штурмовиком, с которым Шелк и Журавль беседовали в «Ржавом фонаре». Мукор хочется умереть, отдаться во власть Иеракса, а ему, Шелку, придется спасать ее, если получится. В таком случае не ошибся ли он, назвав ее чадом Иеракса? Наверное, нет. Все люди, и женщины, и мужчины – приемные дети богов, а сей бог подходит Мукор куда лучше прочих.

III
Тессера для подземелий

– Сквер-рная штука! – пробормотал Орев, зорко следя за горящим талосом, проверяя, слышит тот или нет.

На ругань талос не откликнулся ни словом, ни даже движением.

– Сквер-рная штука! – еще раз, гораздо громче повторил Орев.

– Заткнись, – велел ему Чистик, тоже с опаской взиравший на талоса.

Вперед, с ракетометом наготове, выступила Синель.

– Мы бы погасили огонь, да нечем. Будь у нас одеяла или еще хоть что-нибудь, пламя прибить…

– Умираю! Выслушайте меня!

– Я только хотела сказать, что нам жаль тебя…

С этим Синель оглянулась на четверку спутников, и Елец согласно кивнул.

– Я служу Сцилле! Таков ваш долг!

Наковальня поднялся с пола, выпрямился во весь рост.

– Можешь не сомневаться, во исполнение воли богини я сделаю все, что в моих силах, и поручусь в том же самом за моего друга, капрала Молота.

– Аюнтамьенто предал ее! Уничтожьте изменников!

Молот, щелкнув пятками, встал навытяжку.

– Разреши обратиться, талос!

Тонкий вороненый ствол одной из скорострелок талоса дрогнул, и оружие выстрелило. Снаряды свистнули в пяти кубитах над головами всех пятерых, полутьму коридора разорвал визг удаляющихся рикошетов.

– Может, лучше не стоит? – шепнул ему Чистик и, обратившись к талосу, заговорил в полный голос: – Сцилла сказала нам, что патера Шелк готовится к их свержению, и велела помочь ему. Вот мы и поможем, если получится. Мы – в смысле, я с Синелью и его птицей.

– Сообщите обо всем в Хузгадо!

– Да, точно, такой разговор тоже был.

Елец с Наковальней кивнули, подтверждая правоту Чистика.

Щеку талоса лизнул язык пламени.

– Тессера! Тессера к потайному подвалу… «Фетида»!..

Тут в чреве талоса грохнул взрыв. Машина вздрогнула, накренилась на сторону.

– Назад! – закричал Чистик, хотя в его предостережении никто не нуждался.

Все пятеро поспешили отступить в глубину коридора. Огромный металлический лик заслонила завеса пламени…

– Ну все! Конец ему! Ко дну идет!

Елец ковылял вперед даже медленнее Чистика, изрядно покачивавшегося на ходу. Такой слабости в коленях он не припоминал за собою с младенчества.

Еще один глухой взрыв, и все вокруг стихло. Тишину, воцарившуюся в коридоре, нарушало только шипение пламени. Шагавший в ногу с Чистиком Молот, замедлив шаг, наклонился и подхватил с пола пулевое ружье.

– Со спящего, – жизнерадостно пояснил он Чистику. – Видишь, как ствольная коробка блестит? Похоже, из него ни разу еще не стреляли. А за своим я вернуться не смог: мне ж тебя караулить велено, да и через мое уже около пяти тысяч пуль пропущено…

Вскинув новое пулевое ружье к плечу, он сощурился, устремил взгляд вдоль ствола. Орев испуганно каркнул.

– Эй, осторожней! – воскликнул Чистик. – Что, если Дойки зацепишь?

– Оно ж на предохранителе, – пояснил Молот и опустил оружие. – А ты ее, выходит, знаешь давно?

Чистик кивнул и замедлил шаг, чтоб поотставший Елец смог догнать их.

– Ага. С весны, кажется.

– У меня тоже когда-то девчонка была, – сообщил ему Молот. – В горничных служила, но с виду ни за что не догадаешься. Симпатичная – просто картинка.

Чистик понимающе кивнул.

– А потом у вас что стряслось?

– А потом пришла моя очередь отправляться в резерв. Улегся спать, а когда проснулся, меня в город уже не направили. Может, и надо было туда наведаться, разыскать Моли, – пожав плечами, рассудил Молот, – только прикинул я и решил, что к этому времени она уж подыскала себе кого-нибудь еще. С ними ж почти всегда так.

– Ты тоже, если захочешь, подыщешь себе кого-нибудь обязательно, – заверил его Чистик и, приостановившись, оглянулся назад.

Талос из виду еще не скрылся, однако, оставшись далеко позади, казался всего-навсего оранжевым огненным пятнышком не больше ближайшего светоча.

– Главное, жив, – продолжал Чистик, – а ведь свободно погибнуть мог. Что, если б патера тебя не наладил?

Молот покачал головой.

– Я с ним вовек теперь не расплачусь. Мне ведь, честно говоря, даже не показать, как я люблю его. Вот известно тебе, что мы, к примеру, не умеем плакать?

– Бедная железяка! – каркнул Орев, искренне огорченный этаким положением дел.

– Ты ж тоже плакать не умеешь, балда, – напомнил ему Чистик.

– Птичка… плакать!

– Вы, фаршеголовые, вечно твердите, как нам, хемам, жить хорошо, – продолжал Молот. – Хорошо, да уж… Есть не способен, дежурства тянешь по семьдесят четыре часа подряд, а бывает, и по сто двадцать. И спишь так долго, что сам Круговорот успевает перемениться: проснулся и марш-марш новые процедуры заучивать. И, мало этого, по семь-восемь жестянок на каждую бабу… сам не желаешь такой сладкой жизни попробовать?

– Нет уж, лохмать его. Собственной обойдусь.

Нагнавший обоих Елец ухватил Чистика за плечо.

– Спасибо, что подождал.

Чистик стряхнул его руку.

– Я сам еле ноги тащу.

– Я б вас обоих на плечах унес запросто, – несколько жизнерадостнее сообщил им Молот, – да нельзя. Патера наверняка не одобрит.

Елец осклабился, обнажив темную брешь на месте пары отсутствующих зубов.

– Ай, мама, в лодку не сажай!

Чистик невесело хмыкнул.

– Он это не со зла, – заверил их Молот. – Наоборот, обо мне заботится. Потому я за него и умру, если что.

– А о старых товарищах ты что ж, позабыл? – вовремя отвергнув первое пришедшее на ум замечание, полюбопытствовал Чистик. – Ну о других солдатах?

– Ясное дело, нет. Только патера – он в первую голову.

Чистик понимающе кивнул.

– Ты об общей картине подумай. Нашим главнокомандующим должен быть кальд. Согласно уставу. Однако кальда у нас нынче нет, а это значит, все мы в тупике. Ни у кого нет права распоряжаться, но бригадой командовать надо, иначе как службу нести? Песок – мой сержант, понимаешь?

– Ага.

– А Шихта со Сланцем у нас в отделении рядовые. Сержант отдает приказания мне, я – им, они говорят: так точно, капрал, будет сделано… только всем от этого не по себе.

– Девочка… ждать? – осведомился Орев, не сводя глаз с обнаженной спины Синели далеко впереди.

– Не бойся, рано ли, поздно, а остановится, подождет, – успокоил его Чистик. – И клюва зря не разевай: он интересные вещи рассказывает.

– Вот, для примера, на днях, – продолжал Молот, – присматривал я за пленным. Вдруг шум поднялся, пошел я разбираться, а он смылся. Будь все в порядке, с меня б за такое лычки содрали, понимаешь? Но при нынешнем бардаке отделался я только выволочкой от Песка да еще одной, от майора. Почему?

С этим он ткнул в сторону Чистика пальцем толщиной с трубу, но Чистик лишь отрицательно покачал головой.