Над стеной, ограждавшей сад, поднялся столбом пыльный смерч, но ветер в тот же миг унес его прочь.

– Ну а второе, недавнее… я не могу больше быть тем же авгуром, что и прежде, майтера. Пас – Всевеликий Пас, правивший всем Круговоротом, словно заботливый отец – мертв. Так нам сказала сама Эхидна, помнишь?

Майтера Мрамор не ответила ни слова.

– Как учит Писание, Пас создал, выстроил наш круговорот. Строил он, я уверен, надежно, в расчете на долгое-долгое время, но на вечное существование в его отсутствие, разумеется, не рассчитывал. Теперь он мертв, и у солнца нет хозяина. Полагаю, сейчас его пытаются обуздать или хотя бы исцелить летуны. Как-то один человек на рынке сказал мне, что не раз слышал от деда, будто их появление в небе предвещает дождь, а значит, и моя жизнь, и жизнь моей матери, и жизни ее родителей прожиты под защитой летунов, все это время боровшихся с солнцем.

Сощурившись, Шелк поднял голову, взглянул сквозь жухлую виноградную листву на истончившуюся, сузившуюся под натиском тени золотистую полосу.

– Однако борьбу они проигрывают, майтера. Об этом мне вчера, по сути, испуская последний вздох, сказал один из летунов. В то время я не понял, о чем он, но теперь понимаю – или, по крайней мере, думаю, что понимаю – все. Кое-что из случившегося на улице не оставляет ни малейших сомнений. Нашему городу, а также всем другим городам надлежит оказать летунам всю посильную помощь и приготовиться к бедствиям, каких мы еще не видывали.

– Патера, майтера! – донесся из-за виноградных лоз ломкий старческий голос Кетцаля.

Раздвинув увядающую листву, Пролокутор шагнул в беседку.

– Прошу прощения, я невзначай подслушал ваш разговор. Вокруг так тихо, что не расслышать вас невозможно. Надеюсь, вы меня извините?

Шелк с майтерой Мрамор поднялись на ноги.

– Разумеется, Твое Высокомудрие!

– Сядь, дочь моя. Будь добра, сядь. Позволь, патера, я сяду рядом с тобой? Благодарю. Полагаю, все прячутся по домам либо спешат присоединиться к дерущимся. Будучи наверху, в твоей, патера, обители, я выглянул за окно. На улице – ни единой повозки, а откуда-то издали слышна стрельба.

– Ужасные новости, Твое Высокомудрие, – кивнув, согласился Шелк.

– Воистину, патера, особенно с учетом только что сказанного тобой. Майтера, судя по всему, что я слышал и прочел в наших архивах, ты – женщина весьма разумная. Можно сказать, женщина выдающегося ума. Вирон воюет сам с собой. В эту минуту, во время нашего разговора, на улицах гибнут мужчины, женщины и даже дети. Нас зовут мясниками за то, что мы приносим в дар богам кровь, хотя жертвы – всего лишь животные, а умирают мгновенно, причем ради высшей из целей. Ныне сточные канавы полны человеческой крови, пролитой зря. Если уж мы – мясники, как назовут они самих себя, когда все это кончится? – Вздохнув, Кетцаль покачал головой. – Надо думать, героями… ты со мною согласна?

Майтера Мрамор молча кивнула.

– Тогда сделай милость, скажи: как со всем этим покончить? Дай мне совет, майтера. Дай совет нам обоим. Наш коадъютор откровенно побаивается моего юмора, и порой я сам опасаюсь, не злоупотребляю ли им… но сейчас говорю серьезно, как никогда.

Изрядно смущенная, майтера Мрамор пробормотала нечто неразборчивое.

– Громче, майтера.

– Патера Шелк должен стать нашим кальдом.

Кетцаль откинулся на невысокую, по-деревенски простенькую спинку скамьи.

– Вот, пожалуйста! Ее репутация дамы весьма здравомыслящей совершенно справедлива, патера кальд!

– Твое Высокомудрие!..

Майтера Мрамор, не поднимаясь с места, поклонилась Кетцалю.

– Твое Высокомудрие чересчур добр ко мне.

– Хорошо, майтера. Допустим, я заявлю, что твое решение – отнюдь не единственное: жили мы, дескать, под управлением Аюнтамьенто, так отчего б им не править нами и впредь? Отчего бы нам попросту не подчиниться им? Что здесь неверно?

– Люди снова восстанут, Твое Высокомудрие. Снова взбунтуются, – не глядя Шелку в глаза, ответила майтера Мрамор. – Новые кровопролития, новые восстания… и так – каждые два-три года, пока Аюнтамьенто не свергнут. Недовольство, Твое Высокомудрие, росло на моих глазах все эти двадцать лет, и вот теперь дело, как говорит патера, дошло до смертоубийств. Во второй раз люди поднимутся на бунт много быстрее, в третий – еще быстрее, и так до тех пор, пока мятежи не сольются в сплошное, непрерывное кровопролитие, а еще… еще…

– Да-да? – в нетерпении поторопил ее Кетцаль. – Говори же, майтера!

– Солдаты, Твое Высокомудрие. Солдат перебьют одного за другим. Число их будет уменьшаться с каждым новым восстанием.

– Вот видишь? – Качнув головой на сморщенной шее, Кетцаль повернулся к Шелку. – Вот почему твои сторонники должны победить. Должны, патера кальд! И прекрати ежиться, когда я так к тебе обращаюсь: хочешь не хочешь, придется привыкнуть. Должны, поскольку лишь их победа восстановит в Вироне мир. Сообщи Лори и прочим, что они могут остаться в живых, если немедля сдадутся. Лемур мертв… об этом тебе известно?

Шелк, нервно сглотнув, кивнул.

– Без Лемура оставшиеся побегут рысью, куда пожелаешь, только арапником щелкни. Однако ты должен стать кальдом. Людям необходимо видеть тебя у власти.

– Если Твое Высокомудрие позволит…

– Полагаю, ты, помазанный авгур, не собираешься отказать в просьбе своему Пролокутору?

– Твое Высокомудрие занял пост Пролокутора многие годы назад. Задолго до моего рождения. И, конечно же, был Пролокутором во времена последнего кальда.

– Да, – кивнув, подтвердил Кетцаль, – и неплохо знал его. И с тобой, патера кальд, также намерен познакомиться ближе.

– В день его смерти я, Твое Высокомудрие, был совсем маленьким ребенком, еще не выучившимся ходить. Несомненно, тогда произошло великое множество всевозможных событий, о которых я даже не слышал. Упоминаю о сем, дабы подчеркнуть, что спрашиваю исключительно по неведению, и если ты предпочтешь воздержаться от ответа, не стану настаивать.

Кетцаль кивнул.

– Если бы мне задала вопрос майтера, или, допустим, твой аколуф, или даже мой коадъютор, я, как ты и предположил, вполне мог бы отказать в ответе. Однако вопроса, заданного нашим кальдом, на который я не почел бы долгом дать полный, однозначный ответ, мне не вообразить. Итак, что же тебя беспокоит?

Шелк запустил пальцы в волосы.

– Когда последний из кальдов умер… протестовал ли Твое Высокомудрие или вообще хоть кто-то против решения Аюнтамьенто не устраивать выборы?

На сей раз кивок Кетцаля, по-видимому, предназначался ему самому. Склонив голову, Пролокутор провел рукой по безволосому темени – вроде бы так же, как Шелк, но в совершенно иной манере.

– Коротким ответом, пожелай я отделаться таковым, стало бы «да». Да, протестовал. Как и многие, многие другие. Однако ты заслуживаешь не просто короткого ответа. Ты заслуживаешь самого полного объяснения… вот только на алтаре сию минуту покоится наполовину сгоревшее тело того юного счастливца. Я видел его из окна. Вижу, оправдывать непослушание высотой занимаемого положения ты вовсе не склонен, а если так, будь добр, не откажи выйти со мною на улицу и помочь навести там порядок по мере сил. Когда закончим, я дам тебе полный ответ.

Укрывшись за уцелевшей стеной выгоревшей дотла лавки, майтера Мята пригляделась к лицам подначальных. Зорилла испуган, Лиметта ошеломлена, плечистый великан с черной бородой (имя его майтера Мята, если и знала, забыла) полон решимости…

– Итак, – заговорила она.

«Ну и ну! То же самое, что начинать урок, – невольно подумалось ей. – Никакой разницы! Жаль, аспидной доски под рукой нет».

– Итак, у нас свежие новости. Не стану отрицать, новости скверные, однако нисколько не неожиданные. Уж для меня-то точно, и для всех вас, надеюсь, тоже. Стражники заперты в Аламбрере – там, где им полагается держать взаперти других.

Сделав паузу, майтера Мята слегка улыбнулась в надежде, что и сподвижники оценят иронию положения.

– Ну а о том, что в таком случае Аюнтамьенто пошлет своим людям помощь, по силам догадаться любому. Потому я и ожидала этого, только надеялась, что подкрепления к ним направят не так быстро. Однако они идут, и у нас, на мой взгляд, есть три выхода.

С этими словами она подняла кверху три пальца.

– Во-первых, можно продолжить штурм Аламбреры в надежде взять ее до прибытия подкреплений.

Первый палец вниз…

– Во-вторых, можно отступить.

Второй палец…

– В-третьих, можно оставить Аламбреру как есть и атаковать подкрепления, пока они не успели войти внутрь.

Последний палец.

– Зорилла, что предложил бы ты?

– Если отступим, значит, бросим дело, порученное богиней.

Чернобородый великан фыркнул со смеху.

– Богиня велела нам захватить Аламбреру и сровнять с землей, – напомнила Зорилле майтера Мята. – Мы с вами пробуем, но не справляемся. На самом-то деле решить нужно вот что. Продолжать ли попытки, пока нам не помешают? Или прерваться, передохнуть, набраться сил, зная, что и они станут сильнее? Или лучше позаботиться, чтоб нам не помешали? Лиметта, как думаешь ты?

Лиметта – рослая, худощавая, рыжеволосая («Хотя волосы, скорее всего, крашеные», – решила майтера Мята) – задумчиво сдвинула брови.

– По-моему, не надо бы нам думать только о том, что сказала богиня. Кабы ей просто захотелось снести Аламбреру, так с этим она управилась бы сама. Ей хочется, чтоб это сделали мы.

– Совершенно с тобой согласна, – кивнув, подтвердила майтера Мята.

– А раз мы с вами смертные, – сглотнув, продолжала Лиметта, – значит, и делать нам это придется как смертным. Вот только за мной идет куда меньше людей, чем за вами, и то большей частью бабы.

– Ну в этом-то нет ничего страшного, – заверила ее майтера Мята. – Я тоже женщина, да и сама богиня – разве она не женского пола, подобно нам с тобой? Как всем известно, она – жена Паса и мать семи детей. Да, у тебя нет толп сторонников, однако не в этом суть. Я с радостью выслушаю любую, пусть даже за ней не стоит ни одного человека – лишь бы у нее имелся хороший, осуществимый план.

– Я что хотела сказать…

Порыв ветра обдал их военный совет пылью пополам с дымом. Лиметта, закашлявшись, замахала перед носом удлиненной плоской ладонью.

– Большей части моих биться особо нечем. Кроме кухонных ножей – этого-то добра хватает. У восьми… да, вроде бы у восьми есть иглострелы, а одна – она держит конюшню – вилы с собой прихватила.

Майтера Мята взяла сие на заметку.

– Так вот, я что хотела сказать: все они себя чувствуют брошенными. Духом упали, понимаешь?

Майтера Мята подтвердила, что понимает ее прекрасно.

– Стало быть, если разойтись по домам, по-моему, некоторые там и останутся. Но если нам удастся побить этих новых лягв, идущих сюда, на подмогу, мои, глядишь, ружьями разживутся, а с ружьями у них сразу поприбавится уверенности в себе… да и в нас тоже.

– Весьма веское соображение.

– Вот он, Бизон…

Майтера Мята взяла на заметку и это. Бизоном, очевидно, зовут чернобородого великана… надо будет как можно чаще поминать в разговоре его имя, пока оно не запомнится накрепко.

– Бизон думает, они, дескать, драться не станут. Они и не станут… то есть не станут драться, как бы ему хотелось. Но если дать им пулевые ружья, будут стрелять хоть целый день напролет, если ты, майтера, прикажешь. Или если отправишь их куда-нибудь, а лягвы попробуют им помешать.

– То есть ты, Лиметта, за нападение на колонну поддержки?

Лиметта кивнула.

– Ну да, она-то за… если драться пойдет кто-то другой, – подал голос Бизон. – Ладно, я тоже за. Мы драки не боимся.