– И что еще? – поторопила его майтера Мята, теребя нижнюю губу. – Ну да, разумеется: погасить пожары, бушующие по всему городу. Ты прав, Бизон. Прав, как всегда. Ломелозия! – позвала она, бросив взгляд в сторону двери. – Ты еще здесь? Будь добра, загляни к нам. У меня есть для тебя поручение.

– Да, майтера?

– Видишь ли, Ломелозия, мы тут втолковываем друг другу, что нам пора отдохнуть. Похоже, такова у нас нынче ночью… повестка дня. Ты – также не исключение. Тем более что всего несколько дней назад была серьезно больна. Разве патера Шелк не приносил тебе Прощение Паса?

Стройная, бледнокожая девчонка тринадцати лет, с тонкими чертами лица в обрамлении глянцевито-черных волос, Ломелозия чинно, без тени улыбки кивнула.

– Приносил, майтера, в сфингицу, и я сразу же пошла на поправку.

– В сфингицу, а сегодня у нас иераксица… – Майтера Мята взглянула на часы синего фарфора, венчавшие поставец. – А еще через пару часов наступит фельксица. Ладно. Допустим, сейчас уже фельксица. Даже в сем случае тебе меньше недели назад угрожала скорая смерть, однако ты целый день бегаешь по моим поручениям, хотя должна лежать дома, в постели. Хватит ли тебе сил исполнить еще одно дело?

– Хватит. Со мной все в порядке, майтера.

– Тогда разыщи Лиметту. Сообщи ей, где я, передай, что мне нужно как можно скорее увидеться с нею, а после ступай домой и ложись спать. Домой, Ломелозия, слышишь? Исполнишь?

Ломелозия сделала реверанс, развернулась и вихрем умчалась прочь.

– Хорошая девочка. Толковая, – сообщила майтера Мята Бизону и капитану. – Не из моих. Мои постарше, а сейчас заняты. Кто бьется, кто обихаживает раненых… а кого, может статься, уже нет в живых. Ломелозия – одна из учениц майтеры Мрамор. Вполне возможно, лучшая в классе.

Бизон с капитаном кивнули.

– Капитан, не стану заставлять тебя зря терять время. Бизон, я начала разговор о дисциплине, однако меня прервали, и хорошо, что прервали: велеречивость сейчас не к месту. А сказать я собиралась вот что: благодаря дисциплине из двадцати мальчишек с девчонками может выйти восемнадцать хороших, прилежных учеников. И у меня, и у тебя тоже. Возможно, набравшись опыта, ты меня даже превзойдешь.

Вздохнув, она велела себе выпрямить спину, расправила плечи.

– Ну а из двух оставшихся один не станет хорошим учеником никогда. Учеба чужда ему от рождения; не баламутит других, и ладно. Второму же дисциплина попросту не нужна. Не нужна абсолютно… по крайней мере, так кажется с виду. Однако святая Пасова истина состоит в том, что он вспоминает о дисциплине сам еще до того, как призовешь класс к порядку, понимаешь?

Бизон кивнул.

– Вот и ты тоже как раз из таких, иначе не стал бы моим заместителем, а ты им, сам знаешь, стал. И если меня убьют, должен будешь возглавить всех наших.

В гуще черной бороды великана блеснули крупные белые зубы.

– Боги тебя любят, генералиссима! – с улыбкой на губах ответил Бизон. – Чего-чего, а твоей гибели мне опасаться не стоит.

Майтера Мята поджала губы, возвращая разговор в серьезное русло.

– Если такое, упаси Иеракс, случится, сделаю все, что смогу, – помолчав, заверил ее Бизон.

– Да, знаю: на тебя можно положиться вполне. И сейчас тебе потребуется подыскать как можно больше себе подобных. Сколь ни жаль, времени на установление настоящей дисциплины у нас нет. Выбери из тех, кто вооружен иглострелами – пулевые ружья для этого ни к чему – мужчин постарше, которые не начнут грабить сами, будучи посланы прекратить грабежи. Разбей их на группы по четверо, назначь командира для каждой и вели говорить всем… только не забудь: это чрезвычайно важно. Вели извещать каждого встречного, что грабежи и поджоги должны быть прекращены. Что всякий, застигнутый за тем либо другим, будет расстрелян.

Закончив, майтера Мята поднялась на ноги.

– Идем, капитан. Хочу взглянуть, как ты расставил посты. Мне еще многому нужно учиться, а времени на ученье практически нет.

За дверью, ведущей на улицу, несли караул Бивень с Крапивой. Мальчишка вооружился трофейным пулевым ружьем, а его подруга успела обзавестись иглострелом.

– Бивень, ступай в дом и отыщи себе кровать, – распорядилась майтера Мята. – Считай, что это приказ. Проснешься, вернись сюда и смени Крапиву, если она еще будет здесь. Я с капитаном прогуляюсь вокруг Аламбреры. Надолго не задержусь.

После многомесячной жары холодный ветер в лицо казался чем-то сверхъестественным, едва ли не чудом. Наслаждаясь прохладой, майтера Мята негромко забормотала благодарственную молитву Мольпе, но тут же вспомнила, что этот самый ветер раздувает пламя пожаров, которых так опасается Бизон, а кроме того, благодаря ему огонь вполне может перекинуться (и кое-где уже перекинулся) с лавки на конюшню, с конюшни на мануфактуру… так, чего доброго, весь город сгорит дотла, пока она бьется за него с Аюнтамьенто!

– Да, об Аюнтамьенто. Помни, капитан: советники – вовсе не боги.

– Уверяю, генералиссима, я в жизни не воображал их богами. Сюда.

Капитан повел ее вдоль кривой улочки, название коей она позабыла, если когда-либо знала вообще. Казалось, ветер, посвистывающий в щелях ставней на окнах запертых лавок, нашептывает о снежной зиме.

– Ну а поскольку они – вовсе не боги, – продолжила майтера Мята, – долго противиться воле богов им не по силам. Эхидна, вне всяких сомнений, за нас. Сцилла, думаю, тоже.

– И Киприда, – напомнил ей капитан. – Киприда ведь говорила со мной, генералиссима, и сказала, что нашим кальдом должен стать патера Шелк. Тебе я служу, поскольку ты служишь ему, а он – ей.

Однако майтера Мята почти не расслышала его слов.

– Пятеро стариков… то есть четверо, если Его Высокомудрие не ошибся, а он, вне всяких сомнений, прав. Что придает им мужества?

– Представления не имею, генералиссима. А вот и наш первый пост. Видишь его?

Майтера Мята отрицательно покачала головой.

– Капрал! – негромко крикнул капитан.

Хлопок в ладоши, и в доме напротив ожили светочи, а из окна второго этажа высунулся поблескивающий воронением оружейный ствол.

– Как видишь, генералиссима, пост снабжен скорострелкой, – пояснил капитан, – поскольку эта улица – самый прямой путь к входу. Угол обеспечивает хороший продольный обзор. А еще шаг-другой вон туда, – добавил он, указав чуть в сторону, – и нас смогли бы обстреливать из верхних окон Аламбреры.

– А ведь они могут проследовать этой улицей, пересечь Решетчатую и войти прямиком в Аламбреру?

– Совершенно верно, генералиссима. Поэтому дальше мы не пойдем. Теперь, пожалуйста, сюда. Ты не против проулков?

– Разумеется, нет.

Какое все же странное это дело – служение богам! Помнится, майтера Чубушник объясняла ей, в то время еще девчонке, что служба богам означает лишение сна и пищи, и заставляла, когда об этом ни спросят, отвечать именно так, и вот, пожалуйста! Поесть ей удалось лишь за завтраком, однако милостью Фельксиопы она настолько устала, что не чувствует голода.

– А мальчишка, которого ты отправила спать, проспит всю ночь, – хмыкнув, заметил капитан. – Ты предвидела это, генералиссима? Бедной девчонке придется стоять в карауле до утра.

– Бивень? Нет, капитан, Бивень проспит часа три, а то и меньше.

Проулок вывел их на улицу пошире.

«Мельничная», – вспомнила майтера Мята, узнав сиротливую вывеску темной кофейни под названием «Мельница». На Мельничной она не раз покупала задешево обрезки саржи и твида.

– Здесь мы не на виду, однако от часовых на стене не укроемся. Взгляни, генералиссима, – указав вдоль улицы, предложил капитан. – Узнаешь?

– Стену Аламбреры? Конечно же, узнаю. И пневмоглиссер там, рядом, вижу. Это ваш? Нет, разумеется, нет, иначе по нему бы стреляли… да и башенки ему недостает.

– Это один из уничтоженных тобою, генералиссима. Теперь он мой. Я разместил там двух человек.

Внезапно капитан остановился как вкопанный.

– Здесь я оставлю тебя, быть может, минуты на три. Идти туда слишком опасно, но мне необходимо проверить, все ли в порядке с нашими.

Подождав, пока рысцой устремившийся вперед капитан не достигнет выведенной из строя машины, майтера Мята помчалась за ним. Сколько раз она воображала себя бегущей, играющей с ребятишками из палестры, и вот бежит, летит со всех ног, задрав до колен юбки, а страх нарушить приличия исчез неизвестно куда!

Подпрыгнув, капитан ухватился за кромку дыры на месте башенки, подтянулся, перекатился через край и исчез в чреве подбитого глиссера. При виде этого майтера Мята, осознав, что проделать такое ей наверняка не под силу, утратила былую уверенность в себе, но, к счастью, дело обошлось без акробатики. Стоило ей приблизиться на полдюжины шагов, в боку пневмоглиссера распахнулась дверца.

– Я так и знал, что ты, генералиссима, не останешься позади, хоть и отважился понадеяться на лучшее, – пояснил капитан. – Не следовало бы тебе рисковать таким образом.

Запыхавшаяся от быстрого бега, майтера Мята молча кивнула и нырнула в кабину. Как ни странно, теснота внутри навевала ощущение бесприютности. Очевидно взволнованные, сидевшие на корточках стражники по привычке вскочили и непременно вытянулись бы в струнку, да только обстановка не позволяла.

– Сядьте, – велела майтера Мята. – Сядьте все. Здесь вовсе не до… обрядов.

«Обрядов»… Кажется, обращаясь к военным, следовало бы выразиться как-то иначе, однако стражники, бормоча слова благодарности, покорно сели.

– Видишь, генералиссима? Вот эта скорострелка прежде принадлежала командиру машины, – сообщил капитан, погладив ладонью орудие. – Он промахнулся по тебе, и потому теперь она твоя.

В скорострелках майтера Мята не разбиралась ничуть. Несмотря на усталость, ее охватило нешуточное любопытство.

– А она действует? И есть ли у вас… – Растерянная, она неопределенно взмахнула рукой. – То, чем из нее стреляют.

– Патроны, генералиссима? Да, патронов у нас хватает. Понимаешь, взорвалось здесь топливо. Пневмоглиссеры – они ведь не таковы, как солдаты. Больше похожи на талосов. Для двигателей требуется ворвань либо пальмовое масло. Ворвань не слишком-то хороша, но мы ею пользуемся, поскольку она дешевле. Боеприпасов для обеих скорострелок в этот пневмоглиссер загрузили достаточно, а израсходовать успели разве что самую малость.

– Я хочу сесть сюда, – сказала майтера Мята, взглянув на офицерское кресло. – Можно?

– Разумеется, генералиссима.

Капитан отполз в сторону, освобождая ей путь. Сиденье оказалось потрясающе удобным, гораздо глубже, мягче ее кровати в киновии, только опаленная обивка изрядно пропахла гарью.

«Впрочем, на самом-то деле ничего потрясающего здесь нет, – подумала майтера Мята. – Этого и следовало ожидать: сиденье ведь офицерское, а об офицерах, фундаменте собственной власти, Аюнтамьенто заботится, и еще как!»

Еще одно обстоятельство, которое нужно запомнить. Запомнить и впредь непременно учитывать.

– Только не трогай спуск, генералиссима. Она снята с предохранителя.

Потянувшись через ее плечо, капитан щелкнул небольшим рычажком.

– Теперь порядок. Теперь случайного выстрела можно не опасаться.

Майтера Мята нерешительно прикоснулась к другой части скорострелки.

– А вот эта штучка наподобие паутины… это то самое, что у вас называется прицелом?

– Да, генералиссима. Задний визир прицела. А тот шпенек на конце ствола – видишь? – это мушка. Целясь, стрелок совмещает то и другое так, чтобы вершина мушки оказалась в том или ином из этих прямоугольников.

– Вот как…

– В одном из верхних, генералиссима, если цель далека, и наоборот. Левее либо правее при сильном боковом ветре… или оттого, что орудие «предпочитает» ту или иную сторону.