«О Киприда, смилуйся надо мной! О Меченосная Сфинга, великая богиня войны…»

Внезапно под ребрами словно бы что-то вспухло, в голове замелькали, закружились в бешеной пляске звуки, которых она никогда в жизни не слышала, вперемешку с картинами, никогда не открывавшимися ее взору: частая дробь копыт многочисленной кавалерии, грохот тяжелых орудий, леденящий кровь рев львиц Сфинги, серебристо-звонкое пение труб, резкий, убийственный, точно гадючий яд, треск скорострелок… и женщина с головой, обвязанной окровавленной тряпицей, сплачивающая ряды соратников: «Становись! Становись! Ровнее строй! Вперед! Вперед! За мно-о-ой!!!»

И тогда крохотная майтера Мята широким жестом выхватила из ножен меч, невидимый даже ей самой.

– Др…рузья!

Голос ее дрогнул на середине слова. Ну, девочка, ну же! Громче! Громче! Так, чтоб стропила вздрогнули!

– Друзья, некоторые из вас не знают, кто я. Я – майтера Мята, сибилла сего мантейона.

Окинув взглядом собравшихся, она увидела, что майтера Мрамор бесшумно аплодирует ей: невнятный гул нескольких сотен голосов разом смолк.

– Устав Капитула позволяет сибилле вершить жертвоприношения, если все авгуры в отлучке. К сожалению, сегодня дела в нашем мантейоне обстоят именно так. Мы понимаем: в таком случае многие из вас пожелают уйти – тем более что на улице Шляпников есть другой, уверена, горячо любимый всем богами мантейон, где сию минуту готовится принести жертву святой авгур. В сторону рынка и налево. Идти тут недалеко.

Умолкнув, вслушиваясь в перестук дождевых капель, майтера Мята замерла в ожидании, но надежды ее, увы, не оправдались. Никто из пятисот счастливчиков, успевших занять сидячие места, ни один из еще нескольких сотен, стоявших в проходах, даже не сдвинулся с места.

– Вчера вечером патера Шелк не вернулся в обитель. Как многим из вас известно, за ним приходили стражники, дабы взять его под арест…

Гневный ропот слушателей показался ей рыком невиданного исполинского зверя.

– Случилось это вчера, в то самое время как Нежная Киприда, перед коей мы в вечном долгу, удостоила нас еще одного, второго явления. Все мы уверены: произошла какая-то нелепая ошибка, однако пока патера Шелк не вернется, можем лишь полагать, что он арестован. Ну а патера Росомаха, весьма достойный авгур, присланный Его Высокомудрием Пролокутором в помощь патере Шелку, похоже, оставил обитель сегодня ранним утром – вне всяких сомнений, в надежде освободить его.

Нервно ощупывая щербатый камень древнего амбиона, майтера Мята умолкла, обвела взглядом прихожан, устроившихся на полу перед ближайшей скамьей, и лоскутную занавесь из множества лиц о множестве глаз под аркой нарфика.

– Посему обязанность свершить жертвоприношение перешла к нам с майтерой Мрамор. Жертв сегодня – не одна дюжина, в том числе даже белый, без единого темного пятнышка бык, предназначенный в дар Всевеликому Пасу. Подобные жертвы нечасто приносят даже авгуры Великого Мантейона.

Вновь сделав паузу, майтера Мята прислушалась к шуму дождя и бросила взгляд в сторону алтаря.

– Перед началом обряда я должна сообщить вам – особенно тем, кто пришел поклониться богам не впервые, но уже много лет ходит к нам еженедельно, каждую сциллицу – еще кое-какие новости. Многих из вас слова мои опечалят, однако новости сии радостны. Наша возлюбленная майтера Роза отошла к богам, в служении коим провела всю свою долгую жизнь. Из соображений, на наш взгляд, благих и веских, мы решили не выставлять на обозрение ее бренных останков, а гроб ее – вот, здесь, перед алтарем. Не сомневаюсь, бессмертным богам известно о ее достойном всяческого подражания благочестии. От кого-то я слышала, будто она была старейшей из биохимических особ в сем квартале, и это вполне могло оказаться правдой. Майтера Роза принадлежала к последнему из тех удачливых поколений, на чью долю хватило чудесных механизмов, протезов, устройство коих ныне забыто даже мудрейшими из мудрых. Благодаря сим приспособлениям ей удалось пережить детей многих из тех, кто ребенком посещал ее классы, но, увы, никакие протезы не способны поддерживать жизнь бесконечно… впрочем, майтера Роза этого и не желала. Вчера они, наконец, отказали, освободив нашу возлюбленную сестру и от страданий, неизменных спутников старости, и от тяжких трудов, служивших ей единственным утешением.

Некоторые из стоявших в проходах отворили ближайшие окна, однако ветер, ворвавшийся внутрь, не принес с собой ни дождинки.

«Похоже, гроза-то кончилась, или вот-вот кончится», – решила майтера Мята.

– Посему сегодня наше утреннее жертвоприношение – не просто дар, подносимый неподвластным смерти богам в этот час каждый день, если нам посчастливится с жертвой. Сегодня здесь состоится последнее жертвоприношение дорогой нашей майтеры Розы… то есть даром богам станет не только помянутый белый бык и прочие живые твари, дожидающиеся за дверьми, но и сама майтера. Жертвоприношения – обряды двоякого рода. Во-первых, принося жертву, мы шлем дар богам, во‐вторых же, делим с богами трапезу. Посему моя дражайшая сестра – смею надеяться, вас сие не шокирует – взяла себе часть чудесных приспособлений, поддерживавших жизнь нашей возлюбленной майтеры Розы. Будь даже мы расположены позабыть ее, о чем, уверяю вас, даже не помышляем, теперь это невозможно. Отныне эти устройства навек станут нам напоминанием о ее жизни, отданной служению богам без остатка, и я, понимая, что дух ее ныне шагает Златою Стезей, буду знать, чувствовать, что некая часть усопшей майтеры Розы продолжает жить в моей сестре.

Ну же! Сейчас или никогда!

– Мы счастливы видеть, как много вас, сошедшихся почтить ее память, тем более что она вполне сие заслужила. Однако снаружи собралось много больше прихожан – и взрослых, и совсем маленьких – которые тоже охотно оказали бы ей последние почести, но не смогли отыскать себе мест в стенах нашего мантейона. По-моему, это просто стыд – стыд перед нею и перед богами. Но для подобных оказий существует особая процедура, особый способ, и некоторым из вас он, вне всяких сомнений, известен. Суть его в том, чтобы временно вынести гроб, и алтарь, и само Священное Окно на улицу.

«Вот только тогда они лишатся драгоценных мест на скамьях…»

Майтера Мята замерла в ожидании общего возмущения, но нет, никто не издал ни звука.

– Я…

Тут она едва не продолжила: «Предлагаю», – но вовремя опомнилась. Решение – ее собственное, ей и держать за него ответ, и, если что, понести наказание.

– Именно так мы и поступим сейчас, – объявила она и подняла с алтаря толстый, переплетенный в кожу том Хресмологического Писания. – Бивень! Бивень, ты здесь?

Бивень, помахав ей рукой, поднялся, чтобы майтера Мята смогла его разглядеть.

– Бивень – один из учеников майтеры Розы. Будь добр, Бивень, подбери себе в помощь еще пятерых мальчишек и займись гробом. Алтарь и Священное Окно, следует полагать, весьма тяжелы. Чтоб вынести их наружу, потребуются добровольцы, – осененная вдохновением, продолжила майтера Мята. – Только из самых сильных. Не будут ли так любезны два, а лучше три десятка самых сильных из присутствующих выйти вперед? Мы с сибой покажем, что делать.

Толпа добровольцев, хлынувших к амбиону, на миг ошеломила ее. Спустя полминуты алтарь, подхваченный бурным потоком ладоней и плеч, заплясал, закачался в воздухе, словно ящик на волнах озера, и людская река повлекла его вдоль центрального прохода к дверям.

Со Священным Окном дело обернулось далеко не так просто, но вовсе не из-за чрезмерной тяжести: за триста лет лапы зажимов, крепивших его к полу святилища, намертво проржавели, а лупить по ним молотком не стоило. Священные кабели, потянувшиеся за Окном, когда и его потащили за дверь, то и дело плевались трескучим фиолетовым пламенем, наглядным свидетельством существования божественной силы, сокрытой мерцающей серой рябью.

Майтера Мрамор, вышедшая из мантейона вслед за майтерой Мятой, коснулась ее плеча.

– Чудесно, сестра! Одно слово, чудесно! Вынести все наружу, устроить богослужение под открытым небом!.. Как ты только додумалась?

– Сама не знаю. Просто… они, большинство прихожан, на улице, а мы внутри, и обычным порядком их к нам не вместить. А кроме того… – Майтера Мята заговорщически улыбнулась. – Кроме того, представь, сестра, сколько прольется крови! После этого мантейон пришлось бы отмывать не один день.

Жертвенных животных набралось так много, что крохотный садик майтеры Мрамор попросту не вместил бы их всех. Посему дарителям строго-настрого наказали следить за собственной живностью, пока не настанет время вести ее к алтарю, и в результате Солнечная обрела разительное сходство с той частью рынка, где размещались торговцы скотом.

«А сколько народу сошлось бы к нам, если б не дождь?»

Представив себе такую толпу, майтера Мята невольно вздрогнула.

Как бы там ни было, изрядно промокшие жертвы и жертвователи не унывали и, пользуясь случаем, сушились под солнцем, вновь озарившим Солнечную.

– Тебе нужно будет на что-нибудь встать, – предупредила майтера Мрамор, – иначе никто тебя не расслышит.

– Встану здесь, на крыльце. По-моему, в самый раз, – рассудила майтера Мята и повернулась к собравшимся. – Друзья…

Здесь, под открытым небом, собственный голос показался ей слабым, тихим, как никогда. А что, если представить себя трубачом… нет, трубой?

– Друзья мои! Не стану повторять сказанное внутри. Сегодня свершится последнее жертвоприношение майтеры Розы. Уверена, она знает, что сделали вы для нее, и радуется всем сердцем. Сейчас моя сестра с помощницами разожжет на алтаре священный огонь. Костер нам нынче потребуется немалой величины…

К ее удивлению, толпа разразилась ликующими криками.

– Костер нам потребуется немалой величины, а часть дров непременно окажется сырой, однако божьими вратами для нас сегодня станет все небо! Огонь Владыки Паса без препон снизойдет к нам от самого солнца!

Тем временем младшие из девочек вразброд, словно разноцветные муравьишки, потащили к алтарю кедровые поленца. Самые тонкие майтера Мрамор пустила на лучину.

– У патеры Шелка в обычае начинать жертвоприношения с обращения за советом к Писанию. Последуем же его примеру и мы!

Подняв над головою Писание, майтера Мята открыла увесистый том наугад.

«Что бы ты ни был такое – все это плоть, дыханье и ведущее. Пренебреги же плотью, как если б ты уже умирал; она грязь, кости, кровянистая ткань, сплетение жил, вен, протоков. Посмотри и на дыханье: что оно такое? Дуновение, да и не постоянное, а то изрыгаемое, то заглатываемое вновь. Ну, а третье – ведущее. Не позволяй ему и дальше рабствовать, и дальше дергаться в необщественных устремлениях, подобно марионетке на нитях; не сетуй на жребий свой, не томись настоящим, не стремись избегнуть грядущего».

– Патера Шелк не раз говорил нам, что в каждый из стихов Писания вложено минимум два значения.

Едва слова эти сорвались с ее языка, майтера Мята, похолодев, осознала, что в этом стихе видит только одно. Мысли в голове закружились, понеслись вскачь, на поиски второго возможного истолкования.

– Первое кажется настолько ясным, что объяснять его просто нелепо, однако долг велит мне его объяснить. Уверена, вы уже все поняли сами. Некая часть – точнее, согласно мысли писавшего сие хресмода, две части дорогой всем нам майтеры Розы погибли, но не забывайте, что обе они составляют часть низменную, коей ни мы, ни она не имели причин дорожить. Часть же возвышенная, любимая и богами, и нами, всеми, кто знал усопшую, не погибнет вовеки. Вот о чем извещает Писание всех скорбящих… особенно нас – меня и дражайшую мою сестру.

«О боги, на помощь, на помощь! О Иеракс, Киприда, Сфинга… молю, помогите!»