Скоро они спускались по трапу. В Праге было тепло и пасмурно.

– С корабля на бал – не привыкать, – констатировал Антон Антонович. – Хорошо бы сейчас пивка местного! Из домашней пивоварни. А? А то российское пиво – одни слезы.

– Да, неплохо бы чешского, – честно согласился Крымов.

Они взяли такси и покатили по извилистым горным дорогам. В Литвинове забурились в один кабачок, о каком грезил Долгополов, и хорошенько отобедали. В этом частном пивоваренном доме было двенадцать сортов пива, все даже не продегустируешь. Уезжать не хотелось. Кружка уходила за кружкой. Мужчины приятно хмелели.

– Не переборщим? – спросил деловитый Крымов.

– Ничего, до вечера выветрится, – отмахнулся бодрый старик. – Не коньяк же. Откуда такая осторожность, Андрей Петрович? Точно не от вас слышу?

На посошок взяли еще по пол-литровой кружке черного пива.

– Для печени плохо, для души хорошо, – сказал Антон Антонович.

Крымов с издевкой поморщился:

– Если вы живете так долго, какая вам разница, что с вашей печенью?

– Э-э, не скажите. Одно дело – коротать век больным тысячу лет, и совсем другое – жить-поживать здоровым. Вот я здоров как бык, а все почему? – спросил маленький бодрый старичок с пушистой седой шевелюрой и бакенбардами, меньше всего похожий на быка, скорее на енота. – Потому что не предаюсь излишествам. – Он отхлебнул пивка, откинулся на спинку удобного деревянного стула. – Аскетичен сердцем, скромен в желаниях. – Он хорошенько потянул пива из кружки, утер тыльной стороной ладони пену с губ. – Полон сдержанности и самоконтроля.

– Вам памятник надо поставить.

– Возможно.

– Кто такой Еремей? – напрямую спросил Крымов.

– Какой еще Еремей? – нахмурился бодрый старик.

– В вашей жизни был Еремей?

Долгополов задумался, и тень легла на его лицо.

– Ну, был. Только это давно-предавно было!

– Давно-предавно – это как?

– Это значит очень давно, даже не в прошлом столетии, – заметил Антон Антонович. – А вам-то что?

– Вы его во сне звали – в самолете.

– Да ну? Быть такого не может.

– Еще как может. Грозились наказать.

Бодрый старик с горечью вздохнул:

– Да-а, был такой Еремеюшка.

– Расскажете?

– Слуга мой. И вестовой, когда мы еще турок били. Жизнь за меня мог отдать. Напился в кабаке и замерз в сугробе. Я долго переживал.

– Ладно, съем вашу историю. Проглочу.

– Да-да, приятного аппетита.

Они вытрясли последние капли пива себе на язык.

– Теперь за работу, – кивнул Долгополов.

В замок Дукс на экскурсию возили десятки людей в день – самый популярный маршрут. Всем хотелось поглядеть, как жил-поживал Джакомо Казанова, превратившись из первого любовника Европы в сухаря-библиотекаря; из молодого повесы – в дряхлого больного старика-брюзгу; из воинственного фрегата с полусотней пушек на борту, палившего во все стороны и бравшего на абордаж каравеллы, фелуки и бригантины, в развалившееся дырявое корыто, выброшенное на берег.

Водитель так и спросил:

– На нашего Казанову едете смотреть?

Крымов перехватил взгляд Антона Антоновича.

– На вашего, на вашего, – подмигнув старику, миролюбиво поддакнул детектив.

– На вашего! – не сдержался Долгополов. – Он всему миру принадлежит!

– Но доживал-то и скончался он у нас. В замке его кресло есть, в котором он умер, – заметил водитель. – Не пропустите. А еще, говорят, сегодня в замке будет выступление какого-то заезжего мага, фокусы будет показывать. Больших денег билеты стоят. Слышали об этом?

Два путешественника переглянулись вновь.

– Не люблю фокусы, – заметил Крымов.

– А я так терпеть их не могу, – подхватил Антон Антонович.

– Чудаки, – покачал головой воитель. – А я б поглядел!

И вот их высадили у роскошнейшего замка, когда-то принадлежавшего знатной аристократической фамилии Вальдштайнов.

Обозревая живописные окрестности с парадной террасы, Крымов закурил. Долгополов с интересом листал цветной проспект.

– Читаю, – сказал он. – «В начале двадцатого века, когда Австро-Венгерская империя рухнула, а именно в 1921 году, замок Вальдштайнов перешел во владение государства. Оно и устроило в нем роскошный музей Нового времени, и, конечно, немалое внимание устроители уделили великому дамскому угоднику восемнадцатого века Джакомо Казанове». Мы еще успеем прошвырнуться по замку?

– Вряд ли, мы свое время уже растранжирили, – философски заметил Андрей Крымов.

– Остается только смириться, – вздохнул Антон Антонович. – И пиво здесь, конечно, не продают, а?

Крымов и Долгополов опоздали на все экскурсии, побродили в хвосте одной из них, но приближался вечер, и пора было искать свой зрительный зал.

Они показали важному на вид швейцару в ливрее билеты, и тот подсказал, куда им идти.

Через полчаса два путешественника из России сидели в небольшом театре. Зал был камерным, и впрямь для избранной публики. Все было построено по принципу римского амфитеатра. Треть пространства занимала сцена, зрительный зал лесенкой рядов поднимался вверх. Как они поняли, в этой камерной зале выступали небольшие труппы актеров с антрепризами и заезжие музыканты давали скромные концерты струнной музыки.

Публика собиралась самая любопытная – тут были смокинги и вечерние платья, но мелькали и хипповские костюмы избалованных прожигателей жизни, которые странствовали по музыкальным и театральным фестивалям, рок-концертам и прочим любопытным представлениям. А тут ветер странствий занес их посмотреть еще и на волшебника. Значит, так тому и быть. Крымов и Долгополов справедливо причислили себя к составу избалованных бродяг-хиппарей, у которых водится в кармане монета.

Вышел конферансье и объявил:

– Король иллюзиона, маг и волшебник Кристофер Варшавски! Прошу любить и жаловать! Аттракцион «Серебряный шар! Сновидение короля Людовика Пятнадцатого»!

И вот на сцену вышел тот самый загадочный артист, фокусы которого они еще вчера наблюдали по айфону Антона Антоновича. В золотой чалме и маске мистера Икс на глазах. В черном звездном плаще. Он низко поклонился публике. За ним вышли две миловидные дамочки-близняшки с безупречными фигурками, в серебристых бикини и юбочках, с одинаковыми серебристыми каре, в белых кожаных сапожках и перчатках.

Одна из них торжественно несла на вытянутых руках длинный узкий футляр.

– Указка! – прошептал товарищу Долгополов. – Его волшебная указка!

– Даже не сомневаюсь в этом, – тоже шепотом согласился Крымов.

Вторая дамочка открыла футляр, вытащила серебряную указку, чуть короче рапиры, и передала ее артисту. Первая сняла с его плеч звездный плащ. Обе ассистентки немедленно отошли назад, в темноту сцены. Варшавски резанул указкой пространство так, как фехтовальщик перед поединком – клинком: самым устрашающим образом. Все услышали этот четкий свист, а еще увидели, как за рассекающей воздух указкой протянулся серебристый рассыпчатый след, так пурга стелется за ускользающими вперед санями. Серебристый шлейф растаял в течение пяти секунд, но впечатление он произвел – все ясно понимали, что верят они в чудеса или нет, но уже попали в мир магии.

– Пугает, – сделал вывод Долгополов. – Молодец!

– Тсс! – процедил Крымов.

Варшавски выждал паузу, затем нацелился серебряной указкой на зрительный зал, а потом широко отвел руку и нарисовал в воздухе большой серебряный шар приблизительно два с половиной метра в диаметре. И едва кончик его указки коснулся того места, откуда взял начало, как этот круг засветился легким серебром. А потом стал превращаться в сферу, которая все яснее наливалась объемом, становилась именно магическим серебряным шаром, в котором начиналось неясное движение.

– Как он это делает? – уже шепталась публика. – Это же чудо!

– Уважаемые дамы и господа, – наконец заговорил иллюзионист. – Сегодня я вам представлю историю одной нежной и пылкой любви. В этой реальной истории участвуют несколько персонажей. Король Франции Людовик Пятнадцатый, прославившийся между прочим и тем, что собирал по всей Франции самых очаровательных девушек и устраивал для себя восточные гаремы. Юная девушка по имени Морфи, что означает «Упоительное сновидение», и поверьте, лучшего имени ей невозможно было придумать! Есть и третий персонаж – его вы узнаете сами по ходу действия! Поверьте мне!

А движение в шаре уже обретало смысл. Там вспыхивали, закипали и переливались цвета, образуя формы снующих людей, катящих по мостовым карет, линии и пятна группировались и вычерчивали перспективы улиц и домов, дворцов и церквей. И уже хорошо можно было различить, кто знал столицу Франции, остров Сите и собор Парижской Богоматери.

– О да, перед вами Париж середины восемнадцатого века! – сказал Кристофер Варшавски. – Шум, гам, кареты, экипажи, конники, пешие, дворяне, купцы, простые буржуа, солдаты, комедианты, торговки, воры, нищие, проститутки! Всех в достатке!

Серебряный шар не только стал экраном, в котором разыгрывалась повседневная жизнь той эпохи, шар наполнялся и голосами, звуками, цокотом копыт, окриками, музыкой.

– Будто документальное кино смотрим, слышите, Крымов?! – прошипел Антон Антонович.

Но Андрей и сам понимал: они видят не театральную постановку, не экранизацию произведения, а именно – документальный фильм! Но кем снятый? Когда? Они видят в серебряном шаре реальную жизнь тех навсегда канувших в реку времени лет, уцелевшую, спасенную благодаря магии. Помещенную в кинопроектор волшебника!

Среди прочих на этой улице просила милостыню чумазая юная девица – она все больше привлекала к себе внимание. Но кто она?

– Мать послала ее на охоту и сказала, чтобы без пяти луидоров она домой не возвращалась, – словно читая мысли публики, объяснил Варшавски, – а для того, чтобы получить эти деньги, она должна заливаться горючими слезами и жаловаться, что она сиротка. Как вы уже могли догадаться, девушку зовут Морфи, и нет ее несчастнее на белом свете!

Теперь невидимый объектив как будто нацелился именно на нее, заплаканную, в лохмотьях, стоящую с протянутой рукой. Но улица текла мимо нее, и никто не обращал на замарашку внимания.

Кристофер Варшавски направил серебряную указку на шар и повелительным голосом сказал:

– Замрите все, кроме нее!

И улица замерла! Все остановилось. И только девушка осталась подвижной и живой. Она озиралась по сторонам, не понимая, что случилось. Что за страшное чудо заставило всех людей замереть в движении, с обращенными друг к другу лицами во время беседы или ходьбы. Даже ворона, пролетавшая над улицей, и та криво замерла в полете.

– Вот оно! Вот! – прошипел Долгополов.

Крымов азартно кивнул: именно то же случилось и с Клеопатрой, когда этот же иллюзионист остановил весь мир вокруг царицы Египта. Сейчас последует продолжение!

Но прийти в ужас девушка не успела.

– Морфи! – окликнул ее Варшавски. – Посмотри на меня!

И тогда девушка в серебряном шаре увидела того, кто окликнул ее через едва рябящую серебристую преграду. А вместе с ним она разглядела и зал, много людей, что сейчас, затаив дыхание, смотрели на нее.

– А теперь иди ко мне, Морфи! – приказал Варшавски. – Иди ко мне, не бойся!

Все ждали от иллюзиониста Варшавски именно этого – живого контакта с объектом его фантазий и воплощений! Именно об этом ходили слухи! Это было гвоздем его программы, когда он давал живым людям начала третьего тысячелетия столкнуться нос к носу с любыми историческими персонажами. Еще оглядываясь по сторонам, Морфи подошла к сфере, но боялась коснуться ее.

– Пройди через преграду! – громко сказал Варшавски. – Ничто не остановит тебя!

И она, во власти этого повелительного голоса, в силу своего любопытства и желания вырваться из клетки, сделала последний шаг – ее осторожно вытянутые руки прошли через серебряную сферу, а затем она вышла на сцену.

– Голограмма! – восклицали в зале. – Это голограмма!