Кто ранил его? От кого он бежал? И почему выбрал именно поместье Фабер для укрытия?

С этими мыслями я сидела, время от времени меняя компресс на его лбу и прислушиваясь к дыханию. За окном сгущалась ночная тьма, а в камине потрескивали догорающие поленья. Где-то в глубине дома скрипели половицы под ногами дежурившего Пьера, а с кухни доносился приглушённый шёпот мальчишек, пытавшихся говорить тихо.

В этом полуразрушенном доме, среди незнакомых ещё людей, рядом с раненым, чьего имени я не знала, неожиданно для себя я почувствовала странное умиротворение. Словно именно здесь, в этом месте, в этот момент, я наконец-то обрела то, чего мне не хватало всё это время – настоящий дом и настоящих людей вокруг.

Глава 13

Пробуждение было не из приятных. С тихим стоном приняв вертикальное положение, я некоторое время растирала затёкшую шею. Узкая и короткая кушетка оказалась не самым лучшем спальным местом.

Хотя моя смена дежурства закончилась давно, я всё же долго не могла уснуть, а после сон все равно был чутким и прерывистым. Каждый стон раненого, каждый треск догорающих в камине поленьев заставлял меня просыпаться. Несколько раз я вставала, чтобы проверить состояние нашего таинственного гостя, и каждый раз обнаруживала рядом с ним либо Люси, либо Марту, бдительно следящих за его дыханием и меняющих компрессы на лбу.

Сейчас у постели незнакомца сидела Марта, её крепкая фигура чётко вырисовывалась в утреннем свете, пробивающемся сквозь шторы. Она аккуратно отжимала тряпицу в миске с водой, готовясь сменить компресс на лбу больного.

– Доброе утро, госпожа, – тихо произнесла она, заметив, что я проснулась. – Выспались хоть немного?

– Вполне, – я потянулась, чувствуя, как ноют мышцы после неудобной ночёвки. – Как наш пациент?

– Жар спал, – Марта осторожно приложила влажную ткань ко лбу раненого. – Дышит ровнее, рана не воспалилась. Похоже, травы помогли.

Я подошла ближе, внимательно всматриваясь в лицо незнакомца. Действительно, его щёки уже не пылали нездоровым румянцем, а дыхание было глубоким и ровным. Человек спал, а не находился в беспамятстве, и это обнадёживало.

– Что ж, уже хорошо, – я облегчённо выдохнула. – А где остальные?

– Люси спит наверху, в одной из спален, что мы вчера немного прибрали, – пояснила Марта. – Бедняжка утомилась за ночь. Пьер ещё на рассвете ушёл в город – вернулся за инструментами и приведет своих сыновей. А мальчишки, – она кивнула в сторону окна, – там, возятся в саду с самого утра. Сказали, хотят расчистить дорожки, пока вы не проснулись.

Я подошла к окну и отодвинула штору. Действительно, Жак и Сэм, засучив рукава, с остервенением выдирали сорняки вдоль главной аллеи, ведущей от дома к воротам. Они работали быстро, слаженно, изредка перебрасываясь шутками и смеясь. Глядя на этих взъерошенных, чумазых мальчишек, я невольно улыбнулась.

– Не думала, что они так рано встанут, – заметила я.

– О, эти сорванцы? – Марта тоже улыбнулась. – Они от рассвета до заката могут носиться. В их возрасте усталость быстро проходит. А завтрак я уже приготовила, – добавила она, вставая. – Чай заварен, яйца сварены, хлеб нарезан. Не бог весть что, конечно, но на первое время сойдёт.

– Вы удивительная женщина, Марта, – искренне сказала я. – Не представляю, как бы мы справились без вас.

Кухарка смущённо махнула рукой, но было видно, что похвала ей приятна.

– Идите завтракать, госпожа. А я пока посижу с ним ещё немного.

После скромного, но сытного завтрака (Марта не преувеличивала – яйца были сварены идеально, а чай заварен с какими-то травами, придававшими ему освежающий вкус), я снова проверила состояние раненого. Он всё ещё спал, но сон казался более спокойным, даже умиротворённым. Какая бы тайна ни скрывалась за его появлением в моём поместье, сейчас он был просто человеком, нуждающимся в покое и заботе.

– Думаю, я немного прогуляюсь, – сказала я Марте, уже закончившей со своим завтраком и занятой развешиванием выстиранных накануне тряпок. – Хочу осмотреть территорию, составить план работ.

– Одна? – кухарка взглянула на меня с беспокойством. – Может, позвать Жака или Сэма? Мало ли что или кто бродит в зарослях.

– Не беспокойтесь, – я улыбнулась, тронутая её заботой. – Днём я вряд ли встречу что-то опаснее кроликов. К тому же мне хочется немного побыть одной, собраться с мыслями.

Марта понимающе кивнула, хотя по её лицу было видно, что идея ей не нравится. Но она не стала возражать, лишь проводила меня обеспокоенным взглядом, когда я, накинув лёгкую шаль на плечи, вышла из дома.

Поместье оказалось гораздо обширнее, чем я предполагала вначале. За домом раскинулся сад с геометрически правильными линиями дорожек, теперь едва различимыми под слоем опавшей листвы и разросшихся кустарников. Там и тут виднелись остатки малых архитектурных форм – каменных скамеек, полуразрушенных беседок, небольших фонтанчиков с потрескавшимися чашами.

Я медленно брела по заросшим тропинкам, пытаясь представить, как выглядел сад в годы своего расцвета. В памяти Адель сохранились лишь смутные образы – яркие клумбы с розами, аккуратно подстриженные кусты самшита, фонтан с фигуркой дельфина, из пасти которого струилась вода. Эти воспоминания были окрашены детским восторгом и радостью, ведь Адель приезжала сюда на каникулы, когда была совсем юной.

Я продолжила путь, минуя яблоневый сад и углубляясь в более дикую часть территории. Здесь уже не было никаких следов человеческого вмешательства, только высокая трава, полевые цветы и редкие деревья, разбросанные там и сям. Вдалеке виднелась полоса более густого леса – вероятно, граница владений.

Но что привлекло моё внимание – это тонкая серебристая лента ручья, извивающегося среди высокой травы. Я направилась к нему, завороженная блеском воды на солнце и приятным журчанием, доносившимся даже издалека.

Ручей оказался шире, чем представлялось издали – почти маленькая речка с чистой, прозрачной водой, через которую был перекинут старый, но ещё крепкий деревянный мостик. Я осторожно ступила на него, проверяя надёжность досок, и, убедившись, что конструкция выдержит мой вес, перешла на другой берег.

Здесь начиналась небольшая поляна, окружённая развесистыми дубами, создающими уютную тень. А в центре поляны… две великолепные лошади: вороной жеребец с блестящей, как вороново крыло, шерстью и изящная гнедая кобыла с белой звёздочкой на лбу. Они мирно щипали траву, изредка пофыркивая, а рядом с ними на поваленном стволе дерева сидел сгорбленный старик, бережно расчёсывающий длинную гриву кобылы.

Я невольно залюбовалась. Лошади были потрясающе красивы – с длинными стройными ногами, изящными шеями, аккуратными маленькими головами. Даже я, никогда особо не интересовавшаяся конным спортом, могла оценить чистоту их породы и превосходный уход. Шкура блестела на солнце, как отполированная, мускулы играли под кожей при каждом движении, а глаза смотрели умно и внимательно. Это были не рабочие лошадки для фермы, а настоящие скакуны, которые могли бы украсить любую благородную конюшню.

Я не знала, что мне делать – отступить, чтобы не спугнуть ни лошадей, ни старика, или подойти и поздороваться. Но выбор был сделан за меня: вороной жеребец, подняв морду, заметил меня и негромко заржал, словно приветствуя. Старик тут же обернулся, вглядываясь в мою сторону подслеповатыми глазами.

– Кто здесь? – спросил он, вставая и опираясь на палку. Голос его, несмотря на явно преклонный возраст, был сильным и звучным.

– Прошу прощения за вторжение, – я сделала несколько шагов вперёд, чтобы он мог меня разглядеть. – Я Адель Фабер, новая владелица поместья.

– А-а-а, – протянул старик понимающе. – Наследница старой госпожи Элизы, значит. Наконец-то приехали. А то уж думал, поместье совсем заброшенным останется.

– Вы знали мою тётушку? – спросила я, подходя ближе.

– Как не знать, – кивнул старик. – Я ещё отцу её лошадей поставлял. Жером, мастер-коневод, – он слегка поклонился, прижав руку к сердцу в старомодном, но элегантном жесте.

– Очень приятно, мастер Жером, – я склонила голову в ответ. – У вас невероятно красивые лошади.

Лицо старика озарилось гордостью.

– Лучшие в округе, несмотря ни на что, – он любовно погладил шею гнедой кобылы. – Фалько и Белла, последние из моего табуна. Но и они одни стоят дюжины обычных скакунов.

Я приблизилась к лошадям, осторожно протягивая руку к кобыле. Та заинтересованно потянулась ко мне, обнюхивая пальцы, а затем мягко ткнулась бархатистыми губами в ладонь. Я невольно улыбнулась, ощущая нежное прикосновение.

– Она вас признала, – заметил Жером с удивлением. – А Белла не каждому доверяет. Характер у неё независимый, но верный, если уж привяжется.

– Они выглядят великолепно, – искренне сказала я, любуясь статью животных. – Вы, должно быть, известный коневод.

– Был таким, – во взгляде старика мелькнула грусть. – Когда-то моя конюшня славилась на весь регион, даже ко двору поставлял лошадей для парадных выездов. А теперь, – он развёл руками, – остались только эти двое, да и тех скоро придётся продать.

– Почему? – спросила я, невольно переводя взгляд с прекрасных животных на их хозяина.

Жером тяжело вздохнул, присаживаясь обратно на поваленное дерево.

– Старость не радость, госпожа. Рук не хватает ухаживать за ними как следует. Сын должен был унаследовать дело, но… – он замолчал, и я заметила, как его рука, сжимающая трость, побелела от напряжения.

– Простите, – тихо сказала я, понимая, что затронула болезненную тему.

– Ничего, – Жером покачал головой. – Старые раны. Сын мой погиб восемь лет назад. Нелепая случайность – молодой, необъезженный жеребец понёс… – он замолчал, глядя куда-то вдаль.

– Мне очень жаль, – я присела рядом с ним, чувствуя искреннее сострадание.

– Что уж теперь, – старик выпрямился, словно стряхивая с себя тяжёлые воспоминания. – После его смерти дела пошли под откос. Помощников хороших не найти, денег на содержание большого табуна не хватало. Пришлось распродать почти всех. А потом ещё эта лихорадка три года назад… Половина оставшихся лошадей пала, конюшни пришлось сжечь, чтобы зараза не распространялась. Только Фалько и Белла выжили, я их отдельно держал, для особых заказов.

– И кому же вы собираетесь их продать? – спросила я, наблюдая, как вороной жеребец грациозно прохаживается по поляне, словно демонстрируя своё великолепие.

– Пока не знаю, – покачал головой Жером. – Хотелось бы найти достойного хозяина. Не для скачек, Фалько уже немолод для этого, восемь лет как-никак. Но для разведения они бесценны – чистая восточная кровь, без примесей. Их потомство могло бы возродить породу в здешних краях.

Он вдруг повернулся ко мне, его выцветшие глаза внезапно загорелись:

– А что, если вы их купите, госпожа? Для поместья скакуны такой породы будут в самый раз. Возродите старые традиции – ваша тётушка, помнится, тоже держала пару чистокровных.

Я растерялась от неожиданного предложения.

– Но я… я совсем не разбираюсь в лошадях. И потом, разве такие скакуны не стоят целое состояние?

– Для вас я сделаю особую цену, – Жером хитро прищурился. – Триста золотых за обоих. Это даже не половина их настоящей стоимости, но мне важнее, чтобы они попали в хорошие руки.

Я молчала, не зная, что ответить. Триста золотых – сумма немалая, хоть и не разорительная при моих нынешних средствах. Но дело было не в деньгах. Что я буду делать с двумя чистокровными скакунами? Я едва держалась в седле в те редкие разы, когда Адель приходилось ездить верхом.

С другой стороны, что-то в этих благородных животных притягивало меня. Может быть, их красота и грация или гордый, свободный дух, который чувствовался в каждом их движении. Кобыла, словно почувствовав мои размышления, снова подошла ко мне, ткнувшись мордой в плечо, будто подталкивая к решению.