– Может быть, я просто наконец-то говорю то, что думаю, – я скрестила руки на груди, глядя ему прямо в глаза. Мой голос звучал твердо, хотя внутри все дрожало от напряжения. – Без страха, без оглядки на твое мнение или мнение общества. Может быть, та болезнь не только отняла силы, но и дала кое-что взамен – понимание, что жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на страх и молчание.

Себастьян не ответил, просто смотрел на меня долгим, непонятным взглядом. В его глазах боролись противоречивые эмоции – гнев, недоумение и что-то еще, что я не могла разгадать. На лбу пролегла глубокая морщина, а пальцы нервно теребили манжету, как делал Этьен, когда волновался. Затем, так и не сказав больше ни слова, он резко развернулся и вышел, хлопнув тяжелой дубовой дверью так, что дрогнули хрустальные подвески на люстре.

Я же опустилась в ближайшее кресло, чувствуя, как дрожат колени. Этот разговор забрал у меня больше сил, чем я ожидала.

Глава 7

Неделя, казалось, тянулась бесконечно. Дни сливались в однообразную череду обязательных приемов пищи, прогулок, разговоров и ожидания. Я старалась проводить с Этьеном как можно больше времени, зная, что это, возможно, последние наши встречи. Мы ходили в музей, в книжные лавки, просто гуляли по парку, разговаривая обо всем на свете. Я слушала его мечты, его планы, его страхи, и с каждым днем все труднее было представить, что скоро я его оставлю. Но каждый раз, когда эта мысль приходила мне в голову, я вспоминала слова Себастьяна, его взгляд, его отношение к Адель, и понимала, что не могу остаться. Ни ради себя, ни ради него, ни ради даже Этьена.

Себастьян после нашего разговора стал еще более замкнутым и мрачным. Он почти не разговаривал со мной, иногда бросая лишь короткие фразы по делу. С сыном он был ровен, но холоден – как и прежде. Мне казалось, он изо всех сил пытается сдержать гнев, кипящий в нем.

Мадам Мелва наблюдала за нами всеми с нечитаемым выражением лица. Несколько раз я ловила на себе ее оценивающий взгляд, но она не заговаривала со мной о моих планах, за что я была ей благодарна.

Наконец наступил последний вечер перед отъездом Этьена в Академию. Мы сидели в зеленой гостиной, и мальчик с увлечением рассказывал о научной экспедиции, в которой надеялся участвовать в следующем семестре.

– Профессор Ламбер говорит, что мы сможем добраться до самых северных островов, если погода будет благоприятной, – его глаза горели энтузиазмом. – Представляешь, мама? Никто из наших еще не забирался так далеко!

– Это опасно, – заметил Себастьян, не отрываясь от книги, которую читал у камина. – Северные моря капризны даже летом.

– Но с нами будут опытные моряки, – возразил Этьен. – И мы плывем не зимой, а в начале лета.

– Все равно это безрассудство, – отец захлопнул книгу. – Я напишу профессору Ламберу и…

– Пожалуйста, не надо! – в голосе мальчика звучало отчаяние. – Это такая возможность! Мама, скажи ему!

Я посмотрела на Этьена, затем на Себастьяна, и решительно произнесла:

– Я думаю, ему стоит поехать. Жизнь без риска – не жизнь вовсе, а существование. Этьен должен увидеть мир, испытать себя.

Себастьян бросил на меня неожиданно злой взгляд.

– Легко говорить о риске, когда не твой единственный наследник отправляется в опасное плавание.

– Он и мой сын тоже, – ровным голосом ответила я. – И я хочу, чтобы он прожил полную жизнь, а не ту, которую кто-то считает правильной для него.

В комнате тотчас повисла тяжелая тишина. Этьен переводил взгляд с отца на меня, явно не понимая, что происходит между нами.

– Думаю, пора готовиться ко сну, – наконец сказала я, поднимаясь. – Завтра ранний подъем.

Этьен кивнул и послушно направился к двери, но у порога обернулся.

– Спасибо, – тихо сказал он мне. – За то, что веришь в меня.

И едва за сыном закрылась дверь, Себастьян резко поднялся, подошел ко мне и процедил сквозь зубы:

– Что ты делаешь? Пытаешься настроить его против меня перед своим отъездом?

– Нет, – спокойно ответила я. – Просто говорю то, что думаю. Он талантливый, умный мальчик. Дай ему расправить крылья, и он удивит тебя.

– Значит ты все-таки уезжаешь, – вдруг муж переменил тему разговора, пристально на меня посмотрев.

Я выдержала его взгляд.

– Да. Сразу после отъезда Этьена.

– Он будет разбит, – в его голосе прозвучала неожиданная горечь. – Он обожает тебя. Это повредит его учебе и моей репутации.

– Он поймет. Возможно, не сразу, но поймет.

– А сделка с мсье Леваном? – холодно спросил Себастьян. – Он ждал нашего совместного визита на следующей неделе.

– Это твоя сделка, мое присутствие не обязательно, – прежде чем ответить, я долго смотрела на него, пораженная тем, как быстро он перешел от беспокойства о сыне к деловым вопросам.

– Он пригласил нас обоих, – сердито буркнул Себастьян, нервно дернув себя за ворот рубахи.

– Скажи, я приболела, придумай причину моего отсутствия, – насмешливо ответила, чуть отступая в сторону, находиться рядом с этим человеком мне не хотелось.

– Ты не понимаешь, – его голос стал опасно тихим. – Леван настаивал на твоём присутствии. Он готов подписать контракт только после встречи с тобой. Твоё влияние на него неожиданно стало ключевым условием сделки.

– Значит, у тебя проблема, – я небрежно пожала плечами, отворачиваясь к окну. – Я не собираюсь быть твоей марионеткой в этих играх. Хватит. И разве ты не расторг наше соглашение?

– Ты действительно не понимаешь своего положения, – Себастьян подошёл ближе, и я увидела в его глазах холодную решимость. – Я могу запретить тебе уезжать. Могу запереть в комнате и никогда не выпускать. Одно моё слово – и твоя свобода закончится. Слуги подтвердят, что ты тронулась умом после болезни.

Я медленно повернулась к нему, ощущая, как внутри поднимается волна холодной ярости.

– Попробуй, – произнесла я с такой уверенностью, что он невольно отступил на шаг. – Попробуй, и я превращу твою жизнь в ад. Думаешь, я не смогу найти способ рассказать всем о твоих тёмных делишках даже из заточения? У меня больше союзников, чем ты думаешь.

Себастьян смотрел на меня так, будто видел впервые в жизни – с плохо скрываемым страхом и недоумением.

– Ты сумасшедшая, – прошептал он наконец. – Совершенно сумасшедшая.

Развернувшись, он быстро вышел из комнаты, громко хлопнув дверью.

Я же с шумом выдохнула, только сейчас осознав, что задерживала дыхание. Мои руки дрожали, но не от страха – от адреналина.

Спустя несколько часов я стояла у окна, кутаясь в шаль, и смотрела, как Этьен садится в дорожный экипаж. Он был сонным, взъерошенным и невероятно юным в свете фонарей. Себастьян что-то говорил ему, положив руку на плечо, и впервые за всю неделю я видела в его жестах настоящую отеческую заботу.

Экипаж тронулся, колеса зашуршали по гравию подъездной аллеи. Я подняла руку в прощальном жесте, хотя знала, что Этьен не видит меня в темном окне. Странная тяжесть легла на сердце – память тела, скучающего по своему ребенку? Или мои собственные чувства к мальчику, которого я знала лишь несколько дней, но успела полюбить?

Я отвернулась от окна и посмотрела на собранные сундуки. Все было готово. Я уезжала налегке – только самое необходимое, только то, что принадлежало мне лично, без претензий на семейные ценности или наследство. Слуги уже были предупреждены, карета заказана на шесть утра.

Два часа. Всего два часа, и я буду свободна. Начну новую жизнь, далеко от этого дома, от этого города, от этих людей. Может быть, в Ринкорде я найду то, что искала всегда: покой, независимость, возможность быть собой?

Я присела на край кровати, перебирая в уме все, что нужно было не забыть. Документы на дом в Ринкорде, драгоценности Адель, деньги, переведенные Себастьяном на мой счет…

Раздался тихий стук в дверь. Горничная, пришедшая помочь мне одеться? Нет, слишком рано. Я подошла к двери и осторожно открыла её.

На пороге стояла мадам Мелва, полностью одетая несмотря на ранний час. Её седые волосы были безупречно уложены, а на плечи наброшена теплая шаль.

– Могу я войти? – спросила она тихо.

Я молча отступила, пропуская её в комнату. Она окинула взглядом сундуки, готовые к отправке, и едва заметно вздохнула.

– Значит, ты действительно уезжаешь.

– Да, – я не видела смысла отрицать очевидное. – Через два часа.

– Не попрощавшись?

– Я оставлю письма, – я кивнула на секретер, где лежали два запечатанных конверта – для Себастьяна и для Этьена. – Не вижу смысла в слезливых прощаниях.

Мадам Мелва подошла к окну, из которого я недавно наблюдала за отъездом ее внука.

– Знаешь, – произнесла она задумчиво, – я никогда не одобряла решение сына взять тебя в жены. Но с годами я увидела в тебе достоинства, которых не замечала поначалу. Жаль, что он их так и не разглядел.

Я промолчала, не зная, как реагировать на эту неожиданную откровенность.

– Что ты будешь делать в Ринкорде? – спросила она после паузы.

– Жить, – просто ответила я. – На свои средства, по своим правилам.

Она внимательно посмотрела на меня, и я ожидала услышать упрек или нравоучение. Но мадам Мелва лишь кивнула.

– Что ж, – наконец произнесла она. – Я не буду пытаться остановить тебя. Но прошу об одном: не забывай Этьена. Он привязан к тебе сильнее, чем к кому-либо из нас.

– Я буду писать ему, – пообещала я. – И видеться, когда будет возможность.

Мадам Мелва кивнула, словно это полностью удовлетворило её.

– Прощай, Адель, – сказала она, направляясь к двери. – Надеюсь, ты найдешь то, что ищешь.

Дверь за ней закрылась, и я осталась одна, чувствуя странное опустошение. Это был конец. Конец жизни Адель в этом доме, в этой семье. И начало чего-то нового – для меня, для неё, для всех нас.

Через час, не тратя время на ненужную церемонию прощания, я тихо спустилась по парадной лестнице. Дом еще спал, лишь несколько слуг бесшумно скользили по коридорам, начиная утренние хлопоты. Никто не остановил меня, не задал вопросов. Дворецкий молча открыл передо мной дверь, лакеи вынесли сундуки и погрузили их в ожидающую карету.

Я оглянулась на особняк в последний раз. За одним из окон мне почудилась фигура. Себастьян? Мадам Мелва? Но, может быть, это был лишь отблеск света на стекле…

Глава 8

До Ринкорда было всего три дня пути, вроде бы немного, если ехать в комфортабельных условиях. Но в карете, подпрыгивая на каждой яме и кочке, изнывая от тряски и пыли, я думала, дорога будет бесконечной. Каждый стук колеса о камень отдавался болью в висках, каждый крутой поворот вызывал новую волну тошноты. И к концу первого дня все тело ломило так, будто по мне проехалась та же карета.

Спать тоже пришлось в ней – два постоялых двора, которые встретились по пути, я отмела сразу. Достаточно было увидеть полный зал пьяных постояльцев, подозрительные взгляды, которыми меня встретили, грязь, что копилась с момента постройки здания, и тошнотворный запах – смесь дешевого вина, немытых тел и протухшей еды, – чтобы сделать вывод: спать здесь будет небезопасно. В одном из них хозяин, лысеющий толстяк с сальными потеками на жилете, предложил мне «лучшую комнату» с таким видом, что по спине пробежал холодок. Третья таверна, увы, выглядела немногим лучше – у входа двое мужчин ругались так грязно, что я предпочла даже не выходить из кареты.

– Вы уверены, мадам? – с сомнением спросил возница, когда я приказала продолжать путь. – До следующего селения не меньше трех часов.

– Абсолютно, – отрезала я, плотнее закутываясь в дорожный плащ и проклиная себя за то, что не предусмотрела таких сложностей.

Ночь в карете оказалась настоящим испытанием. Скрючившись на жестком сиденье, ежась от ночного холода, я то проваливалась в тревожное забытье, то снова просыпалась от каждого шороха. Несколько раз карета останавливалась, но я не рисковала выходить, представляя, какое впечатление произведет одинокая женщина в дорогом платье на местных жителей.