Через несколько минут мы вошли в сад дома на Седьмой улице, где проходила поминальная служба. За столами, расставленными снаружи, уже начали угощать многочисленных гостей. Наши мамы сели туда, где было свободно, а мы, как и положено трудолюбивым девушкам, направились на кухню.

В доме царил такой же хаос, как и снаружи. Над нашими головами то и дело передавали туда-сюда тарелки, то пустые, то полные, и я чувствовала себя Нео из «Матрицы», уворачивающимся от пуль. Через несколько секунд мы сдались и просто начали, как нам было велено, носить блюда в сад.

Пока мы сновали между кухней и садом, я заметила Ясмин. Она, как и мы, возилась с тарелками и стаканами, обслуживая гостей. Я незаметно осмотрела ее с головы до ног, как придирчивый покупатель, ищущий изъян. И моя экспертиза испортила день окончательно, потому что эта девушка действительно заслуживала своего титула. Я ну никак не могла представить себя ее соперницей!

Прежде всего, у нее были голубые глаза, которые привлекали внимание не меньше, чем голубой платок на шее. И это уже давало ей преимущество. Да, у меня самой были глаза такого цвета, но мой голубой – слишком темный, почти синий. Он не был таким пронзительным, как у Ясмин, – или, по крайней мере, мне так виделось. А у нее еще и оказалась идеальная фигура! Как будто красивого лица было недостаточно… Может, я почувствовала бы себя лучше, обнаружив лишний вес, – но, чего не было, того не было. Талия у Ясмин была тонкая, бедра округлые, а осанка уверенная. Не слишком рослая – но это делало ее не коротышкой, а милашкой. А самое главное – ниспадающие на плечи белокурые волосы, которые сияли, как солнце, даже вечером. И что еще хуже, это был натуральный блонд. Будь это журнальный цвет из коробки, я бы хоть немного утешилась, но тут было сразу видно, что нет.

Когда ревность заявила мне, что я не могу тягаться с Ясмин, я отвернулась и увидела его. Ахмета…

Его мать, стоявшая рядом, с восторженным видом что-то шептала ему, прикрыв рот рукой и указывая на кого-то. И я легко могла догадаться, кого она хвалит: такой воодушевленный вид у матерей бывает только тогда, когда речь заходит о достижениях детей. Объектом ее восхищения была не кто иная, как Ясмин. Ахмет, хоть и не выглядел особо заинтересованным, все же смотрел туда, куда она указывала, так что мог воочию оценить ту красоту, которую чуть раньше в деталях разглядела я.

Не в силах больше наблюдать, как он смотрит на звезду, которая стоит всего в нескольких шагах от меня, я быстро отнесла пустые тарелки на кухню. Внутри я хмуро подошла к Эрве, которая вместе с небольшой компанией девушек сражалась с закусками.

– Эрва, я ухожу.

– Не глупи, Сахра. Здесь куча работы. Как я без тебя управлюсь?

Я злилась на нее за то, что всю дорогу она трещала о Ясмин и Ахмете. Ревность, которая бежала по моим венам, в итоге вскипела-таки на губах:

– Не волнуйся, твоя очаровательная будущая невестка с радостью тебе поможет.

Не обращая внимания на растерянное лицо Эрвы, которая так и застыла с огромным блюдом в руках, я развернулась и вышла. Пробираясь через толпу, я очутилась в саду, где наши с Ахметом взгляды случайно встретились. Но я, хоть и замерла на мгновение, тут же отвела глаза и двинулась к маме. Не отвечая на ее вопросы, я заявила, что иду домой, и выбежала из сада.

Я быстро шагала в сторону дома, и взгляд мой начал затуманиваться. Посреди июня мне было холодно. Но к тому моменту, как я дошла до Второй улицы, на которой стоял наш дом, теплый ночной ветерок уже высушил несколько слезинок у меня на щеках.

Прежде чем пройти в наш садик, я несколько минут смотрела на дом Ахмета. Мой взгляд зацепился за невысокую стену, которая разделяла наши участки. В детстве мне достаточно было перепрыгнуть через эту стену, чтобы оказаться рядом. А теперь она казалась непреодолимой, как Великая Китайская стена. И, даже если бы я перелезла через нее, Ахмет больше не ждал меня по другую сторону…

Я зашла в дом, бросилась на кровать и прокляла любовь, которую сама же и взрастила. Почему я не затоптала этот маленький росток, когда он только проклюнулся? Зачем каждый день поливала его, пока он не превратился в настоящие заросли? Теперь, потерявшись в этих джунглях, я просто не вижу, куда идти.

Я села и глубоко вздохнула.

Может, еще не поздно взять топор и вырубить джунгли под корень?

3. Счастливая бабочка

На следующее утро в час, который можно было считать ранним, я лежала в постели и читала сообщение от Эрвы.

Я не знаю, что сделала вчера, чтобы тебя расстроить, но, если моя Сахра на меня злится, значит, я в чем-то виновата. Поэтому я наказала себя. До поздней ночи читала книгу, которую ты так упорно советовала. Ладно, признаю, до конца не дочитала, но уже могу предположить, что смелая девчонка Китнисс из Двенадцатого округа достаточно амбициозна, чтобы не погибнуть в играх сразу. Прямо как я… В общем, мое наказание превратилось в награду. И она удвоится, если ты, прочитав это сообщение, позвонишь мне и позовешь на завтрак).

Невольно улыбнувшись, я написала в ответ:

Чай уже заварился, приходи).

Через несколько минут я с маминой помощью накрыла на террасе роскошный завтрак. И, когда Эрва с ее обычным энтузиазмом заняла место за столом, мы с удовольствием приступили к еде. Мама, позавтракав и забрав несколько тарелок, ушла в дом, а мы с Эрвой продолжали угощаться.

– Я до сих пор не в состоянии понять, как ты можешь не пить чай, Сахра. – укоряюще заметила Эрва. – Ты, наверное, единственная турчанка в мире, которая завтракает без чая!

Я равнодушно пожала плечами:

– Ничего не могу поделать, никак не привыкну к нему.

Подруга скривилась:

– Только послушайте ее! «Никак не привыкну»! Можно подумать, ты какая-то англичанка. Хотя нет! Ведь даже королева Елизавета не начинает день без чашки несладкого чая с молоком – так и знай, милая моя!

Я громко рассмеялась, положила руку на живот и побарабанила по нему пальцами. Затем вздохнула и покосилась на Эрву:

– Знаешь, что бы сейчас очень хорошо пошло? Вкусный круассан.

Эрва закатила глаза:

– Маленькую чашечку чая ты в себя залить не можешь, а круассанов способна смолотить, как целая армия.

Я плотоядно ухмыльнулась. Через несколько секунд подруга что-то вспомнила и посмотрела на меня:

– Когда придет Ахмет, попроси у него. Он с давних пор обожает покупать тебе круассаны. Бывало, мама отправит его в пекарню за хлебом, а он по привычке круассаны притаскивает.

Это воспоминание сделало мою улыбку еще шире. В детстве у меня бывала настоящая круассановая ломка, как у курильщика, – и тогда я стучала в окно Ахмета. В начальной школе он каждый день отвозил меня и Эрву в школу и по дороге обязательно подсовывал круассан в мой ланч-бокс. В средней школе он перестал нас возить, и угощение стало появляться реже. А, когда мы пошли в старшую школу, он поступил в университет, и я скучала по круассанам так же сильно, как и по самому Ахмету. Казалось, выпечка, которую я ем одна, уже совсем не такая, как та, что приносил он. Все, к чему он прикасался, становилось лучше.

Теперь я закончила школу, стала взрослой девушкой, но мне до сих пор иногда хотелось постучать в окно Ахмета и попросить круассан. Я покачала головой, отгоняя эти мысли.

– Ахмет-аби уже давно перестал приносить мне круассаны, – сказала я, стараясь не показать, что чувствую себя как пустыня, жаждущая дождя.

Только я закончила фразу, как радостный голос Эрвы наполнил сад:

– Вспомнишь хорошего человека – появится сразу.

Я в панике повернула голову к калитке. Ахмет, держа пиджак от своего лазурного костюма в руке, улыбался нам, показывая зубы, которые соперничали с белоснежной рубашкой.

– Что, сплетничаете обо мне?

Говоря, он ослабил узел тонкого галстука. И сделал это таким стильным движением, что хоть в кино снимай.

– Да, аби, тут Сахра жалуется, что ты ей больше круассанов не носишь.

В панике я швырнула в сторону подруги вилкой. Вытаращила глаза и угрожающе уставилась на нее:

– Ничего я такого не говорила! Эрва, как тебе не стыдно!

Видимо, напугать ее мне не удалось, потому что Эрва была счастлива, как ребенок, который только что обыграл всех в какой-то игре. Пришлось посмотреть на Ахмета, и я молилась, чтобы щеки у меня не раскраснелись.

– Я думал, ты уже выросла из этого.

Его веселое лицо словно дразнило меня. Мысль о том, что в его глазах я все еще мелкая девчонка, автоматически вызывала во мне злость. Уж не знаю, как мне это удалось, но я выпалила, не задумываясь:

– Не знала, что круассаны можно есть только в каком-то возрасте!

Мой голос прозвучал резче, чем я ожидала. Несколько секунд Ахмет просто смотрел мне в глаза. Это был взгляд, полный смысла, но, вместо того чтобы попытаться его понять, я струсила, снова опустила голову и уставилась в сторону.

– Ты права. Я исправлю эту ошибку как можно скорее.

Я снова взглянула на него искоса – его губы изгибались в улыбке. От нее мой гнев мгновенно испарился, как облачко. Улыбка Ахмета была прекрасна; но улыбка Ахмета, адресованная мне, становилась прекраснее всего на свете…

Он потянулся к галстуку, который только что ослабил, и одним движением снял его с шеи, направляясь к дому.

– Эрва, у меня важные дела, я переоденусь и уйду. Скажи маме, что я не приду на ужин, хорошо?

Пока он шагал к двери, Эрва с веселой многозначительностью крикнула ему вслед:

– Встречаешься с кем-то особенным, аби?

Вопрос Эрвы слегка замедлил его, но не остановил. Прежде чем войти в дом, Ахмет обернулся к нам:

– Можешь быть уверена: не с кем-то, кого ты знаешь.

Он подмигнул, а затем дверь за ним закрылась.

Это означало, что он будет не с Ясмин? Мне безумно хотелось узнать, что произошло прошлым вечером, но я не могла проявить слабость и спросить Эрву. Даже если это не Ясмин, у Ахмета наверняка кто-то был, – но, судя по всему, этот кто-то не из нашего квартала.

Пока я со злостью комкала в руках салфетку, без счета убивая нерожденные оригами-фигурки, Эрва преспокойно заговорила:

– По-моему, мой брат специально не встречается ни с кем из Чыкмаза.

Эрва глядела на их дом, как будто следя за перемещениями Ахмета внутри. Похоже, она больше пыталась разобраться в собственных мыслях, чем поделиться со мной.

– Я уверена, что у него были отношения с девушками, особенно в универе. Но ни одна из них не была из Чыкмаза. Хотя здесь куча девчонок готовы умереть за него, он никогда не обращает на них внимания. Почему, интересно?

Я не могла не встрять:

– Может, он не хочет, чтобы его связывали с кем-то из наших. Ты же знаешь, если тут пойдут сплетни о тебе и ком-то, это на всю жизнь прилепится.

Эрва перевела взгляд на меня. Она ненадолго задумалась:

– Ты права. Мою невестку Мине до сих пор злят сплетни о том, что мой брат Барыш когда-то встречался с Нермин с третьей улицы. У них с Мине уже и ребенок есть, но до сих пор находятся бабки, которые шепчутся, мол, «Ах-ах, а ведь когда-то Барыш и Нермин были друг от друга без ума». Притом что, если верить Барышу, у них свидание-то было всего одно.

Мы обе рассмеялись. Барыш был старшим братом Эрвы – они с женой растили двухлетнюю дочку. Он тоже работал адвокатом вместе с Ахметом.

Отсмеявшись, Эрва снова посерьезнела:

– Ты права, наверное, причина именно в этом. Все общение Ахмета с девушками из Чыкмаза дальше «привет-привет» никогда не заходит. Единственная, с кем я видела, чтобы он разговаривал, – это ты.

Мне с трудом удалось удержать ликование внутри. В груди защебетали птицы, напевая о том, что я для Ахмета – особенная. Но следующей же фразой Эрва прикончила несчастных пернатых:

– Ясное дело, в его глазах, что ты, что я – невелика разница. Он, должно быть, считает, что ты-то не представляешь угрозы для его репутации.