Положив телефон, я тут же начала собираться. Надела самые удобные джинсы. Резкими движениями затянула шнурки на кроссовках, твердо намеренная добраться до Бабочки, даже если она засела на вершине Джомолунгмы. Распахнув дверь дома, я, к собственному изумлению, налетела на растерянную Эрву. А ведь ее десятиминутный срок еще не истек. Видно, угрозы и запугивание действительно работают.

– Куда мы идем?

Я одарила ее многозначительной ухмылкой, как киношный злодей:

– Ловить бабочку!

Адрес на конверте указывал на район Фатих. Пока мы с Эрвой плыли на пароме в Эминеню ^[13], я любовалась волнами, а подруга поедала огромный бублик-симит, который купила под предлогом кормления чаек. Отхлебнув чая, она повернулась ко мне:

– Скажи-ка мне, вот что ты будешь делать, когда мы туда доберемся?

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, ты же не собираешься стучать в дверь со словами: «Извините, нам только с бабочкой повидаться, и мы сразу уйдем», верно?

Этот момент я не продумала. Действительно, человека с каким именем я буду искать? Было очевидно, что он не сидит за столом и не ждет моего прихода. Не позволяя себе растерять решимость раньше времени, я потрясла головой:

– Давай сначала доберемся, а там видно будет.

– Сахра, если эта Разудалая бабочка решила сохранять анонимность, я не думаю, что мы сможем ее найти, пока она сама не захочет.

– Счастливая! – Мой голос смешался с ветром.

Брови Эрвы взлетели вверх.

– Смотрю, эта конкретная бабочка живет у тебя в сердце дольше одного дня.

Я закатила глаза.

– Да перестань, Эрва.

– Хм, теперь мне еще больше интересно узнать об этой Разнузданной бабочке.

– Счаст…

Я не стала договаривать, увидев, как она усмехается. Просто отвернулась к морю, молча признав право подруги веселиться в этой ситуации. Приходилось признать: приключение забавное, а раздражена я только оттого, что волнуюсь.

Когда мы добрались из Эминеню в Фатих, сердце у меня билось так сильно, что я прямо-таки слышала стук. По-видимому, мы приближались к нужному месту, потому что указания, которые мы получали от людей, становились все проще. Фатих – старый район. Широкая и длинная центральная улица, запруженная людьми, бесчисленные роскошные магазины, исторические здания, которые можно разглядывать, подняв голову посреди всей этой суеты, делали его красивым, интересным местом, которое притягивало к себе.

Мы долго шли пешком и наконец нашли нужную вывеску внутри большой торговой галереи. «Издательство “Гюрсой”». Но, увидев ее, мы могли только стоять и смотреть. Возможно, Счастливая бабочка была за этой дверью, но я, как дура, трусила. По одному взгляду, брошенному на меня, Эрва догадалась о моей неуверенности:

– Сахра, не говори, что сдаешься!

Я перевела взгляд с вывески на ее лицо.

– Не сдаюсь, но… Мне страшно.

– Ты боишься? Маленькой бабочки? – Она подмигнула мне.

– Если ты такая смелая, то и заходи первой.

Она вскинула руки, будто на нее брызнули горячим маслом, и попятилась:

– Ни за что! И потом, письма приходили вам, юная леди.

На этот раз я громко рассмеялась:

– Похоже, за пределами Чыкмаза мы оба не очень смелые.

Эрва понимающе улыбнулась:

– Ну, как говорится, каждый петух поет на своей куче мусора. А это место довольно далеко от нашей кучи. Дома-то нам даже лев не навредит, а вот здесь и бабочка может быть опасна.

Хотя я улыбнулась ее словам, боевой дух мой был подорван. Подруга была права. С каждым шагом прочь от Чыкмаза мы чувствовали себя все более уязвимыми. Как будто невидимая веревка связывала нас с районом, и, чем дальше мы отходили, тем сильнее она натягивалась, вызывая беспокойство.

Все же я почти собралась шагнуть вперед, пусть и без уверенности, как вдруг зазвонил телефон Эрвы, и моя нога зависла в воздухе. Прежде чем ответить, она бросила мне:

– Это Ахмет-аби.

Я сглотнула и замерла, прислушиваясь.

– Да, мой самый любимый аби.

Эрва обращалась к обоим своим братьям одинаково, и я уверена, что они это знали. Голос Ахмета, хоть и плохо слышный, спрашивал, где мы. От одного его звука мне сразу стало поспокойнее.

– Мы с Сахрой отправились ловить бабочку.

Короткая пауза и хихиканье Эрвы, затем она легко перешла к следующему вопросу брата:

– Да, объявили, но не очень хорошо.

При этих словах в глазах Эрвы мелькнула тень грусти, но очень бледная, и, вспомнив о моем присутствии, подруга тут же с энтузиазмом продолжила:

– Но ты можешь начать представлять Сахру в белом халате, потому что ее имя золотыми буквами вписано в топ-50.

Меня с такой силой бросило в жар, что ответа я не расслышала. Пообещав, что мы не задержимся, Эрва повесила трубку. Повернулась ко мне и сообщила:

– Он передавал поздравления.

Я молча улыбнулась. Потом снова повернулась к двери и глубоко вздохнула. На этот раз дверь уже не пугала меня так сильно. Как будто на мне висел особый телефонный бафф. Услышав голос Ахмета, вспомнив о его существовании, я сразу почувствовала себя дома.

Правда, с первым же шагом внутрь моя решимость начала угасать. В издательстве было совсем не так спокойно, как выглядело снаружи. Не назову это столпотворением, но порядок тут царил какой-то сумбурный и… беспорядочный. А может, порядка вообще не было. Были только бесчисленные книги, коробки, люди и шум. Каждый, кто попадал в поле нашего зрения, бегал туда-сюда, как будто точно знал, что ему нужно делать. Мы смогли остановить пару человек, и я только и успела выговорить «письмо», а они тут же молча ткнули пальцем в сторону какой-то двери.

Либо у всех здесь имелась священная миссия, которую непременно требовалось исполнить, либо в издательстве работали сплошь грубияны.

Мы прошли в дверь, на которую указывали люди, даже не глядевшие на нас. В комнате за большим столом сидел в одиночестве, уставившись в ноутбук, молодой парень. Из-за огромных стопок документов вокруг он казался каким-то тщедушным. И, видимо, либо не заметил нашего присутствия, либо проигнорировал его. Я уже собиралась кашлянуть, как молодой человек вдруг заговорил, не поднимая головы:

– Можете оставить рукописи на сером столе справа.

По тону голоса было понятно, что он произносит эту фразу в миллионный раз. Эрва посмотрела на меня, а я почувствовала легкое раздражение. Заметив, что мы не двигаемся, парень снова заговорил – на этот раз резко и устало:

– Наш редактор принимает только по предварительной записи!

Я закрыла глаза на несколько секунд, сделала терпеливый вдох и стиснула зубы.

– Мы пришли не по поводу рукописи. Мы хотели поговорить с кем-то, кто отвечает за получение или отправку писем.

Не отрываясь от того, что читал, он слегка повернул голову в нашу сторону:

– Вы здесь работаете?

– Нет, мы просто…

– Мы не можем отправлять корреспонденцию тех, кто здесь не работает, тут вам не почта!

Кулаки у меня уже были сжаты так же крепко, как и зубы. Я почувствовала, как Эрва касается моей руки, пытаясь успокоить: она знала, что я не могу сдержаться, когда кто-то так со мной обращается. И вот сейчас я изо всех сил старалась не заорать в это наглое лицо.

Я подошла к парню, остановилась у его стола и принялась сверху вниз буравить взглядом его физиономию. Но он упрямо отказывался обращать на меня внимание. Тогда я быстро протянула руку к ноуту и захлопнула его.

– Ты что себе позволяешь?!

Парень вскочил с места. Но виноватой я себя не почувствовала. На самом деле я даже улыбалась. Только это была не милая улыбка. Это была улыбка, говорящая, что я могу сделать больше.

Он, должно быть, уловил скрытый намек, потому что не прибавил ничего к уже сказанному – хотя наглое выражение с лица не убрал. Я пристально посмотрела ему в глаза и заговорила:

– Мы пришли сюда не для того, чтобы умолять вас издать нашу рукопись или отправить письмо. Мне приходят письма с этого адреса, и я хочу найти их автора.

Парень недовольно вздохнул:

– Могу я узнать имя отправителя?

– В этом-то и проблема. Я не знаю имя отправителя.

Он нахмурился:

– Что ты имеешь в виду?

Я кратко рассказала ему о премии, которую выиграла в этом издательстве, и о полученном письме. Хамское выражение с лица парня в итоге сошло, но было видно, что вникать во все это ему совершенно не хочется.

– Слушай, если человек, написавший письмо, не числится в штате, а является корреспондентом, то, к сожалению, ты не сможешь узнать, кто он, пока он сам не назовется. Кроме того, раз эти письма, по твоим словам, приходят в конверте от издательства, высока вероятность, что этот человек – автор. А это значит, что ты не сможешь его найти.

– Почему?

– Видишь ли, большинство писателей, связанных с нашим издательством, не используют настоящие имена и вообще не приходят сюда. Они пишут дома и присылают тексты по почте. Они и письма от поклонников не забирают сами, а обычно просят им переслать. И я отправляю их отсюда. То есть я хочу сказать – даже я мог никогда в жизни не видеть человека, который тебе писал.

На моем лице наверняка отразилась грусть ребенка, чья новая игрушка сломалась. Но парню было наплевать:

– Теперь я могу, с твоего позволения, вернуться к работе?

Я закатила глаза и повернулась к нему спиной. И, дойдя до двери, даже поблагодарила его, хоть он этого и не заслуживал.

Но, оказавшись за дверью издательства, я чувствовала, что готова взорваться как порох. От злости даже пнула рекламный щит у выхода из торговой галереи. Если считать это игрой, то я проиграла! Эрва, боясь навлечь на себя мой гнев, обеспокоенно произнесла мое имя, но не стала больше ничего говорить.

К тому времени, когда я наконец выдохнула, мы уже были на пароме. На верхней палубе, сидя на корме и тихо наблюдая за морем, Эрва ласково проговорила:

– Я и не знала, что ты настолько хочешь ее найти.

Я пожала плечами:

– Я сама не знала.

– Почему? Зачем тебе это?

Я на мгновение задумалась. Помимо того, что я не привыкла проигрывать, я хотела посмотреть Бабочке в лицо и сказать, что я вовсе не трусиха, как она намекала. Или, может быть, я пыталась доказать свое бесстрашие, появившись перед ней вот так. Я горько усмехнулась. Я боюсь лететь к любви, которая рядом, и вместо этого гоняюсь за той, кто далеко и не хочет быть обнаруженной, – что же тут смелого?.. Но, конечно, я не могла вывалить все это Эрве.

– Почему тебе так важно найти эту Распущенную бабочку? – не отставала она.

Я улыбнулась. Эпитеты, которые она добавляла к «бабочке», все-таки меня смешили.

– Не знаю. Может, я просто хотела устранить из жизни все неопределенности перед тем, как пойти в университет.

Удачная ложь! Плюс к тому в ней была и доля правды.

– Да зачем это нужно? Разве не неопределенности делают жизнь интересной? Мне, например, нравится думать, что я могу встретить любовь всей жизни на этом пароме. Или что кто-то подойдет ко мне и предложит выбрать одну из таблеток, синюю или красную, как в «Матрице», и я такая: «беру обе»! Не нужно бояться перекрестков, на которых оказываешься. Знай мы заранее, что́ нас ждет и где, жить было бы очень скучно! – Эрва улыбнулась, как будто извиняясь за умничанье, и прибавила:

– А потом, это всего лишь бабочка, Сахра. Перестань писать ей и позволь улететь из твоей жизни. Неопределенности иногда приносят покой. Отпусти ее – тебе не нужно находить ответы на все-все вопросы на свете.

Она улыбалась мне с настоящей теплотой, касаясь пальцами моей руки.

– Когда это ты стала такая большая, чтобы давать мне советы? Мне казалось, что умная в наших отношениях – это я.

Эрва громко рассмеялась:

– Хочу заметить, это было довольно приятно. Буду почаще так делать.

Мы слегка приподнялись, увидев, что паром приближается к Ускюдару. Эрва, держа меня за талию, чтобы сохранить равновесие, прошептала мне на ухо:

– Ты, вообще, молись, чтобы тот, кто тебе пишет, действительно был бабочкой.

Я недоуменно поглядела на веселое лицо подруги. И она все с тем же удовольствием объяснила: