Семестр подходил к концу, началась сессия. И мы, пользуясь любой свободной минутой между приступами Эмира, зарывались в книги. В последние дни к нашей учебной группе присоединялись Су и Дамла, но, как только у Эмира начинали дрожать руки, они исчезали, будто по сигналу тревоги. Я объяснила девчонкам ситуацию без лишних подробностей. Су, которая сама проходила через похожее, отнеслась с пониманием. Она принимала «Эдем» всего неделю, и даже ей было тяжело бросить. А Эмир сидел на нем почти три года. По сравнению с Су ему было в разы сложнее, но самое страшное мы уже пережили. Теперь ему было значительно лучше.

Пока я училась, он ел суп, который приготовила Сафие-абла. Она уже полностью привыкла к моему присутствию в доме и даже спрашивала, не нужно ли мне что-нибудь. Поскольку ночью Эмиру становилось хуже, я лишь иногда бегала в общагу за сменой одежды и сразу возвращалась. Поэтому он обустроил для меня комнату на втором этаже. Даже постелил там цветное покрывало, решив, что оно мне понравится. Мне было немного неловко, но Эмир был очень доволен собой. Иногда я замечала, как они с Сафие-аблой многозначительно переглядываются. И в такие моменты испытывала еще бо́льшую неловкость.

Когда Сафие-абла поставила на стол сютлач^[5], щедро посыпанный корицей, аромат заставил меня закрыть глаза. Этот запах ассоциировался у меня только с одним человеком. С Ахметом…

В эти две недели я навещала его при любой возможности. Он тоже поправился, но всякий раз, когда я приходила, вел себя так отстраненно, будто старался не замечать меня. После той ночи, когда в него стреляли, он будто возвел между нами стену и не хотел, чтобы я преодолевала ее. При посторонних он просто делал вид, что я не существую, а когда мы были наедине, молчал и на мои вопросы отвечал односложно. Я не знала причины, но каждый раз уходила из их дома с ощущением, что я там лишняя, и у меня щемило сердце.

А вот с Ясмин Ахмет становился совсем другим человеком. Не знаю, как он вел себя с ней наедине, но в компании смеялся даже над самыми плоскими ее шутками. Тем временем вся махалля^[6] уже знала про историю с участком. А история о том, как Ахмет бросился под пулю ради Ясмин, передавалась из уст в уста. Если бы я не была там той ночью, то и сама поверила бы в эту легенду.

Этот момент все обрастал и обрастал романтическими подробностями. В одних версиях пуля летела в Ясмин, и Ахмет закрывал ее собой. В других бандит наставлял пистолет на Ясмин, Ахмет бросался на него, и в драке пистолет стрелял. Но какой бы ни была версия, Ахмет и Ясмин всегда оставались главными героями. Никто даже не упоминал, что той ночью там были я и Эмир. В этом кино мы превратились в ничего не значащих статистов.

Я встряхнула головой и открыла глаза. Сейчас главным был план. А Эмир сказал, что через пару недель мы приступим к его реализации. Когда он сел рядом, с растрепанными волосами и покрасневшими глазами, я не смогла сдержать улыбку, глядя на его симпатичное лицо. Но тут Эмир взялся за учебник, который я только что закрыла, и мои губы дрогнули от досады.

– Ты ведь не собираешься по второму кругу мучить меня биохимией, а? – спросила я с тоской.

Он посмотрел на обложку, смущенно почесал затылок:

– Мы уже закончили с ней, да?

С тех пор как Эмир бросил «Эдем», его память и концентрация были не те, что прежде, но я знала, что он восстановится. Чтобы он не расстраивался, я погладила его руку.

– Ты уверен, что твой новый мозг не подведет нас? – спросила я полушутя.

Он коснулся моих пальцев в ответ:

– Акына сможет переиграть даже идиот. Нам нужно лишь не дать ему заподозрить неладное. Так мы одним выстрелом убьем двух зайцев.

Я с любопытством посмотрела на Эмира. Меня до сих пор бесило, что он не раскрывает мне деталей плана. Он взял мою руку в свою и погладил:

– Не переживай: мы избавимся и от Кенана, и от Акына одновременно. Доверься мне… и оставшейся половине моего мозга.

Он подмигнул, и я рассмеялась, но не сдалась:

– Ты все еще не хочешь рассказывать мне детали плана?

Эмир задумался. Его взгляд скользнул по мне, будто он взвешивал что-то в уме.

– Вообще, я как раз сегодня собирался тебе сказать. Когда закончатся экзамены, тебе нужно будет пойти со мной в одно место. – Я нетерпеливо уставилась на него, и он с довольным видом продолжил: – Я повезу тебя на бал.

Я остолбенела. Потом фыркнула, решив, что он шутит.

– Без дураков. Серьезно. Я везу тебя на бал. Медицинский бал. Там будут мужчины при полном параде, в смокингах, женщины в роскошных платьях и перчатках. Ты обалдеешь.

Верилось с трудом, но он, похоже, говорил всерьез. Я покачала головой и высвободила руку из его ладони.

Когда я вернулась в общагу и рассказала Су и Дамле про бал, их визг дал мне понять, что это не шутка.

– Не могу поверить, Сахра! – воскликнула Дамла. – Он правда сказал, что берет тебя на медицинский бал?!

Я кивнула, все еще не понимая, отчего они так разволновались. Дамла села напротив меня и начала объяснять, как ребенку:

– Милая ты моя глупышка, смотри: медицинский бал – это очень серьезное мероприятие государственного уровня. Туда приходят ректоры, министр здравоохранения, шишки из Военно-медицинской академии, люди в форме с кучей звезд на погонах. Даже президент иногда приезжает!

Су подхватила:

– Ты только представь! Ты сможешь лично пообщаться и пожать руки тем врачам и профессорам, о которых мы читаем в журналах и учебниках! Некоторые специально бросают проекты за рубежом, чтобы приехать на этот бал. А умные люди строят там свое будущее!

Если Су возбуждали профессиональные возможности, то Дамлу – сама магия вечера. Ее интересовали не столько люди, сколько платья, музыка, угощение и танцы. Я не подала виду, что их энтузиазм передался и мне, и под предлогом учебы открыла ноутбук. Но первым делом начала искать информацию о предстоящем вечере.

Бал проводился в День медицинского работника. И это было исключительное событие только для избранных – не чета рядовым праздникам. Судя по всему, даже Ататюрк когда-то принимал в нем участие. Разглядывая исторические фотографии, я почувствовала себя Золушкой. Зал выглядел настолько великолепно, что казалось, будто в полночь мне придется удирать от принца, забыв хрустальную туфельку.

Я рассмеялась про себя и написала Эмиру:

«Мне что, нужно будет сбежать с бала в полночь?»

Через минуту пришел ответ:

«Даже если сбежишь – я тебя найду. Но, в отличие от того идиота-принца, мне не понадобится туфелька. Достаточно будет взглянуть в твои синие глаза».

Я улыбнулась. Эмир сказал, что чувствует себя хорошо, да и ему уже пора было показаться в «склепе», поэтому сегодня я осталась в общаге. Я соскучилась по своей кровати и комнате, куда в последние дни забегала только за сменой одежды. Положив голову на подушку, я почти сразу провалилась в сон.

Глава 5. Перепалка

Говорят, привычки закрепляются в мозге за двадцать дней. Если человек делает что-то двадцать дней подряд, на двадцать первый день это становится привычкой.

Для Эмира так и вышло. Три недели спустя ему стало гораздо лучше. С каждым днем он ел все больше и быстро набрал прежний вес. Его мысли тоже прояснились. Если в первые дни он вовсе не мог вспомнить реплик из «Ромео и Джульетты», то теперь выдавал их мне без единой ошибки.

Я зашла в его дом – точнее, в комнату, которая теперь считалась моей, – чтобы забрать забытые книги. Хотя на экзаменах я кое-как вывернулась, два самых жутких предмета все же потребовали пересдачи. Поэтому почти все каникулы я провела в библиотеке, изредка возвращаясь домой. Но оказалась такая не одна: общага была забита девушками, которые тоже завалили экзамены. Не знаю, какое оправдание было у них, но мысль о том, что я не единственный будущий врач без мозгов, успокаивала. Да и чисто технически я одна не оставалась. Эмир всегда был рядом, а еще иногда у меня ночевала Эрва, занимая пустующую кровать Дамлы или Су. Смех подруги скрашивал мои вечера.

Когда я не училась, мы говорили только о двух вещах: о предстоящем бале и о свадьбе Эрвы, которая должна была состояться летом!

Да, моя безумная подруга была настолько отчаянной, что решила выйти за Хакана, не встречаясь с ним и года. И невзирая на все мои предупреждения, она оставалась настолько закоренелым романтиком, что твердо решила устроить свадьбу в день их первой встречи. Хотя поначалу я считала это решение глубочайшей ошибкой, мне ничего не оставалось, кроме как разделить счастье, которое светилось в ее глазах. Да и, если бы весь мир был против, она все равно добилась бы своего.

Короче говоря, бесконечные экзамены и пересдачи закончились, и возобновилась нормальная учеба. На каникулах я часто виделась с Эмиром, но ни разу – с Ахметом. В те дни, когда я приходила домой, он словно растворялся в воздухе. Сначала я думала, что это совпадение, но затем уверилась: он намеренно избегает меня.

В один холодный выходной, когда я вернулась в Чыкмаз, я увидела, как Ахмет выходит из машины у своего дома. В черном пальто он медленно закрывал дверь и тут заметил меня. В тот момент, когда наши взгляды встретились, уголок его рта непроизвольно дрогнул в улыбке. Его зеленые глаза смотрели на меня так же, как в детстве, когда он замечал, что я жду его на углу улицы после школы. Или как тогда, когда мы возвращались из пекарни, и я болтала без умолку, а он молча улыбался, наблюдая за мной. Теплый, спокойный, знакомый взгляд…

Но уже через несколько шагов какая-то мысль резко изменила его выражение. Он нахмурился, отшвырнул пальто, снова сел в машину и с ревом двигателя уехал, не дав мне даже приблизиться. Он исчез не только из моего поля зрения, но и с улицы, где мы выросли.

Я все еще не понимала, почему он так отдалился, но мне ничего не оставалось, кроме как смириться. Поэтому, собирая вещи в комнате Эмира, я отгоняла мысли об Ахмете.

Когда я вышла, до меня донеслись звуки из спортзала на верхнем этаже. Я улыбнулась, услышав стук металла. Признаться, мне нравилось наблюдать, как Эмир тренируется, – это было странным образом привлекательно и забавно.

Отложив толстый свитер, я поднялась, прислонилась к дверному косяку и скрестила руки на груди. Бросив быстрый взгляд на его голый потный торс, усмехнулась:

– Опять любуешься своими мускулами?

Мой голос сбил его с подхода. По взгляду я поняла, что он потерял счет повторений. Судя по грудным мышцам, Эмир, наверное, делал по миллиону подходов жима от груди ежедневно. Он откинул волосы со лба, улыбнулся, обтерся полотенцем и молча бросил на меня долгий взгляд. Хотя «взгляд» – не совсем подходящее слово. Каждый раз Эмир смотрел так, будто видит меня впервые или будто хочет запомнить каждую черту моего лица. Я уже так привыкла к этим взглядам, что даже не краснела.

Сделав несколько шагов в мою сторону, он снова включил поэта:

– Мой глаз и сердце – издавна в борьбе:
Они тебя не могут поделить.
Мой глаз твой образ требует себе,
А сердце в сердце хочет утаить^[7].

Я улыбнулась ему в ответ. Отсутствие «Эдема» он компенсировал, играя роль Ромео. Я больше не убегала от его слов – поняла, что это бессмысленно. Может, решение было не в бегстве, а в том, чтобы принять вызов?

Я сделала несколько шагов к нему. Мои движения были плавными, но даже этого хватило, чтобы Эмир напрягся. Это только раззадорило меня. Раз он хочет быть Ромео, я стану Джульеттой и отвечу ему тем же. Сложив губы в хитрую улыбку, я пристально посмотрела в его голубые глаза:

– Я уже предупреждала тебя, Ромео:
Таких страстей конец бывает страшен,
И смерть их ждет в разгаре торжества.
Так пламя с порохом в лобзанье жгучем
Взаимно гибнут, и сладчайший мед
Нам от избытка сладости противен:
Излишеством он портит аппетит^[8].

Он на мгновение замер, но уже через секунду его глаза загорелись, и он приблизился: