Как только он произнес это голосом человека, постаревшего на десять лет, я вскочила на ноги, как рядовой, получивший приказ. Пока здесь Сафие-абла, Эмир в безопасности. И если я потороплюсь, то смогу вернуться до следующего приступа.

Надевая темно-синее пальто и перекидывая сумку через плечо, я услышала, как Эмир хрипло позвал меня:

– Кстати, Джульетта, в следующий раз попробуй ввести половину дозы. Это не «Эдем», но ты чуть не отправила меня в кому.

Я смущенно улыбнулась. Эмир назвал имя сотрудника клиники, к которому нужно было обратиться. Мне достаточно было сказать: «Привет, я Джульетта». Услышав это, я недовольно поморщилась:

– Ты серьезно веришь, что я представлюсь как Джульетта, Ханзаде?

Даже находясь на грани, он усмехнулся:

– Если не хочешь, чтобы я умер, придется смириться.

Немыслимо! Я демонстративно надулась и вышла из комнаты.

Предупредив Сафие-аблу обо всех рисках (в основном о том, чтобы Эмир держался подальше от стены), я поспешила в университет. Человек, которого назвал Эмир, работал в «красной зоне»^[4], и там яблоку негде было упасть. В этом месте царил полнейший хаос: как будто началась Третья мировая война, а мне никто не сказал. При этом, несмотря на крики и стоны людей, все вокруг действовали удивительно слаженно, точно зная что делать.

Игнорируя тяжелый запах крови, я сосредоточилась на поиске нужного человека. И, найдя его, застыла на месте: на мой зов откликнулся медик, который прямо сейчас накладывал швы на ногу стонущему пациенту. У него были каштановые волосы, белый халат выглядел мятым, но чистым. Врач был молод, но казалось, уже видел больше смертей, чем солдат на войне. Я никогда не смогла бы вести себя настолько умело и хладнокровно.

– Эмир сказал, что перед тем, как дать тебе то, что ты просишь, я должен услышать пароль, – сказал он, завязывая нитку.

Готова поклясться: он получал удовольствие. Я цокнула языком: друзья Эмира ничем от него не отличались. А я не спала. Была настолько измотана, что могла упасть на ближайшие носилки. И хотя этот медик, видимо, считал иначе, я волновалась за Эмира.

– Ты дашь мне то, что мне нужно, или мне придется причинить тебе достаточно вреда, чтобы кому-то пришлось зашивать уже тебя?

Он громко рассмеялся, закончив со швом. Объяснил пациенту, какие лекарства принимать, а после встал передо мной:

– Теперь я понимаю, почему Эмир предупреждал, что тебя лучше не злить.

У меня не было времени играть в его игры: я демонстративно протянула ладонь, прожигая его взглядом. Парень сдался, подняв обе руки с улыбкой:

– Иди в «зеленую» зону и попроси Бану дать тебе C11. Уж ей-то тебе не придется называть ни свое имя, ни имя Эмира. – И он отошел к другим окровавленным пациентам, не дав мне спросить почему.

Я быстро зашагала через зоны, разделенные по цветам. В «светло-красной» зоне было меньше крови и криков. «Желтая» зона была бескровной, но наполненной воплями. В «зеленой» царили спокойствие и тишина, лишь кто-то слегка постанывал. Когда я спросила у нескольких людей в халатах, занятых бумагами, где Бану, они указали на светловолосую женщину, стоявшую ко мне спиной.

Когда блондинка повернулась ко мне, я молча проглотила слюну.

Это была та самая девушка в красном бюстгальтере из дома Эмира, которая заявила мне, будучи явно поддатой, что они не играют в покер, так что четвертый им не нужен. Хотя теперь она была одета. И белый халат с собранными в тугой пучок волосами придавали ей максимально серьезный вид. А еще она выглядела старше, чем я помнила: должно быть, училась на последнем курсе. Не знай я, кто она, я могла бы подумать, что она – из опытных врачей.

Почему-то, медленно приближаясь к ней, я потянулась к своим волосам, расправила хвост, затем одернула рукава пальто и поправила сумку на плече. Остановившись перед ней, я искала в ее взгляде какие-то эмоции, но она продолжала смотреть на меня безразлично. Я с облегчением подумала, что она меня не узнаёт. Но все равно заговорила с осторожностью:

– Мне нужен C11…

Моя фраза повисла в воздухе.

Блондинка развернулась и пошла прочь, покачивая светлыми волосами. Я не знала, что делать, наблюдая, как удаляется ее белый халат. Мне уйти? Но тут она оглянулась через плечо и пальцем поманила меня. Честно говоря, это было не очень вежливо, но я все равно подошла.

Из множества ящиков блондинка, не ища, достала маленькую стеклянную ампулу и быстро протянула мне, словно стараясь не привлекать внимания. Так же быстро я взяла препарат и положила в сумку, и тогда Бану заговорила, не глядя на меня:

– Никогда раньше не замечала, чтобы Эмира заботило, что́ о нем подумают.

Я сглотнула. Конечно, она узнала меня. Может, в ту ночь она и была пьяной в стельку, но память ее не пострадала. Закрыв сумку, я подняла на нее глаза и сдержанно ответила:

– Думаю, он и сейчас об этом не заботится.

Она повернулась ко мне и искривила губы:

– Верно. Возможно, ему все равно, что говорят о нем. Но ему не все равно, что говорят о тебе.

Я молча смотрела на нее. Я пыталась нащупать в ее тоне злобу, ненависть или ревность, но, казалось, их не было. Напротив, Бану говорила так, будто это ее и удивляло, и радовало. Закрыв ящик, она улыбнулась:

– Не волнуйся, он достаточно запугал народ – сомневаюсь, что кто-то отныне посмеет сказать о тебе хоть слово.

Прежде чем я успела открыть рот, Бану ушла, а ее светлые волосы колыхались за спиной. И снова я осталась, не зная что думать.

* * *

Когда я вернулась, Эмир выглядел лучше. Я сказала ему, что препарат мне дала та самая блондинка, которая была с ним той ночью, и внимательно наблюдала за его реакцией. Сначала он удивился, потом громко обругал того парня из «красной зоны». Видимо, тот сделал это нарочно. Я демонстративно пожала плечами, убирая ампулу в ящик, стараясь показать, что эта неприятная случайность меня не трогает. Наверное, взрослая манера поведения Бану передалась и мне. Да и, кажется, я действительно поверила, что той ночью ничего не произошло.

Позже в тот день у Эмира было еще несколько приступов средней тяжести, но делать ему укол мне не пришлось. По словам Эмира, ночные приступы всегда были сильнее. Чем дальше он находился от своей комнаты – точнее, от яда, спрятанного в стене, – тем безопаснее было для него. Поэтому мы спустились в гостиную и устроились там в креслах.

Ближе к полуночи зазвонил телефон. Мы поставили фильм на паузу и посмотрели на экран. Звонил Акын. Я раздраженно выдохнула. Эмир нехотя ответил. Когда он сказал, что не сможет прийти в «Склеп» и чтобы тот прислал кого-нибудь за «Эдемом», тишина в комнате наполнилась яростью, звучавшей в змеином голосе. Но Эмир просто, не обращая внимания, повесил трубку. Взглянув на меня, он протянул мне руку:

– Скоро все закончится, не переживай.

Само его тело при этих словах, казалось, излучало сожаление. Я недовольно поморщилась. Оставалось совсем немного времени до прихода того человека, когда у Эмира начали дрожать руки. Его руки и ноги резко свело судорогой, и стало ясно: начинается сильный приступ. Я отвела его в ванную наверху. Как только он устроился в ванне, раздался звонок в дверь. Мы переглянулись. Я коснулась его щеки и сказала:

– Я разберусь.

Быстро зайдя в его комнату, я отодвинула рамку на стене.

«Сюда, мой горький спутник, проводник зловещий мой…» – с трудом подавив дрожь, я пошарила внутри, напрягшись так, будто совала руку в гнездо скорпионов. Я ожидала найти там один флакон, но нащупала десятки холодных стеклянных пузырьков. Вздрогнув, я схватила первый попавшийся и отпрянула от стены, даже не взглянув на то, что держала в руке. Все мое существо ненавидело этот яд.

Я бежала вниз по лестнице, и маленький флакон в моей руке с каждым шагом казался тяжелее. Наконец я резко распахнула дверь – и столкнулась лицом к лицу с холодом и… великаном. Это был тот самый верзила, который в ту ночь в «склепе» смотрел на меня так, словно собирался сожрать. Я сглотнула и резко протянула ему руку. Но вместо того, чтобы взять пузырек, он лишь окинул меня ледяным взглядом, от которого я вздрогнула. Я разжала ладонь, чтобы он лучше разглядел ее содержимое, но верзила не пошевелился.

– Акын сказал забрать «Эдем» у Эмира! – наконец прорычал он.

Его грубый голос, словно раскладывающий слова по слогам, заставил меня съежиться, но я собралась, выпрямила спину и подумала об Эмире, который корчился от боли наверху:

– Либо ты берешь этот яд у меня, Шрек, либо я сама принесу его в «склеп» и вручу Акыну лично. Как думаешь, понравится ли это твоему хозяину?

Акын, эта гадюка, не любил, когда женщины приходили в «склеп». А раз я там побывала, он, естественно, невзлюбил и меня. Хотя внутренний голос подсказывал, что причина была не только в этом, но сейчас мне было недосуг разбираться.

Шрек передо мной зарычал, как злая собака. Когда его огромная лапа выхватила флакон из моей руки, будто собираясь его проглотить, я не подала виду, что мне не по себе. Он развернулся, и я тут же захлопнула дверь, а потом громко выдохнула.

Если я смогла противостоять злому великану, то вынесу и эти несколько ночей.

Ободряя себя, я снова побежала в ванную. Эмир снова терял сознание, его рвало, а я лишь гладила его по спине. Но мы пережили ту ночь. И следующие тоже…

* * *

Эмир уже почти две недели не принимал «Эдем». По ночам его трясло до самого утра, я сидела рядом, пытаясь успокоить его и привести в чувство. Иногда мы обманывали его мозг самыми крепкими напитками, чтобы хоть немного заглушить ломку.

Первая неделя оказалась ужасной. Приступы были настолько сильными, что в какой-то момент я даже хотела достать спрятанные в стене таблетки и запихнуть их ему в глотку. Но Эмир был сильнее. Когда тремор немного стихал, он просил меня читать ему строки из «Ромео и Джульетты», чтобы продержаться. Я гладила его по волосам и, запинаясь, делала, как он просит. Мы еще раз использовали препарат, который я принесла из больницы, но на этот раз я ввела только треть дозы. И это помогло Эмиру немного поспать.

Вторая неделя прошла легче. Приступы стали реже и слабее. Они обострялись только в те часы, когда он обычно принимал «Эдем», но мы уже знали чего ждать и были готовы. Я вытирала пот с его лба, а Эмир изо всех сил напрягал мышцы, чтобы перетерпеть. К концу приступа он просто выдыхался и засыпал даже без укола. А я, ожидая, пока он проснется, продолжала гладить его волосы.

Очередным утром, когда я мысленно посылала в адрес Акына, доведшего Эмира до такого состояния, самые грубые ругательства, голова на моих коленях пошевелилась. Уставшие голубые глаза приоткрылись, их взгляд искал меня. Эмиру стало лучше. Он сбросил несколько килограммов. Мне было грустно из-за этого, он же, наоборот, ухмылялся, заявляя, что теперь-то он в отличной пляжной форме. Я понимала, что он просто пытается меня успокоить.

Его взгляд встретился с моим, и Эмир улыбнулся – наполовину смущенно, наполовину умиротворенно.

– Я снова измучил тебя, Джульетта? – спросил он сонным голосом.

Я улыбнулась и пожала плечами:

– Не больше, чем себя.

Он с трудом приподнялся. Недовольно огляделся. Увидев на столе стопку открытых учебников, поморщился.

– Мы отстаем от программы. Если так пойдет, тебе придется пересдавать несколько предметов.

Я потрепала его по волосам, затем встала с кресла и потянулась – ноги затекли.

– Не переживай. Ты же сам дал мне тактику, как выкрутиться, еще до того, как бросил «Эдем». – Я подмигнула ему и подошла к учебникам.