– Во-первых: с таким милым лицом ты не сможешь меня напугать. Во-вторых: после того как я видела, как кое-кто выворачивает желудок до самых кишок и извергает его содержимое, тебе придется постараться, чтобы вызвать у меня отвращение. И в-третьих: ты мне никогда не навредишь, Ромео!

Произнося последнее, я смотрела прямо в его глаза и говорила абсолютно искренне. Мои слова, звучавшие так убедительно, видимо, тронули Эмира: его губы дрогнули в слабой улыбке. Но он так и не расслабился:

– Никто не принимал «Эдем» так долго, как я. Были такие, кто умирал от передозировки, другие впадали в кому, но никто не употреблял его так регулярно и контролируемо. Признавать это неприятно, но я – самый успешный подопытный в этом эксперименте. – Эмир стиснул зубы и опустил голову. – Я слышал, что происходит, когда бросаешь, представлял, но не придавал значения. А теперь перспектива пережить это рядом с тобой… беспокоит меня.

Я сжала кулаки, мысленно проклиная того типа по имени Акын. Если верить Эмиру, «Эдем» был целиком и полностью его творением. Акын утверждал, что создал препарат исключительно в научных целях, но, помня его змеиный взгляд, было трудно поверить в его добрые намерения. Мысль о том, что Эмир доверял этой гадюке и три года принимал его яд, сводила меня с ума. Но я промолчала. Сейчас ему нужна была не критика, а поддержка.

Разжав кулаки, я повернулась к нему и коснулась его подбородка, чтобы он посмотрел на меня:

– Ты забыл, кто ты? Ты – Эмир Ханзаде. Ты самый избалованный и упрямый кошмар на моем пути. Ты вытерпел, когда я тебя лупила. И теперь ты боишься, что какая-то таблетка окажется сильнее тебя?

Он слабо улыбнулся и накрыл мои пальцы ладонью:

– Я боюсь, что после того, что ты увидишь… ты снова отдалишься от меня.

Я отвела взгляд. Когда он говорил такие вещи, в животе у меня словно начинали копошиться муравьи. Покраснев, я пробормотала:

– Помни: ты делаешь это не ради того, чтобы я или кто-то еще остался с тобой. Ты делаешь это для себя.

Эмир сжал мою руку, словно прося посмотреть на него:

– Это не исцеление, Джульетта. Это пытка. А Эдем – он и так здесь… там, где ты.

Я освободила пальцы и с улыбкой коснулась его щеки. Что я могла сказать?

Что бы он ни делал, в каком бы состоянии ни был, в конце концов ему всегда удавалось оставаться моим кошмаром… моим Ромео.

* * *

Через несколько часов у Эмира начали дрожать руки. Он объяснил, что уже давно снижал дозу «Эдема», но резкий отказ – это совсем другое. Лишиться этого вещества было пыткой для каждого нейрона. С полуночи Эмир не принял ни одной таблетки, и теперь его мозг требовал «Эдема». А тело не могло сопротивляться этому требованию.

Сначала дрожали только руки, но через несколько часов тряслось уже все тело. Сначала Эмир сказал, что замерз, и залез под одеяло. Потом начал потеть, и через пару минут у него поднялась температура. Когда через несколько часов его тело начало дергаться, точно его били током, я обняла его. Я шептала ему на ухо, что я рядом, но вскоре начала сомневаться, слышит ли он меня вообще.

Он резко вскочил с кровати, словно пытаясь убежать от невидимых пауков, прислонился спиной к стене и съехал на пол. Как беспомощный ребенок, схватился за голову и застонал. Его пальцы впивались в кожу головы, будто насекомые, от которых он бежал, грызли его мозг. Я попыталась остановить его – не могла вынести, когда он вот так причинял себе боль. Он посмотрел на меня такими красными глазами, будто плакал несколько дней подряд. Я услышала скрежет зубов.

Внезапно Эмир встал. Как загипнотизированный, побрел к стене. Я сразу поняла, что он задумал, и быстро встала перед рамкой на стене, закрыв ее собой. Я знала, что он хочет добраться до таблеток, спрятанных за ней. Увидев, что я стою у него на пути, он остановился. В другой ситуации этот тяжелый взгляд и дыхание могли бы испугать меня, но сейчас я должна была быть сильнее его.

Эмир схватил меня за руку. Я ожидала, что он отшвырнет меня, и, кажется, он сам думал об этом. Но вместо этого его пальцы впились в мою кожу так сильно, что я невольно скривилась от боли. Моя реакция, похоже, привела его в чувство – он отпрянул, будто обжегшись. Крепко зажмурился, а когда открыл глаза, со всей силы ударил в стену. Кулак пролетел в нескольких сантиметрах от моего лица – я даже услышала свист воздуха. Когда маленькая картина упала на пол, Эмир сглотнул.

– Думаю, тебе стоит увести меня из этой комнаты, – прошептал он так, будто сил у него оставалось всего на несколько вдохов.

Я обняла его за талию, и мы медленно двинулись к двери. Он был слишком слаб, чтобы спуститься по лестнице, поэтому мы зашли в ванную. Я уложила его в ванну – вот мы и вернулись к тому, с чего все началось…

Эмир посмотрел на меня, и я поняла, что он думает о том же. Его попытка улыбнуться выглядела жалко.

– Как думаешь, мне и на этот раз удастся выбраться из этой ванны живым?

Он попытался растянуть свою кривую улыбку шире, а я нахмурилась. Наклонилась к нему, откинула со лба растрепанные волосы и посмотрела в светло-голубые глаза:

– Я говорила тебе еще тогда: пока ты со мной, я не позволю тебе умереть, Ханзаде!

Он долго смотрел на меня, и я почувствовала, как глаза наполняются слезами. Не выдержав, потянулась к его волосам, но и этого оказалось недостаточно. Я забралась в ванну и крепко обняла его. Обхватив меня, как бездомного котенка, которого подобрал на улице, Эмир тяжело вздохнул, будто сдаваясь. Когда его губы коснулись моего лба, я заплакала. Я должна была поддерживать его, давать ему силы, а вместо этого ревела, как дура, прижавшись к его груди. Я плакала так безутешно, что ему пришлось отстранить меня, чтобы успокоить. Хотя, возможно, ему просто надоело, что я заливаю его слезами.

Его дрожащие пальцы коснулись моего подбородка, заставляя меня поднять глаза.

– Твое лицо от слез так изменилось,
Бедняжка!^[3]

Я невольно слабо рассмеялась. Если он тратит последние силы, чтобы подбодрить меня, я должна ответить тем же. Я вытерла нос и откинула волосы:

– Слез не велика победа:
И раньше было мало в нем красы.

Он улыбнулся, скрывая боль, и покачал головой, будто упрекая меня:

– Ты хуже слез вредишь ему словами.

Я пожала плечами. Я больше не плакала:

– Но правда ведь не клевета, синьор;
И говорю я о моем лице.

Пальцы Эмира коснулись моей щеки. Он попытался погладить ее, но у него не хватило сил:

– Оно – мое; ты ж на него клевещешь.

Я посмотрела в его голубые глаза и стиснула зубы. Холодный мрамор ванны нагрелся от наших тел. Когда я снова прижалась к его груди, я не была уверена, пытаюсь ли я скрыть только слезы… или что-то еще.

* * *

Когда начинался новый приступ, я прижималась к Эмиру еще теснее, будто могла руками унять его дрожь. И с каждым приступом его объятия становились все крепче. Кажется, он повредил мне ребро, но мне было все равно. Я готова была сломать несколько костей, лишь бы помочь ему выдержать это – я смертельно боялась, что он впадет в кому или, того хуже, умрет.

Через много долгих минут его тело наконец перестало трястись. Дыхание выровнялось. Сердце под моей щекой билось ровно и спокойно. Я подняла взгляд. Голубые глаза встретились с моими, Эмир слабо улыбнулся, и я ответила ему тем же.

Мне уже казалось, что худшее позади, как Эмира вдруг начало рвать. Я быстро помогла ему выбраться из ванны. Казалось, теперь это никогда не закончится. Спазмы повторялись снова и снова… Минуты казались вечностью. Когда желудок опустел, Эмира начало рвать желчью, а затем – кровью.

Я сглотнула, застыв на месте от ужаса. Думай, Сахра, думай!

Эмир предупредил, что сегодня ночью может случиться худшее, и принес из клиники шприц с сильным успокоительным. Он заверил, что это поможет. Если других вариантов не останется, я должна буду сделать ему укол.

Похоже, момент настал.

Я бросилась в его комнату, схватила шприц из ящика и помчалась обратно. Мои босые ноги тихо шлепали по полу. На пороге ванной я споткнулась и упала. Поднялась, сняла колпачок с иглы. Руки у меня дрожали. Кровь брызнула на ванну, пока я пыталась сосредоточиться на скорченном передо мной теле. Оно выглядело ужасно. Куда колоть?

Я подняла шприц и медленно нажала на поршень, выпуская воздух. Прозрачная жидкость, брызнувшая из иглы, вернула мне самообладание.

Эмир не может умереть, когда я рядом!

Не раздумывая, я крепко схватила его руку, вонзила иглу и изо всех сил надавила на поршень. Мышцы Эмира были так напряжены, что для этого приходилось прикладывать невероятные усилия. Лекарство закончилось, и я осторожно извлекла иглу.

Не моргая, я ждала эффекта.

Но ничего не происходило. Его продолжало рвать кровью, и я все сильнее леденела от ужаса.

– Эмир!

Боже, почему препарат не действует?! В панике я начала трясти его:

– Эмир! У тебя есть еще инъекции?!

Он либо не слышал меня, либо не мог ответить из-за рвоты. Я неистово молилась, мешая слова со слезами, когда все вдруг прекратилось. Эмир сделал несколько хриплых вдохов, откинулся назад, закрыл глаза и больше не открывал.

В ужасе я наклонилась к нему, прижав ухо к его груди. Сердце билось. Я наклонилась к его губам – Эмир дышал!

Когда его грудь начала подниматься в спокойном ритме, я выпрямилась. Кажется, он заснул. Глубоко вздохнув, я опустилась на пол. Холодная плитка казалась мне мягким ковром.

Я не могла сдержать глупой улыбки. Эмир не умрет.

Если мы пережили сегодня, то переживем и завтра, и послезавтра, и сколько бы дней ни понадобилось.

Я не сдамся, пока этот яд не выйдет из его тела.

* * *

Эмир не просыпался до самого полудня. Я испробовала даже бесчеловечные методы – плеснула на него холодной водой, – но это не помогло.

Когда пришла Сафие-абла и увидела меня сидящей на коврике в ванной, она не особенно-то и удивилась. Даже заметив, что я смотрю на полураздетого Эмира в ванне, она сначала улыбнулась, но потом нахмурилась, видимо поняв, что что-то не так.

Домработница подошла, переваливаясь с ноги на ногу из-за немалого веса. Поймав ее тревожный взгляд, я беспомощно сказала:

– Он не просыпается…

Сафие-абла задумалась на несколько секунд, затем без объяснений ухватила крупного мужчину, лежащего в ванне, за руки. Когда она жестом велела мне взяться за ноги, я в растерянности подчинилась.

Признаюсь: Сафие-абла сделала бо́льшую часть работы, когда мы несли Эмира в кровать. В конце концов, у нее было больше опыта: уверена, за всю жизнь ей довелось потаскать немало тяжестей. Когда мы в конце концов уложили его, домработница решительно развернулась и ушла. А через несколько минут вернулась с тазом воды и полотенцем.

Осторожно, держа полотенце подальше от себя, она окунула его в воду, отжала кончиками пальцев и аккуратно поднесла к носу Эмира. Потом еще раз. И еще раз.

Наконец Эмир сморщился, а затем открыл глаза.

Когда его голубые глаза приоткрылись, я вскрикнула от радости и бросилась обнимать сначала Сафие-аблу, а потом его. Мы помогли ему сесть, и выглядел он при этом совершенно изможденным. Сафие-абла сказала, что идет готовить свой оживляющий суп, и удалилась.

Я присела на край кровати, гладя его волосы. Я не спала всю ночь, боясь пропустить момент его пробуждения, но сейчас не чувствовала ни капли усталости.

Эмир посмотрел на меня и улыбнулся. Вернее, попытался.

– Видишь? Справился как миленький, – сказала я, ухмыляясь.

Он закашлялся, пытаясь засмеяться, затем приложил руку к горлу и посмотрел на меня:

– Будем считать, что с того света я вернулся. Но еще рано говорить, что справился. Сегодня тоже может быть тяжело. Думаю, нам стоит взять в клинике еще препарат для инъекций.