Вителей потянулся к ржавым проушинам и не без труда вытащил короткую толстую палочку, служившую здесь замком. Дверь душераздирающе заскрипела, открываясь. На меня пахнуло сырым деревом и ржавчиной.

Внутри, благодаря проникающим сквозь щели солнечным лучам, было довольно светло. Я разглядела земляной, вытоптанный до твёрдости пол, свободный в центре и заставленный по краям разным хламом.

Машинка стояла почти у самой двери. Слово «рухлядь», подобранное Поляной, как нельзя лучше описывало это… это ржавое нечто.

Сама машинка стояла на небольшом столике, под которым располагался педальный механизм, заставляющий её работать. Кроме столешницы и четырёх маленьких ящичков по бокам, все детали были сделаны из железа.

– Вот, она и есть, – Вителей указал на машинку, вокруг которой мы уже сгрудились, исполненные скорбного молчания.

– Что скажешь? – я смотрела на Димара, ожидая его вердикт.

Парень шмыгнул носом, а затем пожал плечами. Всё это, не отрывая взгляда от швейной машинки.

– Плохо, что в сырости стояла, – наконец выдал он.

– Значит, не выйдет её запустить? – мне требовался окончательный приговор.

– Надо смотреть, – Димар не стал лишать меня надежды. – Только не здесь. Дядь Вить, сами затащим в дом? Или на санях тянуть придётся?

– Затащим, чегой не затащить-то, – Вителей, как и всегда, был преисполнен оптимизма. – Тут тянуть-то три шажка. А коль на полозья поставим, так и домчим с ветерком.

Старик прошёл вдоль стены, отыскивая что-то, известное только ему. Однако когда он с довольным возгласом потянул гремящую и сотрясающую остальной скарб железяку, Димар бросился на помощь. Откинув в сторону лишнее, они извлекли на свет полозья, спаянные двумя поперечными перекладинами. И тут же начали устанавливать сверху швейную машинку.

Нам с Невеей оставалось только выйти наружу, чтобы не мешаться под ногами.

– Что думаешь? – поинтересовалась у девушки. – Получится у Димара её починить?

– У Димара «золотые» руки! У него всё получится! – с жаром воскликнула Невея, заставив меня внимательнее к ней присмотреться.

Похоже, одну тайну я готова разгадать. Завтра ещё присмотрюсь к этим двоим, чтоб убедиться наверняка.

Следующие полчаса ушли на то, чтобы приладить на полозья доски, на доски – агрегат, а затем доставить всё это в дом. Влажный металл сочился ржавчиной, пятная руки и одежду. Нам с Невеей по-джентльменски запретили подходить к машинке, чтобы не испачкались. Поэтому мы шли чуть позади, наблюдая за работой.

Путь до дома был не самым ровным. Сугробы испещряли наши следы, впадины и выпуклости. Ещё и торчащие из снега кустики прошлогодней травы цеплялись за ножки агрегата, которые так и норовили соскользнуть с полозьев, хотя Димар привязал их найденными кусками верёвки.

Зато наше прибытие было встречено восторгами младших детей и сдержанным любопытством со стороны Генаса.

– Зачем вы это притащили? – поинтересовался он, скорчив брезгливую мину.

– Починим и будем шить, – ответила я, надеясь, что удача на нашей стороне и у Димара получится вернуть машинке рабочее состояние.

– Что шить? – не понял Генас.

– Всё, что захотим, – улыбнулась я и мечтательно добавила: – Всё, что захотим.

Агрегат установили в холле, чтобы падал свет от окна. По лицу Димара было видно, как он подумал о том, чтобы затащить машинку на второй этаж, ближе к своей комнате. Но, к счастью, эта затея не показалась ему разумной.

Дотемна он возился с ржавой рухлядью, вытирая и очищая её. Девочки пофукали на неприятный запах и разошлись, а мальчишки остались помогать.

Вскоре сквозь неплотно запертую дверь кабинета до меня начал долетать голос Димара, с каждой фразой становившийся всё более раздражённым.

– Не трогай!

– Куда ты лезешь?

– Испачкаешься.

– Я же сказал, испачкаешься!

Пришлось вмешаться.

Я вышла из кабинета и окинула мизансцену строгим взглядом, степень строгости которого ежедневно тренировала перед небольшим зеркалом. Мишуст с Генасом дружно сделали шаг в сторону от агрегата.

– Что здесь происходит? – строгий голос я тоже тренировала. И, похоже, получалось неплохо.

– Помогаем Димару, – ответил Генас не слишком уверенно.

– А разве не вы сегодня дежурите? – удивилась я. Слегка напрягла память и неожиданно «вспомнила»: – Точно, уборка в комнатах – Генас и Мишуст.

У обоих сделались постные лица. Генас тяжело вздохнул и выдохнул, оттопыривая нижнюю губу. Мишуст тоже вздохнул, подражая товарищу, и закатил глаза.

– Так! Быстро натянули на лица энтузиазм и отправились наводить чистоту! – строгость голоса повысилась почти до максимальной, затем последовала угроза: – Если сама не успею проверить, попрошу девочек. Должно быть идеально чисто! Бегом!

Мальчишки двинулись, правда, совсем не бегом. Напротив, как могли, оттягивали начало наказания. Именно так они воспринимали уборку. Шли нога за ногу, усиленно шаркая стоптанной обувью по скрипучим доскам.

Я не стала делать замечание. Им и так предстоят два тяжёлых часа, по одному на каждую комнату. Они ещё не знают, что у меня в планах расселить их при первой возможности. Так что пусть радуются, что пока комнат всего лишь две.

Бросив взгляд на Димара, пытающегося то ли отвинтить, то ли отломать какую-то деталь, решила не задавать вопросов. Пусть парень занимается, может, что и выйдет.

В коридоре установилась благословенная тишина, и я вернулась к работе. Нужно ещё раз перечитать и довести до ума письмо в Министерство, чтобы завтра отправить.

Утром меня разбудил жуткий вопль.

Сквозь снова не задвинутые шторы проникал серый рассвет, едва позволявший различать предметы в комнате. Я вскочила с кровати. Как была, босая, в одной сорочке, бросилась в коридор спасать детей. Уверенная, что их если не убивают, то похищают, или ещё что похуже.

В распахнувшуюся дверь кухни выскочила Поляна, в отличие от меня полностью одетая и с ухватом наперевес. Из-за её массивного тела выглядывал Вителей.

На втором этаже раздался топот ног. Значит, детей тоже разбудил этот вопль.

Но, раз они спали, что же тогда произошло?

Ко мне начала возвращаться способность трезво мыслить. В вестибюле, откуда донёсся крик, стало очень тихо. На фоне окна виднелась одинокая фигурка кого-то из девочек. Кажется, Зимава.

Что она здесь делает в такой час?

– Вителей, запалите фонарь! – крикнула я в сторону кухни, а затем повернулась к девочке: – Что произошло?

Она засопела, всхлипнула и разрыдалась, уронив деревянную швабру, которая с грохотом упала на пол. Меж столпившихся воспитанников протиснулся Вителей с фонарём. Приподнял его повыше и осветил сцену из фильма ужасов. И было сложно разобрать – Зимава здесь жертва или главный монстр.

Девочка стояла в паре шагов от швейной машинки. Её сорочка, заткнутая за пояс и обнажившая ноги до колен, оказалась перепачкана разводами ржавчины, в сумерках напоминающей кровь.

Ржавчина была повсюду. Размазана по полу, по ведру с водой, по ногам и рукам плачущей Зимавы.

– Так! – применила я действенный приём со строгим голосом. – Все расходимся! До подъёма ещё час.

Но расходиться никто не спешил. Дети с любопытством разглядывали Зимаву, строя предположения, чем она занималась в столь ранний час.

Пришлось добавлять строгий взгляд.

– А ну быстро по кроватям! А то заставлю дежурить до завтрака.

На этот раз подействовало. Воспитанники отправились на свой этаж, продолжая оглядываться на Зимаву и отпускать негромкие реплики, вызывающие взрывы смеха.

– Вителей, дайте, пожалуйста, фонарь. Я позже верну.

Протянула руку, дождалась, когда в неё ляжет нагретая стариковской ладонью дужка, и подошла к Зимаве.

– Идём со мной, – приобняла девочку за плечи, стараясь не испачкаться ржавчиной.

В кабинете усадила её на стул. Закутала в армяк, здраво рассудив, что на тёмном ржавчина не будет особо заметна.

Зимава продолжала всхлипывать. Поэтому я не спеша растопила печь и села рядом с ней. Надо бы дать девочке воды, но для этого придётся идти в кухню. Ладно, узнаю, что стряслось, а потом отведу её к Поляне, пусть напоит успокаивающим чаем. Немного узнав повариху, я была уверена, что она уже заваривает травы.

– Рассказывай, – тихо попросила я.

– Вы меня накажете? – всхлипнула девочка и приготовилась снова заплакать.

– Пока не знаю, – ответила ей честно, – ты же ещё ничего не сказала. Может, и наказывать не за что.

Зимава снова всхлипнула. Вытерла нос, отчего на нём появилось ржавое пятно, и начала говорить.

Всё оказалось очень просто. Сегодня было её дежурство. Проснулась Зимава рано и, вместо того чтобы нежиться в кровати, решила быстренько вымыть коридор, пока там никого нет. Зато потом весь день свободна.

Помня об экономии, фонарь зажигать не стала. Да и зачем? В приюте она очень давно, может на ощупь найти любую комнату. К тому же уже светало, очертания предметов вполне различимы.

Начать Зимава решила с вестибюля и двигаться к кухне, но на пути попалась эта ржавая железяка, с которой за ночь натекло. В потёмках девочка этого не заметила и размазала ржавчину вокруг. Расстроившись, она решила вытереть её, сменить воду и мыть дальше. Но поскользнулась и упала прямо на машинку, испачкавшись сама и перебудив весь приют.

Я слушала жалобный рассказ Зимавы и думала, за что судьба так сурово со мной обошлась?

Оно было похоже на вспышку. Озарение. Однако я точно знала, что это вспоминание из прошлого. Того самого, не похожего на мою сегодняшнюю жизнь.

– Вы беременны, – врач УЗИ водила прибором по холодному гелю, размазанному по моему животу.

– Точно? – досада прорывается в голос.

Карьера шла в гору. Из рядового сотрудника я поднялась до руководителя филиала. Ответственности стало в разы больше, зато и зарплата приятно округлилась. Я сменила машину, переехала в центр, в квартиру с отличным ремонтом и наслаждалась новой жизнью, которую давал мне новый статус.

Ребёнок не просто не входил в мои планы, он бы зарубил всё это на корню. Я, конечно, думала о детях. Но когда-нибудь потом, когда всё утрясётся, настанет стабильность, и я смогу сделать перерыв в карьере. Да и замуж было бы неплохо выйти, чтобы моя дочь или сын, или даже оба росли в полной семье.

В общем, сейчас точно нет.

– Точно-точно, – словно в насмешку врач вторит моим мыслям, ещё и улыбается, сообщая: – Семь-восемь недель.

– Аборт ещё можно сделать? – я даже не задумалась. Для меня это было единственно верным решением.

– Можно, – она вздохнула, но не стала меня отговаривать.

Большим плюсом этой клиники я считала тактичный персонал, который не навязывает пациентам своё мнение.

Пока я вытирала гель с живота, доктор щёлкала «мышкой» ноутбука. Глядела расписание, поняла я, когда она задала вопрос:

– Четверг вам подойдёт?

– Лучше в субботу утром или даже в пятницу вечером, – быстро сообразила я, надеясь, что выходных хватит, чтобы прийти в себя.

Брать больничный или отпуск только что назначенному директору очень не рекомендовалось.

Процедура прошла легко и быстро. Только нудная тянущая боль внизу живота напоминала, что это не обычный поход к гинекологу.

Я ехала по вечернему городу в своей новенькой машине и убеждала себя, что ни о чём не жалею. Что поступила правильно. А потом, в будущем, когда настанет другая жизнь, у меня будет много детей.

Ослепивший свет встречных фар даже не испугал. Не успел. Потому что меня сразу же оглушил треск ломающегося пластика и скрежет металла по асфальту, когда выехавший на встречку грузовик сминал и корёжил мою машину. И меня в ней.

А потом всё погасло.