– Флориан, – чуть подумав, ответил Кардинал. – Родом из Флоренции. Оруженосец командора тамплиеров Лангедока.

– Нужно его найти во что бы то ни стало.

– Я поставлю на это лучших людей. Он не уйдет от возмездия.

– Да будет так, – звонко хлопнул ладонью по столу Купец. – И раз уж мы заговорили о возмездии, я считаю, нужно воздать по заслугам всем, кто виновен в смерти нашего сподвижника.

– Согласен, – кивнул Дож. – На костре де Моле потребовал божий суд над папой Климентом, королем Франции Филиппом и его советником Ногаре. Он сказал, что в течение года все они встретят свою смерь. Я думаю, он обращался к нам. Так давайте же исполним его последнюю волю. Нужно найти ассасинов Рыцаря. Нужно заплатить им золотом, чтобы они помолились своим темным богам за грешные души тех, на чьей совести лежит смерть де Моле. Пусть они не проживут и года с момента его гибели.

– Согласен, – поднял руку Кардинал и обвел глазами стол, чтобы убедиться, что все остальные тоже не возражают.

* * *

Через месяц Ногаре, ближайший советник короля Филиппа IV, внезапно занемог и, несмотря на все усилия лучших королевских лекарей, скоропостижно скончался. С момента казни мудрейшего Рыцаря Жака де Моле не прошло и года, как на охоте внезапно умер папа Климент V. Вскоре после этого странная смерть настигла и короля Франции. Придворные утверждали, что во время конной прогулки у Филиппа IV случился инсульт. Он упал с лошади и уже не поднялся.

Проклятие мудрейших легло и на весь королевский род. Трое сыновей Филиппа умерли при странных обстоятельствах, не оставив после себя наследников. С их гибелью прервалась династия Капетингов, правившая Францией почти триста лет.

Так с помощью ассасинов, нанятых мудрейшими, было исполнено пророчество мудрейшего Рыцаря, Великого Магистра Ордена тамплиеров Жака де Моле.

Конец XIII века. Флорентийская республика

После неудачи с Орденом тамплиеров бурные события на востоке мало интересовали мудрейших. Купцы из тех земель донесли, что нашествие монголов распространяется со скоростью пожара в сухой степи. Под копытами их скакунов оказались Китай, Средняя Азия, все северное Причерноморье и многие сельджукские султанаты Багдадского халифата. Такой ход событий полностью соответствовал великой миссии. Дикие орды кочевников сметали все на своем пути, отбрасывая хорошо организованные, процветающие государства на века назад или как минимум тормозя их развитие. Покоренный Китай из передовой империи превратился в униженное, порабощенное государство, единственной целью которого было поддерживать военную экспансию монгольских ханов. То же случилось и с сельджукскими султанатами центральной и восточной части Багдадского халифата. В северных степях Золотая Орда поставила на колени князей и, умело играя на их честолюбии, не давала объединиться русским землям. При этом монголы вняли советам посвященных, регулярно наведывавшихся в их ставку, и больше не угрожали Европе.

В целом к концу XIII века ситуация на востоке развивалась в нужном направлении и, по мнению мудрейших, не могла помешать их следующим шагам в Европе. А планы впереди лежали грандиозные. Ветви перевернутого древа истины все ближе подводили к уровню, на котором должен состояться переход к новому технологическому укладу. До него было еще далеко: несколько столетий, несколько поколений мудрейших, несколько эпох, каждая из которых сама по себе будет отмечена событиями эпического размаха.

Начинать нужно было с человека. Необходимо вырвать людей из кабалы религиозного аскетизма, дать свободу воображению, мысли, впустить их в мир новых открытий и познания природы вещей и самих себя. По мнению мудрейших, на первом этапе этот сложный социально-психологический переход должен происходить плавно и ненавязчиво, чтобы не нарушить авторитет католической церкви, до сих пор выполняющей основную цементирующую роль в Европе. Согласно этой установке был подобран и инструмент достижения духовного и умственного раскрепощения – искусство.

В период Античности искусство достигло своего расцвета во всех проявлениях: архитектуре, живописи и словесности. Но Рим – олицетворение высших достижений целой эпохи – пал под пятой варваров. Его наследие было забыто. В Европе наступили «темные века», отмеченные упадком культуры и науки, избыточным религиозным аскетизмом и подавлением церковью свободомыслия. В таких условиях мудрейшие не могли продвигать великую миссию. Настало время переформатировать европейские королевства так, чтобы они снова стали на путь развития.

Первым и довольно неожиданным шагом на этом пути оказались крестовые походы, проходившие через Византию. В отличие от Европы, Византийская империя стала полноправной преемницей культурных традиций Рима, сохранила и на протяжении тысячи лет развивала его наследие. В Византии, принявшей после раскола церквей гораздо более мягкую и человечную форму христианства, процветали искусства, науки и тонкие ремесла. Ее города блистали изящной архитектурой. Ее ученые обменивались знаниями и идеями с коллегами из мусульманских стран. Императорский двор Константинополя не только славился впечатляющей роскошью, но и был известен своими мудрецами, скульпторами, поэтами и музыкантами. К тому же в императорской библиотеке хранились десятки тысяч работ ведущих ученых и мыслителей древности, двигавших науку и искусство последнюю тысячу лет.

Проходя через Константинополь в Святую Землю, рыцари наблюдали все это сияющее великолепие и невольно сравнивали его с мрачными, угрюмыми замками и унылыми, заплывшими грязью и отходами городами Европы. Их человеческая природа, зажатая в тисках католического аскетизма и истязания плоти, жаждала удовольствий и подсознательно готовила их к принятию другой жизни, полной ярких красок и радостей.

После разграбления крестоносцами Константинополя в 1204 году рыцари увезли с собой в качестве добычи тысячи предметов изящного искусства. Они стали украшением их замков, постоянно напоминая, что существует другая жизнь, где царят роскошь и наслаждения. Это был всего лишь первый и во многом незапланированный эффект от крестовых походов, но он оказался настойчивым сигналом, что настало время выводить запад из темных веков к духовному возрождению, к свету и прогрессу.

Посовещавшись, мудрейшие решили, что действительно пора.

Проект вывода Европы из тьмы получил название «Ренессанс». На него был поставлен отдельный член Совета, мудрейший Кардинал, с широкими полномочиями по привлечению посвященных независимо от их подчинения. Начать было решено с Италии. Во-первых, эта страна была совсем рядом с Венецией, где располагалась база мудрейших. Во-вторых, расчет был, что, несмотря на то что с распада Рима прошло более тысячи лет, в сердцах и душах жителей Апеннин все же остались крупицы исторической памяти о существовавшей некогда процветающей культуре. К тому же сама земля хранила богатое наследие прошлого в виде многочисленных памятников античности, многие из которых, поражая своей эстетикой и великолепием, напоминали о былом величии итальянского духа.

Немаловажным фактором, повлиявшим на выбор стартовой площадки для Ренессанса, было и то, что в Италии уже существовала развитая школа церковной живописи. Мастера художественного ремесла, строго повинуясь жестким церковным канонам, украшали интерьеры соборов и многочисленных базилик фресками на религиозные темы. Мудрейшему Кардиналу предстояло выбрать самую многообещающую из художественных школ, найти в ней талантливого живописца и послать к нему посвященного, чтобы тот вырвал его талант из церковных оков и явил миру первые ростки настоящего искусства.

После недолгих поисков выбор Кардинала пал на Флорентийскую школу церковной живописи, перенявшую многое от византийских мастеров. Туда мудрейший и послал своего посвященного Джованни Муровале, монаха ордена францисканцев, приближенного к Ватикану. Тот после осмотра работ художников отобрал одного с наибольшим потенциалом и пригласил его в Рим для встречи с мудрейшим.

Молодого художника, на которого пал выбор францисканца, звали Чени ди Пепо. Этот мастер, перенявший лучший опыт флорентийской росписи, долгое время был также учеником мэтров византийской школы, приглашенных местным епископом для украшения церквей. Его работы показались посвященному чуть более красочными и живыми, а образы святых и библейских персонажей намного более человечными по сравнению с принятыми в то время строгими готическими канонами. В беседе Чени проявлял странное сочетание страсти в искусстве и робкого смирения по отношению к традициям церковной живописи. В нем явно был потенциал, который мог раскрыться даже при легкой мотивации.

После нескольких встреч Джованни пригласил художника в Рим на встречу с мудрейшим Кардиналом. Тот поручил ему написать несколько алтарных картин по библейским сюжетам, но сделать это не ограничиваясь рамками католической живописи, а так, как он видит их сам.

Результат превзошел все ожидания. Картины получились живыми и яркими, а изображенные библейские персонажи, их образы, позы, жесты – удивительно похожими на реальных людей. Обычно бесстрастные или выражающие смирение и страдание лица ожили человеческими эмоциями, принося в изображения душу и свет. А еще в картинах Чени появился контекст и фон, который составляли предметы, строения и пейзажи из обычной жизни. Они стали трехмерными. В них появилась глубина и перспектива.

Кардинал был весьма удовлетворен. Ему даже не пришлось использовать голос бога, чтобы высвободить зажатый в церковных тисках талант художника. Он щедро заплатил ему за работу и тут же предложил вернуться в свою школу со святейшим эдиктом из Ватикана, назначавшим его одним из главных мастеров и дававших право нанимать учеников. Вдобавок Чени ди Пепо получил несколько заказов на внутреннюю роспись строящихся во Флоренции базилик.

Уже через год ученики Чени ди Пепо самостоятельно распространяли новую школу флорентийской церковной живописи по всей Италии. Не выходя за пределы религиозной тематики, работы молодых мастеров новой школы и особенно его любимого ученика и наследника Джотто ди Бондоне положили начало свежему течению в изобразительном искусстве, которое искусствоведы позже назовут иллюзионизмом. Его отличительной чертой стало подчеркнутое реалистичное отражение сюжета, стирание граней между картиной и реальной жизнью, гипертрофированное чувство перспективы, дающее изображению глубину и притягивающее взгляд зрителя. Все это, наложенное на утонченное композиционное мастерство и масштабность картин, выразившуюся в драматическом увеличении формата изображений, не могло не вызывать восхищения.

Наблюдая за тем, как бурно развивается новая школа живописи, раздвигая рамки приемлемого в религиозном искусстве, мудрейшие удивлялись, насколько легко удалось высвободить творческий потенциал человека. Довольные прогрессом, они запустили схожие проекты среди скульпторов и архитекторов, также обслуживавших католическую церковь. Хоть в этих областях успех и не выглядел таким ошеломляющим, но все же был признан вполне удовлетворительным.

Успешным был и опыт привлечения к Ренессансу известных поэтов, впервые со времен Античности обратившихся к человеческим страстям и внутренним переживаниям. Примером тому стала «Божественная комедия» Данте Алигьери, явившаяся примером для подражания и своеобразным магическим ключом, открывшим новую главу для десятков молодых поэтов.

Понадобилось почти двадцать лет, чтобы новые направления в искусстве охватили большую часть Италии. Во многом этому способствовало покровительство Ватикана, проводимое через мудрейшего Кардинала.

Убедившись, что процесс творческого раскрепощения идет по плану, мудрейшие решили распространить его на всю Европу. Десятки талантливых живописцев и скульпторов новой школы были отправлены с верительными грамотами к епископам и кардиналам королевств с тем, чтобы открыть им свежие грани в убранстве и интерьере церквей и костелов.