– Тоша с Фабрисом в курсе? – это мой тренерский состав, так что Артур должен был поставить их в известность, прежде чем договариваться с организаторами.

– Эти двое прилетят только завтра.

– Торговля людьми вроде бы запрещена на законодательном уровне?

Артур отмахивается от меня с противным смешком.

– Пока тебя пытаются отменить, Холлиуэлл красуется на новых фото в обнимку с бездомными животными. И всем плевать, что ты отвалил этому же фонду внушительную сумму денег, если не захотел сниматься с дворняжками. Не запостил – значит, не было, как говорится.

– Я не виноват, что у меня аллергия на шерсть.

– Которую ты, скорее всего, придумал, – парирует мой слабый довод Артур. – Потому что твоя мама в прошлый раз рассказывала о каком-то Кинге, с которым ты в детстве проводил все время. И не помер. Вряд ли это был твой невидимый друг.

Кинг был фокстерьером, а аллергией я не страдал. Но также не видел смысла делать широкие жесты напоказ, как этого просил Артур.

– В общем, не обсуждается, Алекс, – голос менеджера звучит как никогда требовательно. – Ты отработаешь этот час с улыбкой на лице, чтобы исправить собственные косяки. Так надо.

Ненавижу, когда решают за меня.

– И у меня нет права голоса? Крепостное право отменили когда… в девятнадцатом веке?

– О, ты очень избирательно вспоминаешь о своей русской мамочке, – и стоит мне только открыть рот, Артур спешит выставить перед собой руки и заговорить меня: – Без сомнения прекрасной женщине! Ты знаешь, что я без ума от нее и ее борща.

О да, прошлый Новый год я встретил в кругу семьи. Артур был приглашен. И подкатывал к моей маме. При живом отце, который ничего не замечал: у него только в бизнес-делах акулья хватка. Если бы мама его так сильно не любила, жил бы давным-давно один со своими аккумуляторами, которые производит и продает.

– Но этот выпад не засчитан, – продолжает песню Артур. – Ты должен мне еще спасибо сказать за то, сколько заработал тебе денег.

– Или себе, учитывая, что ты на проценте.

– Конечно я на проценте!

Эта шутка уже заезжена вдоль и поперек, но мы продолжаем на пару смеяться над ней. Более жадного до денег и при этом честного человека, чем Артур, еще поискать надо.

Спустя пятнадцать минут, бросив беглый взгляд на свое отражение в лифте и пальцами зачесав назад непослушные кудрявые волосы, которые все равно лягут так, как хотят они, а не я, поднимаюсь на крышу в сопровождении пресс-секретаря Lacoste, которую уже забалтывает Артур. А там… масштаб, конечно, впечатляет. Особенно плакаты с моим изображением в полный рост. Огромные плакаты. Никогда не перестанут удивлять. Мне тяжело осознать и принять тот факт, что пока я тут веду свою собственную борьбу, кто-то практически молится на меня. Бог-то один.

Но именно с таким благоговейным изумлением, как смотрят на иконы, на меня пялятся две девушки, потягивающие фуршетные коктейли. Не к месту думаю о блондинке из лифта. После нашей встречи, вспоминая пару-тройку лишних раз ее длинные ноги, я пожалел, что был с ней груб. Мама бы отругала, как пацана, за то, как обошелся с прислугой. Не таким она меня воспитывала, но что поделать: оправдывать чьи-то ожидания – точно не моя миссия по жизни.

И пока я прогуливаюсь по периметру, время близится к закату. Я разглядываю корт, и вправду установленный в центре вертолетной площадки. Вместо привычного покрытия на нем изображены логотипы бренда и моей линейки, видимо, для эффектной съемки с квадрокоптера. К счастью, жара идет на спад, и ткань не липнет к спине, но все равно пока душно. За кортом выстраивают фотозону, к которой прокладывают лимонного цвета дорожку вроде красной ковровой. А в фан-зоне, на небольшой сцене, подсвеченной неоновыми огнями, идет чек какой-то приглашенной певицы.

Чуть позже я узнаю, что ее зовут Игги, она из Австралии и, судя по репертуару, читает рэп, который я не люблю. Но Артур нас все равно настырно представляет друг другу – сваха хренова, а несколько фотографов успевает сделать фото короткого знакомства. Так как я уже давно не появляюсь на публике с особями женского пола, меня шипперят с каждой, кто окажется на расстоянии хотя бы метров пяти от меня. А некоторые таблоиды и вовсе стали намекать, что меня в целом женский пол не сильно интересует.

Может, меня просто интересует теннис?

С новыми турнирами едва ли не каждую неделю, с постоянными травмами и такими нагрузками, что в конце дня еле доползаешь до подушки, именно теннис – та сучка, которая владеет моим вниманием двадцать четыре на семь на протяжении всей более-менее осознанной жизни. Зачем кому-то еще позволять парить себе мозги? Хватило уже, пробовал. С Мелиссой года два как расстались, а она до сих пор нет-нет да напишет ерунду какую-нибудь с обвинениями, что я ей жизнь испортил. Хотя каждый раз после очередных ссор возвращалась именно она.

– Алекс, пора на корт, – зовет Артур, и я сдаюсь, следуя за ним из тени, где прятался от камер.

Затем перед глазами мелькает череда бесконечных лиц и рукопожатий. Люди заходят ко мне по очереди, настороженно, как в клетку к тигру. Чувствую, что боятся. Каждый шутит примерно об одном же – что сыграть с Алексом Де Вилем сравни смертельному номеру. Я натянуто улыбаюсь, пусть Артур и рычит на меня, что пугаю народ. Поддаюсь, как он умоляет через каждые пять минут, позволяя противнику сделать одну-две подачи, а потом уничтожаю каждого примерно одинаково.

Плевать. Им нравится быть побежденными второй ракеткой мира, судя по тем овациям, которыми меня награждают. Это своего рода честь. А стоит задрать футболку, чтобы вытереть взмокший лоб, я слышу десятки щелчков фотокамер. Стискиваю зубы, продолжая терпеть растраченные впустую минуты, которые мог провести с большей пользой.

В перерыве перед официальной речью спонсоров я переодеваюсь в свежий комплект брендированной одежды. Меняю нижнее белье, и стоит мне только натянуть шорты, как в небольшую палатку за сценой входит та самая певичка, затянутая в тугой корсет, глядя на который, задаешься вопросом, как она дышит.

– М-м-м, отличная… форма, – выпятив грудь вперед и размахивая пластиковым стаканом в руке, она открыто опускает взгляд вниз, чем дает понять, что все необходимое разглядела, и ее более чем устраивает.

– Спасибо, – я делаю шаг в сторону, чтобы обойти ее, она двигается туда же, преграждая мне путь. Демонстративно долго отпивает какой-то яркий напиток вроде пунша, облизывает губы, медлит, поднимая взгляд – проходится везде. А я с каждой секундой становлюсь раздражительнее и злее.

– Люблю высоких парней, – заключает она, когда наконец смотрит мне в глаза почти на одном уровне.

Она сама не маленькая.

– Я спешу, – даю понять, что разговор закончен, но она меня будто не понимает, хотя говорю на английском. И практически без акцента.

– Тогда, может, встретимся после? – улыбается мне пошло, предлагая себя, а я быстро пробежав взглядом по ее телу, вспоминаю, как вымотал себя сегодня на корте и что завтра в шесть утра меня ждет продолжение.

На хрен. Не стоит того.

– Спасибо за предложение, но вынужден отказаться, пропустишь? – ей бы быть благодарной за верх вежливости, на какую способен, но нет. Ее взрывает. И милую заискивающую улыбку сменяет злобный оскал гиены.

– Ты охренел?

– Не люблю, когда девушки берут инициативу на себя. Мужчина по своей сути охотник. С тобой мне неинтересно.

Она приоткрывает неестественно пухлый рот, и на короткий миг я даже жалею, что съехал с темы – разрядка мне бы не помешала. Ровно до той секунды, когда на животе и груди ощущаю холодную и липкую жидкость, которая пахнет алкоголем.

– Мудак, – бросает она высокомерно, испортив мою новую форму, и вылетает из палатки, едва не сбив с ног Артура, чья довольная рожа при взгляде на меня быстро вытягивается.

– Твою ж налево, Алекс! Твой выход через пять минут. Комплект шмоток для сцены с новым лого был всего один.

Он паникует. Глаза мечутся. Пальцами противно стучит по деревяшке. Кажется, он тоже прилично принял на душу и расслабил булки после моего выступления на корте, так как думал, что худшее позади.

Дьявол! Мерзко телу, поэтому я стягиваю с себя мокрое поло и посылаю менеджера предупредить спонсоров об отсрочке, а сам думаю-думаю-думаю…

Выглядываю из палатки, внимательно осматриваю зал. И вдруг совсем рядом замечаю знакомый силуэт горничной из лифта. На этот раз она не с чистыми шмотками, а с подносом в руке. Многостаночница, блин. Дам ей сто баксов чаевыми, если поможет мне выбраться из этого дерьма.

В несколько шагов настигнув девчонку, перехватываю ее за локоть и затягиваю в палатку. Вскрикнув от неожиданности и ухватившись обеими руками за поднос для равновесия, она хлопает глазами. Пока не начинает хмуриться, видимо, соображая, что происходит. И даже такая сердитая она похожа на куклу с затянутыми в высокий хвост светлыми волосами. Точь-в-точь барби. Только, кажется, настоящая. По крайней мере я никакой пластики на ее лице не замечаю, несмотря на огромный опыт общения с отретушированными красотками.

Сегодня она в еще более коротких и провокационных шортах и обтягивающем поло. Так что мой взгляд невольно опускается на ее грудь – на этот раз я бы не отказал ей в автографе, потому что член заметно и необъяснимо откликается на нее. На контрасте с певичкой я отчетливо чувствую разницу в собственных реакциях.

– Отпустите! – бросив по-русски, вырывает руку из моей хватки. А я успеваю быстро осмотреть ее с ног до головы – тоже в Lacoste. Во всем белом, как ангел, чтоб ее. Спонсоры не поскупились даже работников одеть дорого и красиво? Похвально.

– Мне нужно, чтобы ты принесла из прачечной запасной комплект моей одежды, – сразу перехожу к делу, а то мысли не туда плывут.

– А что еще вам нужно? – ее тон сочится ядом. Она приподнимает брови и улыбается так, будто собирается сделать все, что я попрошу.

Черт. Не надо так.

– Чтобы ты сделала это прямо сейчас, потому что у меня нет времени ждать, – злюсь сильнее из-за собственных реакций на девчонку. Как будто других нет. Может быть, и стоит извиниться перед певичкой, чтобы выбить дурь из головы и тела, перепехнувшись после мероприятия. – И быстрее, чем в прошлый раз, если не хочешь, чтобы тебя уволили.

После нашей первой встречи мне пришлось дополнительно прозванивать в прачечную, чтобы те прислали кого-то за шмотками в мой номер. Девчонку я не дождался. Не жаловался на нее, но ей незачем об этом знать.

А сегодня все повторяется снова – у меня опять слуховые галлюцинации случаются рядом с ней. Потому что, оттолкнувшись от моей голой груди, которую обжигает касание теплой ладони, и зашагав от меня прочь, девчонка что-то бубнит про… куриные ножки и… козла?

Не уверен, но вряд ли бы на меня ругался гребаный ангел. Пусть и с задницей дьявола в женском обличии.

Глава 4

Анна

А не пойти ли тебе в задницу, Алекс Де Виль?

Кипя от негодования, кручу эту фразу про себя, как заезженную пластинку. Жаль, не рискнула озвучить, когда была такая возможность. Теперь могу ругаться на зарвавшегося козла только в мыслях, а это, конечно, и вполовину не так приятно, как высказаться ему в лицо.

Придурок!

Еще и ладонь мне обжег своим голым торсом. Так не должно быть, но кожу в том месте, где она соприкоснулась с его горячей грудью, будто иголками колет, хотя контакт едва ли продлился пару секунд. Может быть, у него какая-то заразная болезнь, которая передалась мне при мимолетном касании? Бр-р-р…

В попытке стереть любое напоминание о Де Виле, тру ладонь о ткань эластичных шортов с фирменным «крокодилом» и оглядываюсь по сторонам. Людно, шумно и очень фотогенично – такие бренды, как Lacoste, явно знают толк в вечеринках для прессы и инфлюенсеров.