– Я полагал… я полагал, это лишь сказки, – убито прошептал он, и голос его дрогнул. – Отец меня ими пугал, а я думал – нарочно. Чтобы я из стана далеко и шагу не ступал. Я ведь воин никудышный…

– Воином стать хотел, дело доброе, – неожиданно мягко, почти по-отцовски, проговорил Борослав, и от этой мягкости Тархану стало ещё хуже. – В походе всякое бывает…

– Ежели бы в походе, – стыдливо вспыхнул юноша, пряча глаза. – Мы только из стана вышли… В общем, ястреб с неба черепаху уронил. Угодила мне прям в макушку. Очнулся я уже в шатре. Повезло, шапка спасла…

Мстислав окинул парня жалостливым взглядом и не сдержал усмешки.

– А я всё думаю, на кой вы эти малахаи носите? Оказывается, вещь в хозяйстве полезная. От небесных черепах уберегает.

Шутку никто не оценил. Борослав укоризненно покачал головой, а Тархан приуныл ещё больше.

– Так что за сказки-то? – сменил тон Мстислав, решив, что пора переходить к делу.

– Про Огненную орду, – с благоговейным трепетом произнёс юноша, и его взгляд заметался по выжженным пятнам на земле. – Легенда у нас есть. Давным-давно нашими землями правил великий каган Отхан, а его лучший друг, которого он считал братом, Чингиз – племенем поменьше. Отхану не было равных в бою. Сильный, грозный, он покорял земли с невиданной скоростью. А за любовь к огню и мечу его прозвали Огненным. И конь у него, сказывают, был под стать – рыжий, огнедышащий, с гривой и хвостом, словно живое пламя. И воев его тоже нарекли огненными. Они несли за собой смерть и разорение, никто не мог устоять перед их натиском…

– Ближе к делу, сказитель, – нетерпеливо рыкнул Мстислав.

Тархан вздрогнул и затараторил быстрее, боясь новой вспышки гнева.

– Чингиз завидовал славе брата. Он плёл козни, но Отхан прощал его, ибо кровь – не вода…

Мстислав чуть озадаченно покосился на Борослава, словно искал в реакции брата хоть намёк, что старший не услышал схожести ситуации. Борослав же и бровью не повёл… Мстиславу даже неудобно стало, на душе тягостно.

– Но однажды младший, – продолжал Тархан, – сговорившись с другими родами, напал на становище брата, вырезал его семью и провозгласил себя новым ханом. Тогда терпение Отхана лопнуло. Он вызвал брата на честный поединок, один на один. Но трус Чингиз не посмел выйти. Он обратился к злым духам пустыни и заключил с ними сделку. Он предал брата. Вои Отхана были отравлены на пиру, а его самого и его верных соратников заманили в ловушку и забили стрелами, как бешеных псов. Злые духи даровали Чингизу власть и удачу на сто поколений, но взамен потребовали страшную плату…

Юноша замолчал, нервно сглотнув и переводя дух.

– Ежели ещё раз замолкнешь на самом интересном, – проскрежетал зубами Мстислав, – клянусь, этой самой костью тебя и огрею.

– Дети не должны отвечать за грехи отцов, – пробурчал Тархан. – Но духи пожелали, чтобы каждый первенец из рода Чингиза в день своего семнадцатилетия был принесён им в жертву. И так было из поколения в поколение. Но души убиенных воев Отхана не нашли покоя. Они тоже заключили сделку с духами. «Огненные» стали их призрачной ратью, стражами проклятия. Взамен они получили обещание, что смогут обрести покой, лишь когда свершится их месть. Когда они сами убьют первенца из рода Чингиза в день его семнадцатилетия.

Воцарилось мёртвое молчание. Ветер пронёсся по степи, и в его свисте братьям послышался далёкий, тоскливый вой, похожий на плач сотен неупокоенных душ.

– А ты, выходит, и есть тот самый первенец, – медленно, складывая одно с другим, догадался Борослав. Его голос звучал глухо, как удар молота о наковальню.

Тархан убито кивнул.

– Вот оно что… – протянул Мстислав и вдруг расхохотался, да так громко и беззаботно, что его Огонь шарахнулся в сторону. – Так вот оно что, степняк! Твой отец не от позора тебя сплавить хотел, а жизнь твою спасти! Знал, что сам не убережёт, вот и отправил с нами, двумя дурнями, подальше от этих земель! Ну и лис твой батюшка, хитрее меня будет!

Тархан недоумённо смотрел на него, не понимая, чему можно радоваться. Но Мстислав, отсмеявшись, разом посерьёзнел, и лицо его стало жёстким, как дублёная кожа.

– И что самое поганое… – добавил мальчишка, не сводя с него испуганных глаз, и его шёпот потонул в наступившей зловещей тишине. – Сегодня мне как раз и исполнилось семнадцать.

Мстислав осёкся на полуслове. Краски мигом схлынули с его веснушчатого лица. Холодный пот прошиб спину. Далёкий вой стал ближе, отчётливее, и теперь в нём ясно слышался грохот множества копыт.

Земля под ногами едва заметно дрогнула.

– Тогда чего мы тут прохлаждаемся?! – хрипло выдохнул Мстислав, вскакивая в седло. С силой ударив коня пятками, он сорвался в бешеный галоп. – Сказы сказами, да нам живыми до лесу добраться и до рассвета эти земли проскочить!

Борослав и Тархан, не мешкая ни мгновения, рванули следом. Три всадника неслись прочь в кровавых отблесках заката, и за спинами их уже поднималась пыль, вздыбленная призрачными копытами погони, что мчалась за ними по пятам из самой преисподней.

ГЛАВА 7

МСТИСЛАВ

Выжженное поле оборвалось так же внезапно, как и началось, уступив место земле, вздыбленной и иссечённой, будто исполинский зверь драл её когтями. Ночь уже опустила на мир своё тяжёлое, чернильное покрывало. Давая измученным коням передышку, путники выехали на это новое, тревожное пространство, от которого веяло могильным холодом.

– Чуешь, брат? – негромко проронил Мстислав, беспокойно оглядываясь. – Тишина-то какая… мёртвая.

И впрямь. Ни стрекота сверчков, ни уханья филина, ни даже шороха мышиного в жухлой траве по обочинам. Воздух застыл, плотный и недвижный. Земля под копытами коней была на диво мягкой и податливой, будто совсем недавно здесь стояло стойбище, да только снялось оно в такой спешке, что и следы убрать не потрудилось. Взгляд то и дело цеплялся за причудливые тени, что плясали на границе света и тьмы, отбрасываемые одиноким серпом месяца.

Тут тонкая полоска на самом краю неба полыхнула нездоровым зелёным светом, тут же сменившимся на тревожный янтарный, и погасшим, вновь утонув в густой черноте.

– Не к добру, – глухо, будто из бочки, донёсся голос Борослава. Он тоже замер, вслушиваясь в мёртвую тишь.

И тогда они услышали.

Сперва едва различимый, но с каждой секундой всё нарастающий гул. Монотонный, тяжёлый топот, будто сотни кованых копыт разом били в землю, заставляя её подрагивать и стонать. Звук шёл отовсюду и ниоткуда, обволакивал, лез под кожу, заставляя сердце бухать в груди набатом.

Как в руках оказался верный лук, а пальцы сами легли на тетиву, Мстислав и не понял. Он впился взглядом во тьму, пытаясь выцепить хоть какое-то движение.

– Тархан! – рявкнул он, не оборачиваясь. – Как от этих… огненных… уходят? Ну-ка, вспоминай свои сказки!

ТАРХАН

Голос младшего Микулича вырвал Тархана из ледяного оцепенения. Он так и врос в седло, дико озираясь и дрожа всем телом, как осиновый лист на ветру. Ужас, липкий и холодный, сдавил ему горло.

– Я… я не знаю! – выдавил он, заикаясь.

Скакуны под богатырями нервно прядали ушами, били копытами, чуя приближение неведомой жути. Его же собственный конь и вовсе зашёлся мелкой дрожью, жалобно заржав.

– Думай, парень! – настойчиво пророкотал Мстислав. – В преданиях завсегда ключ схоронен!

Тархан судорожно сглотнул, лихорадочно перебирая в памяти обрывки сказаний, что шёпотом рассказывали у костра старики.

– Их время… оно коротко, – неуверенно пролепетал он. – Они исчезают… с первым лучом солнца…

– Насмехаешься, что ли? – хмыкнул Мстислав так, что у Тархана мороз по коже пробежал. – До восхода ещё вечность целая!

– Кони наши на последнем издыхании, – здраво рассудил Борослав, и в его голосе не было ни страха, ни сомнений, лишь суровая оценка положения. – Уходим.

Он обменялся с братом коротким, понятным лишь им двоим взглядом. Мстислав дёрнул плечом, мол, была не была, и ловко убрал лук за спину.

– Чего встали? Смерти дожидаемся? – вдруг с отчаянным задором выкрикнул он и, пришпорив коня, первым сорвался в галоп. – Шевели копытами, степняк!

Тархану ничего не оставалось, как последовать за ними, вжимаясь в конскую гриву и моля всех известных и неизвестных богов о спасении. Он гнал своего скакуна, не жалея, чувствуя, как позади земля гудит всё яростней, а тьму прорезает огненное зарево. Оно неотвратимо приближалось, ширилось, и в его клубящемся мареве уже угадывались зловещие силуэты всадников на конях из дыма и тлеющих углей.

Вот оно. Конец. Отец знал, на что его обрёк. Знал, что призрачные воины придут за ним, куда бы он ни бежал. Наверное, не хотел, чтобы имя великого Тургэн-хана покрылось ещё большим позором, когда его сын, пойманный духами павших, начнёт скулить и молить о пощаде. Понять отца можно. Вот только… жить хотелось до одури, до боли в стиснутых зубах.

Дыхание сбилось, сердце колотилось где-то в горле, но он упрямо держался за широкими спинами братьев. Они были его единственной, пусть и призрачной, надеждой.

Внезапно конь под ним захрипел, дёрнулся раз, другой, его движения утратили плавность и стали судорожными. Тархан не успел даже осознать, что происходит, как передние ноги скакуна подломились. Мир перевернулся. Вес собственного тела исчез, сменившись ослепительной вспышкой звёзд перед глазами, а потом он с глухим стуком рухнул лицом в мягкую, влажную землю.

Острая, разрывающая боль в ноге оглушила его. Он коротко взвыл, зачерпнув полный рот грязи. Зашёлся в приступе кашля, выплёвывая комья земли и чувствуя, как к горлу подступает тошнота. Руки и ноги не слушались. Веки, казалось, налились свинцом.

– Что, разлёгся? Пузо греешь? – раздался над ухом ненавистный, насмешливый голос Мстислава.

«Умереть, – шептал стыд. – Лишь бы не видеть их презрения».

«Жить!» – вопила каждая жилка в его теле.

Он с усилием разлепил веки. Расплывчатые силуэты Микуличей кружили рядом, не останавливая бега.

– Не прикидывается, – донёсся рокот Борослава. – Худо ему.

Богатыри, наконец, придержали коней. Головокружение медленно отступало, уступая место ноющей боли во всём теле. Тархан видел, как на лицах братьев застыла злая решимость.

– Нагоняют, – коротко бросил старший.

– К реке надобно! – рыкнул Мстислав. – Сколько сказок помню, всякая нечисть воды боится! А эти и вовсе огненные… должно сработать!

Терпя боль, что молниями простреливала ногу, Тархан попытался приподняться на локтях. Но руки подломились, и он снова рухнул на спину.

– Не могу, – прохрипел он, чувствуя, как по щекам текут горячие, позорные слёзы. – Уходите… Им нужен только я!

– Ишь ты, какой благородный! – сплюнул Мстислав и с невиданной лёгкостью соскочил с коня. Он с силой хлопнул своего жеребца по крупу, и тот, обезумев от страха, умчался прочь. Младший Микулич сдёрнул с плеча лук и, встав над лежащим Тарханом, хищно оскалился в сторону приближающегося пламени. – А вот дудки! Разбежались они у меня!

– Поглядим, что за воины, – ухмыльнулся Борослав, и его громадная фигура тоже оказалась на земле. Он прогнал своего скакуна и, поигрывая мечом, встал плечом к плечу с братом.

В этот миг Тархан почувствовал нечто странное. По телу разлилось необычайное тепло. Оно не обжигало, а согревало, притупляя боль и изгоняя липкий страх. Это была не магия, не колдовство. Это была сила, которой он никогда не знал. Словно две могучие горы, два несокрушимых утёса встали за его спиной, и их решимость перетекала в него, выжигая стыд.

Огненные всадники были уже близко. Красно-рыжее, полыхающее облако, готовое поглотить их.