Стиснув зубы, Тархан перевернулся на живот. Увидел своего мёртвого коня – вытаращенные, остекленевшие глаза, разинутая пасть. С трудом, превозмогая боль, он вытащил из ножен свой клинок и, пошатываясь, поднялся в полный рост. Встал чуть позади братьев, между ними, опираясь на здоровую ногу.

– Хоть миг продержаться, – прошептал он, чувствуя, как поджилки всё ещё трясутся, но стыд отступил.

– Ха! – фыркнул Мстислав. – А мы на большее рассчитываем.

БОРОСЛАВ

Борослав краем глаза заметил, как поднялся степняк. Мальчишка пошатывался, но стоял, и в руках его подрагивал отцовский клинок. А ещё от него исходило слабое, едва заметное серебристое свечение, будто лунный свет впитался в его кожу. Странно. Но времени на раздумья не было.

Огненная лава обрушилась на них.

Первой запела тетива Мстислава. Стрелы срывались с неё с едва слышным вжиканьем, одна за другой, и каждая была объята холодным небесно-голубым пламенем. Они летели, будто живые, и безошибочно находили цель. Пронзённый призрачный воин вспыхивал ярче и с шипением рассыпался дождём золотых искр.

Но на место одного павшего тут же из тьмы выныривал другой. Бесконечная вереница.

Борослав шагнул вперёд, принимая на себя главный удар. Его меч, тоже объятый голубым сиянием, казался лёгким, как прутик. Он рубил наотмашь, снося огненные головы, распарывая призрачные тела. Удары их клинков не издавали звона, лишь глухой, вязкий звук, будто рубишь мокрую глину. Жара от них почти не чувствовалось – их пламя было призрачным, морочным, питающимся страхом.

Мстислав отбросил лук, когда враги подобрались вплотную. В одной руке у него плясал короткий меч, в другой – нож. Он не стоял на месте, как Борослав, а крутился юлой, настоящая пляска смерти. Уворачивался, подныривал под занесённые клинки и полосовал сухожилия на ногах огненных скакунов. Те с воем рушились на землю, увлекая за собой седоков, которых тут же добивал Борослав.

Мальчишка-степняк, к его удивлению, не прятался. Нет-нет, да и выскакивал из-за их спин, тыча своим клинком в бок какому-нибудь зазевавшемуся призраку. Удары его были неумелыми, но в них чувствовалась отчаянная ярость. И серебристое сияние вокруг него становилось всё плотнее.

Они отступали. Шаг за шагом, спина к спине, отходили под неумолимым напором. Борослав чувствовал, как усталость тяжёлыми путами сковывает мышцы. Дыхание стало хриплым, рваным. Рубаха на спине взмокла. Мстислав тоже двигался уже не так быстро, его ухмылка превратилась в звериный оскал.

Сколько они так бились? Час? Два? Небо на востоке начало светлеть, окрашиваясь в жемчужно-серые тона.

И тут призрачная орда расступилась. Вперёд выехали двое, отличавшиеся от остальных ростом и статью. Легендарные воеводы, чьи имена Тархан выкрикнул в отчаянии. А за ними, самый величественный, на иссиня-чёрном коне, остановился поодаль, скрестив на груди руки. Отхан. Сам каган павших.

Один из воевод с рёвом бросился на Борослава, другой – на Мстислава. Бой перешёл в иную плоскость. Это были не безликие духи, а мастера клинка. Сталь взвыла, ударившись о сталь. Борослав с трудом отвёл мощнейший удар, что едва не выбил меч из его рук. Он сосредоточился, вкладывая в каждое движение всю свою исполинскую силу, всю ярость. Мир сузился до лица врага, до блеска его огненных глаз и свиста его клинка.

И в этот самый миг, на краю его зрения, что-то изменилось.

Величавый Отхан, не обращая внимания на поединок, легко соскользнул с коня и медленным, неотвратимым шагом направился к Тархану. Серебристое свечение вокруг юноши угасло, и он стал неотличим от простого смертного.

Тархан, увидев его, вскинул свой клинок, но руки, налитые свинцовой усталостью, предали его. Оружие выпало, звякнув о землю, и сам мальчишка рухнул на колени.

– Мстислав! – взревел Борослав, пытаясь отбросить своего противника, но тот держал его мёртвой хваткой, не давая сделать и шага.

Он видел, как Отхан подошёл к Тархану. Видел, как его нога в тяжёлом сапоге опустилась на горло мальчишке. Видел, как губы кагана скривились в торжествующей усмешке.

– Ты мой, – прошипел Отхан, и его голос, тихий и змеиный, утонул в яростном рёве Борослава, который никак не мог прорваться к беззащитному юноше.

ГЛАВА 8

БОРОСЛАВ

Последние отсветы зари, что так робко тронули восток, захлебнулись и утонули в неестественной тьме. Над вытоптанным полем вновь сгустился сумрак, в котором крошечные серебряные искорки плясали, словно обезумевшие светляки. Тархан, распластанный на стылой земле, судорожно шарил рукой, пытаясь нащупать выпавший клинок, но пальцы его лишь бессильно скребли влажную грязь. Наконец он вцепился в тяжёлый сапог, что давил ему на горло, и попробовал оттолкнуть его. Отхан, призрачный каган, лишь усмехнулся и нажал сильнее.

– Не-е-ет! – донёсся до Борослава яростный, но какой-то далёкий, словно из-под воды, рык Мстислава.

Каган огненной рати откинул голову и расхохотался, и смех его прокатился по полю тяжёлым, громовым раскатом. Оборвав хохот так же внезапно, как и начал, он бросил через плечо братьям, не глядя на них:

– Опустите клинки, и мы вас пощадим. Хоть духи нижнего мира уже шепчут о вас, то их забота. Нам нужна лишь кровь потомка Чингиза.

Борослав тяжело дышал, мотнул головой, отгоняя красную пелену усталости с очей. Взгляд его, быстрый и цепкий, оценивал расстановку сил. Огненный отряд сжимал кольцо. Его противник, могучий воин, которого он уже дважды рубил мечом, стоял совсем рядом, не сводя с него горящих глаз, готовый в любой миг ринуться в бой. Да и остальные замерли, как волки перед прыжком. Бесполезно. Ярость в груди богатыря боролась с ледяным пониманием: это конец.

– Погоди, призрачный хан! – раздался вдруг голос Мстислава.

Борослав покосился на брата. Тот медленно развёл руки в стороны, показывая, что не собирается нападать, но меч и нож сжимал так, что побелели костяшки. Голос, поначалу дрожавший от сбитого дыхания, обрёл былую твёрдость и даже некоторую напевность. Брат начинал свою игру.

– Не торопись. Выслушай. Дело есть.

– Зачем? – ухмыльнулся Отхан, не убирая ноги с Тархана. Юноша под его сапогом побагровел, словно перезрелая слива, и обмяк.

– А затем, что мы не сдадимся, – спокойно ответил Мстислав, и Борослав замер, всем телом подавшись вперёд, готовый к последней, отчаянной схватке. Нет, лучше не мешать. Мстислав – знатный баламут и заговорщик, уболтает и мёртвого. Уж коли затеял, значит, есть какая-то думка. – Поляжем тут все, – мирно продолжил брат, – но мальчишку не отдадим.

В тяжком взгляде Отхана мелькнуло что-то похожее на уважение.

– Герои, – не спросил, а утвердил он. – Это и есть причина, по которой мои вои до сих пор не разорвали вас, а я всё ещё слушаю твой лепет. Но скажи мне, с чего вам такая забота о щенке предателя?

– С того, – Мстислав чуть растянул слово, подбирая нужные нити для своей словесной паутины, – что мы слово дали его отцу, Тургэн-хану, сделать из сына воина. А слово Микуличи держат.

При имени Тургэна чело Отхана исказила такая лютая ненависть, что даже воздух вокруг него, казалось, затрещал. Он грозно зарычал и с новой силой вдавил сапог в горло Тархана. Послышался тихий, тошнотворный хруст, и юноша судорожно дёрнулся. Борослав взревел и перехватил меч обеими руками, готовый прыгнуть, но властный взгляд брата пригвоздил его к месту: «Стой!»

– Вы жаждете мести, – удивительно гладко и вкрадчиво продолжал Мстислав, будто не замечая происходящего. – И мы с братом вас понимаем. Наказать виновных – дело чести. Но… ведомо ли тебе, воевода, что те самые духи, что помогли твоему врагу, обманули и вас?

Тяжкое молчание повисло над полем. Призрачные воины не шевелились, но пламя, окутывавшее их, затрепетало беспокойно.

– О чём ты? – недобро прищурился Отхан, но давление чуть ослабил, переместив ногу с горла на грудь юноши. Тархан шумно, с хрипом втянул воздух.

– О том, – Мстислав чеканил каждое слово, – что те тёмные духи забирали у каждого хана из рода Чингиза его первенца. Ещё во младенчестве! Они пускали вас по ложному следу, зная, что вы никогда не найдёте того, кого ищете, потому что его уже нет в живых! А вы, раз за разом возвращаясь ни с чем, продолжали служить им, в надежде однажды свершить свою месть.

Огненные воины не шевелились, но пламя, окутывающее их, взметнулось выше, яростней.

– Ты лжёшь! – прошипел Отхан, и в голосе его зашипели искры.

– Нет, – мягко ответил Мстислав. – А первым, кто посмел разорвать этот кровавый круг, стал Тургэн-хан. Он не отдал им сына. И уже поплатился за это. Потерял любимую жену, его род угасает, теснимый врагами…

– Так он ещё хуже своего предка! – выплюнул Отхан. – Смалодушничал, пёс трусливый!

У Борослава перехватило дыхание. Напряжение натянулось до звона. Ещё слово – и всё рухнет.

– Нет! – отрезал Мстислав и горько усмехнулся. – Он не хотел, чтобы жертва его жены стала напрасной. Он всего лишь выполнил её последнюю просьбу.

– Тогда почему он не рядом с сыном? Почему вы, а не он?

– Потому что он с пелёнок внушал мальчишке, что тот никчёмен и слаб, – в голосе Мстислава зазвучала сталь. – Явись он с нами, сын бы всё понял. А так… он уехал, уверенный, что не нужен отцу, но с отчаянным желанием доказать, что достоин жить! Тургэн-хан не хотел отдавать его и вам на растерзание, потому и послал нас. Знал, что мы не отступим. Хитёр твой враг, Отхан, и умён…

В руке кагана из воздуха соткался огненный клинок. Взмах – и он замер над грудью Тархана.

– Тем лучше. Его род слаб, и кара наша будет легка.

Борослав уловил едва заметный кивок брата. Это был знак. Взревев, он обрушил свой меч из небесного камня на призрачного воина. Тот, не ожидавший такой ярости, рассыпался снопом искр. Не теряя ни мига, Борослав развернулся и встретил клинок второго врага. Звон стали о призрачное пламя – и второй противник рассеялся золотым дождём.

Краем глаза Борослав видел, как Мстислав, будто молния, метнулся к Отхану. Короткий, злой удар кулаком в челюсть, и каган, пошатнувшись, выронил свой огненный меч. Мстислав, выбив у него из-под ног опору, повалил на землю, одним движением оказавшись сверху. Он дёрнул Отхана за волосы, приставив к его горлу нож.

– Стоять! – рык младшего Микулича эхом прокатился по полю.

Огненный отряд, уже рванувшийся вперёд, замер в нерешительности. Из тьмы соткались новые два воина, точные копии павших, и застыли рядом с Борославом, ожидая приказа. Всё. Приехали.

– И что теперь? – с явной издёвкой прохрипел Отхан, глядя на Мстислава снизу вверх. – Режь. Я всё равно вернусь. А вот вам уже не жить.

Холод отчаяния скользнул по спине Борослава. План брата, каким бы он ни был, провалился.

– Да послушай же ты, дурья твоя голова! – встряхнул его Мстислав. – Тургэн послал сына сюда не просто так! Он хотел, чтобы ты увидел – он склоняется перед твоей волей! Он принимает твою месть! Но он хочет, чтобы проклятие пало и с твоего рода, и с его! Только если ты отпустишь мальчишку, разорвётся клятва, что держит его семью, а вместе с ней – и ваша!

– Не бывать этому! – гневно зашипел Отхан. – Мы убьём отродье, и наша месть свершится!

– Да, свершится! – в голосе Мстислава зазвучало отчаяние. – Но как сказал один человек, удивив меня глубиной мысли: «Дети не должны платить за грехи отцов». Вина Чингиза велика, но этот мальчишка ни в чём не виноват!

– Это будет позором для нас… – начал было Отхан, но запнулся.

Все взгляды невольно обратились к Тархану.

Юноша, скорчившийся на земле, вдруг засветился. Неярко, робко, будто внутри него зажгли лучину. Серебристый свет просочился сквозь кожу, заструился из-под прикрытых век. Тархан распахнул глаза, полные невыразимого ужаса, хотел что-то сказать, но изо рта вырвался лишь тихий стон.

И тогда сияние, что окутывало его, отделилось, выплыло из его тела, обретая зыбкие очертания женской фигуры.

Борослав огляделся. Все огненные воины, как один, соскочили со своих скакунов и преклонили колени, опустив головы до самой земли.

– Алтантуяа… – прошептал Отхан, и в голосе его прозвучали неверие и благоговейный трепет.