Операция «Барбаросса»: Начало конца нацистской Германии (страница 10)
После печально известного расстрела демонстрации в Санкт-Петербурге в 1905 году он сформировал вооруженные группы, которые совершали нападения на армейские арсеналы, вымогали деньги у местных предпринимателей и иногда вступали в стычки с правительственными войсками. В том же году чуть позднее, присутствуя в качестве делегата на большевистской конференции в Санкт-Петербурге, он встретился с Лениным и вскоре стал одним из его близких соратников. К 1912 году он был не только членом Центрального комитета, но и редактором подпольной на тот момент партийной газеты «Правда». На протяжении своего взлета к вершинам власти он часто оказывался в тюрьме или в ссылке. Во время революции 1917 года он вместе с Лениным и Троцким входил в триумвират, определивший весь ход советской истории.
Во время Гражданской войны Сталин продемонстрировал свою необычайную готовность прибегать к государственному насилию и террору для подавления любых признаков контрреволюции. Он часто ссорился со своими единомышленниками (в случае со Львом Троцким это противостояние доходило до смертельной вражды), но при всей своей беспощадности и честолюбии был глубоко не уверен в себе. Ленин обращал внимание на его невоспитанность и не одобрял хамские и бесцеремонные манеры, но при этом доверил Сталину пост генерального секретаря партии. В том же году Ленин слег с инсультом, а в 1924 году скончался. После этого восхождение Сталина к вершинам абсолютной власти шло постепенно, но неотвратимо. За время своего возвышения он нажил много врагов и всерьез опасался, что его окружение может попытаться либо подорвать его авторитет, либо – как он сам уже много раз поступал с другими – избавиться от него совсем.
Поэтому, используя как предлог убийство Сергея Кирова, одного из руководителей советского Политбюро (при обстоятельствах настолько неясных, что в покушении можно было заподозрить самого советского лидера), Сталин развязал кампанию, которая войдет в официальную историю как Большой террор. За два месяца, прошедшие с 1 декабря 1934 года – даты убийства Кирова, были расстреляны почти 200 высокопоставленных коммунистов. В Советском Союзе не было слышно ни одного голоса протеста, а зарубежные апологеты режима вновь нашли оправдание этим злодеяниям. Как игриво заметил Бернард Шоу: «Вершина лестницы – очень неудобное место для старых революционеров, у которых нет административного опыта, нет опыта в финансовых делах, которые формировались как нищие, гонимые беженцы с одним Карлом Марксом в головах, а не как государственные деятели. Их часто приходится сталкивать с лестницы с петлей на шее»[84].
Провести Большой террор оказалось несложно. Сталин уже имел под рукой необходимые инструменты: прочное полицейское государство, завещанное ему Лениным, который учредил ЧК[85] для осуществления кампании Красного террора в первые годы революции, когда были казнены от 150 000 до 250 000 «контрреволюционеров». Ленин также организовал множество рабочих лагерей, в которых вместе с «обычными» преступниками содержались политические противники режима, подвергаясь всевозможным жестоким лишениям и издевательствам. Те, кто выживал в этих условиях, находились в полной власти тюремных надсмотрщиков, которым разрешалось выходить далеко за рамки гуманного обращения – вплоть до неприкрытого садизма.
Унаследовав от Ленина верховную власть, Сталин расширил сеть постоянной слежки, арестов, задержаний, пыток, внесудебных казней и каторги, в итоге создав систему ГУЛАГа, охватившую всю страну. Названия менялись (в 1922 году ЧК превратилась в ОГПУ, которое, в свою очередь, в 1934 году влилось в состав НКВД[86]), но карательная миссия ведомства оставалась неизменной. К середине 1930-х годов сталинисты из Политбюро получили полный контроль над рычагами государственной власти. За исключением кучки левых и правых уклонистов, бормотавших себе под нос слова протеста, но не имевших почти никакого влияния, вся оппозиция была уничтожена. Будучи формально всего лишь первым среди равных, для своих противников Сталин оказался практически неуязвим. Но паранойя нашептывала ему другое: ему нужно было уничтожить гораздо больше подрывных элементов в тщетной надежде изгнать мучивших его демонов. Мысли представляли для него неменьшую угрозу. Когда же они были облачены в форму поэтической иронии, то становились опасной заразой. Когда великий советский поэт Осип Мандельштам написал эти строки: «Чего ты жалуешься, поэзию уважают только у нас – за нее убивают. Ведь больше нигде за поэзию не убивают», он был обвинен в контрреволюционной деятельности. В 1938 году его приговорили к пяти годам исправительных работ, и он умер от холода и голода в сибирском пересыльном лагере до того, как добрался до пункта назначения. Одним из роковых преступлений Мандельштама стало стихотворение, известное как «эпиграмма на Сталина», где он прямо изобразил диктатора как ликующего убийцу, у которого «что ни казнь – то малина»[87][88].
Хотя в терроре, развязанном Сталиным в СССР, так или иначе были замешаны все члены Политбюро, именно он был его главным вдохновителем. Это он инициировал чистку низового состава коммунистической партии, и он же санкционировал повсеместное использование пыток для выбивания «признаний» из попавших под подозрение «врагов народа», их заставляли оговаривать других людей и приписывать им преступления, которые те не совершали. Наконец, именно он придумал показательные процессы, на которых вслед за карикатурной пародией на судебное разбирательство – действо, за которым он сам иногда наблюдал с галереи, расположенной над залом заседаний, – Верховный суд выносил приговор, словно издеваясь над самой идеей правосудия.
На первом из таких показательных процессов Верховный суд всего за шесть дней признал 16 человек виновными в заговоре с целью свержения правительства; после этого все они, как и планировалось с самого начала, были расстреляны в подвалах Главного управления НКВД в центре Москвы, на Лубянке, – там же, где невиновных людей регулярно пытали, чтобы выбить фальшивые признания[89]. На втором показательном процессе, в январе 1937-го, суду потребовались те же шесть дней, чтобы приговорить к незамедлительному расстрелу 13 из 17 обвиняемых. Оставшиеся четверо были приговорены к долгим срокам исправительных работ.
Посол США счел своим долгом лично присутствовать на всех судебных заседаниях и подробно фиксировал происходящее. На основании этих записей Дэвис составил длинное послание американскому госсекретарю Корделлу Халлу, назначенному на этот пост в 1933 году (и занимавшему его вплоть до своей отставки в 1945-м). В этом докладе он описывал, как обвиняемые сидели, «в отчаянии обхватив головы руками или прижавшись лицами к решетке», и слушали речь государственного обвинителя, который зачитывал их уже подписанные признания военному триумвирату, осуществлявшему над ними суд[90]. Он явно был задет за живое.
Несмотря на все это, посол докладывал госсекретарю Халлу, что «пришел к нелегкому выводу: суд доказал, по крайней мере, само существование разветвленного заговора в политическом руководстве, направленного против советского правительства». И добавил: «Полагать, что процесс был срежиссирован заранее… значило бы допустить участие во всем этом творческого гения, равного Шекспиру»[91]. В пьесах Шекспира не обошлось без дураков, а в лице Дэвиса Сталин обрел своего полезного идиота.
Одним из трех обвиняемых, избежавших смертного приговора, был Карл Радек, который получил десять лет исправительных работ в обмен на показания, уличавшие в измене ряд самых высокопоставленных фигур в советской иерархии. Среди разоблаченных им были ведущий марксистский теоретик Николай Бухарин и маршал Михаил Тухачевский, один из самых значительных военачальников Красной армии.
Во время Советско-польской войны 1920 года, будучи командиром в свои 27 лет, Тухачевский показал себя блестящим знатоком тактики, и его карьера быстро пошла в гору. К концу 1920-х он становится автором новаторских военных теорий и радикальным реформатором. К несчастью для него, однажды ему случилось упрекнуть Сталина, который в то время был членом Революционного военного совета Юго-Западного фронта, за вмешательство в военные вопросы. Сталин не забыл эту стычку. К 1929 году, когда он стал официальным лидером партии, Тухачевский поднялся до поста начальника штаба РККА. Видя в нем потенциальную угрозу своей власти, Сталин сразу же начал попытки подорвать несокрушимый авторитет харизматичного военачальника.
В 1930 году ложные обвинения в том, что Тухачевский планирует переворот, стали поводом для расследования, которое, несмотря на все старания ОГПУ, не обнаружило против него ни малейших улик. Удачный для Сталина момент наступил только во время показательного процесса в январе 1937 года, на котором Радек, пытаясь спасти свою шкуру, обвинил Тухачевского в измене. Судьба маршала была решена. Во время допросов и пыток он подписал протокол (испачканный его собственной кровью), в котором признавал нелепое обвинение в том, что он – немецкий агент, сотрудничавший с Бухариным с целью свержения советской власти[92]. Приговор был неизбежен. 11 июня 1937 года, на особой сессии военного трибунала, куда не допускались адвокаты, а решения не подлежали обжалованию, он и еще восемь военачальников Красной армии были приговорены к высшей мере наказания.
Тем же вечером, после того как Сталин утвердил смертный приговор, Тухачевского вывели из камеры на Лубянке и выстрелили в затылок. Исполнителем казни был главный палач НКВД генерал-майор Василий Блохин, назначенный Сталиным на эту завидную должность в 1928 году. Он руководил группой официальных убийц, которые по приказу НКВД осуществили множество массовых казней. За это Блохин удостоился всевозможных наград, включая орден Ленина.
После казни Тухачевского жена военачальника Нина и двое его братьев, бывших военными инструкторами, также были расстреляны. Его трех сестер отправили в ГУЛАГ, а маленькую дочь выслали, как только она достигла совершеннолетия (она оставалась в ссылке до самой смерти Сталина в 1953 году). Гораздо раньше пятеро из восьми судей, приговоривших Тухачевского к смерти, сами были расстреляны, как будто их настигло возмездие.
Сталинская паранойя опиралась на царившее в высших эшелонах партии навязчивое убеждение, что Советский Союз с момента революции находится в состоянии осады, сталкиваясь с опасностями как извне, так и изнутри. К середине 1930-х годов, когда над Европой начали сгущаться тучи большой войны, этот страх стал повсеместным. Источником вируса без всяких доказательств назвали советское высшее военное руководство. Некоторые из его высокопоставленных представителей действительно служили в старой императорской армии во время Первой мировой войны или воевали на стороне белых во время войны Гражданской. В нем стали видеть гнездо «внутренних врагов», которые замышляют подорвать большевистский строй при поддержке агентов иностранных держав, таких как Великобритания, Польша, Япония или Германия.
