– Так… – она переводит взгляд на Джемму, которая до сих пор молчит, сурово глядя на меня. – Может, я ошибаюсь… но этот засос у тебя на шее как-то связан с внезапным появлением Томаса в моей палате?

– Мама! – Джемма вскрикивает, как будто ее ударило током, и прикрывает шею ладонью.

Я не удерживаюсь от усмешки и скрещиваю руки на груди, ожидая ее оправданий.

Мисс Найт смеется тихо и устало, но в этом смехе еще теплится жизнь.

– Скажите мне, пожалуйста, что вы вместе. Хочу исполнить свое последнее предсмертное желание и отправиться на небеса с попкорном. А то тут, на земле, мне его нельзя.

Я не уверен, то ли мне смеяться, то ли распахнуть глаза от шока. Ее последнее желание – парень для Джеммы?

– О боже, мама, – стонет Джемма, прикрывая лицо руками. – Прекрати, пожалуйста, с этими своими предсмертными желаниями. Ты не умираешь. – Она пригвождает маму взглядом, полным уверенности и надежды.

Мисс Найт тяжело вздыхает и ничего не отвечает. Потому что она знает… Она знает, что умирает. Я засовываю руку, которую пробивает нервная дрожь, в карман. Мне тяжело смотреть на истощенную болезнью женщину, которая действительно любила эту жизнь, любила музыку и своих учеников. Любила и до безумия любит свою единственную дочь, которую вырастила сама. Вроде бы в их жизни не присутствовал отец Джеммы. Мне не известны подробности, но я точно знаю, что мисс Найт положила всю свою жизнь на то, чтобы вырастить Джемму, и лишь потом переехала в Миссулу, чтобы преподавать музыку в консерватории.

– Ну так что, можно маме узнать все подробности? Как давно вы встречаетесь? – Мама Джеммы складывает руки домиком на груди и поигрывает пальцами, будто ведет расследование. В ее взгляде столько радости, что даже впалые глаза становятся чуть шире. Надежда отражается на бледном лице так, будто это слово написали на нем огромными красными буквами.

И тут до меня доходит. Мисс Найт не желала, чтобы Джемма нашла себе парня. Она хотела, чтобы ее ребенок не остался один.

– Я заметила, что ты изменилась в последние дни, милая. Вся такая воодушевленная, а сегодня и вовсе выглядишь так, словно… О боже, вы уже дошли до третьей базы!

Вот теперь я не сдерживаюсь и смеюсь во весь голос. Джемма шикает на меня и встает со своего кресла.

– Мама, мы не…

– Вместе. Мы вместе, мисс Найт. – Я хочу откусить себе язык, как только эти слова вылетают из моего рта. Возможно, позже этого органа меня лишит Джемма. – Вы же знаете ее – вечно спорит. – Указываю на Джемму рукой. – Мы просто немного повздорили с утра. Ух и задала она мне жару. Посуда летала так, что я только и успевал ловить.

Я театрально размахиваю руками, словно ловлю воображаемый бейсбольный мяч.

Я не знаю почему, но что-то внутри меня призвало подтвердить нашу связь с Джеммой. Что-то, что хочет заверить больную женщину, что о ее ребенке позаботятся, даже если этот ребенок будет кусаться, драться и отталкивать от себя каждое живое существо.

Мисс Найт ахает.

– Джемма Найт, ты швырялась сервизом прабабушки Леи?

– Я не швырялась сервизом прабабушки Леи! – рявкает ее дочь, кипя от злости, как чан с зельем.

Я щелкаю пальцами.

– Точно! Это точно был он, но не переживайте, я поймал все до последней фарфоровой чашки.

Джемма шагает ко мне, хватает меня за сосок сквозь футболку и выкручивает его. Я терплю до последнего, хотя хочется заскулить.

Джемма шипит:

– Заткнись немедленно. Быстро за мной.

Она марширует к выходу, а я следую за ней, помахивая ее маме, как последний клоун, которым я, видимо, и являюсь.

– Увидимся, мисс Найт. – Прежде чем скользнуть за дверь, тихо говорю: – И мы дошли только до второй базы, но я усердно работаю.

Она показывает мне большой палец, хихикая:

– Зови меня просто Роза. – А потом кричит нам вслед: – И не ссорьтесь, дети, мне нужно успеть на вашу свадьбу!

Мы выходим из палаты, и, как только дверь закрывается, Джемма бросается на меня как разъяренная кобра. Она каким-то образом встает со мной нос к носу, хотя ниже меня на голову, а то и больше.

– Ты совсем ненормальный! – шепотом вопит она, ударяя меня в грудь. – В тебе нет, что ли, ничего святого, раз ты обманываешь больного человека?!

Я перехватываю ее руку и притягиваю ближе к себе.

– Дыши, – шепчу я, овевая своим дыханием ее раскрасневшиеся щеки. – Просто дыши.

Джемма замирает, делает глубокий вдох, а затем медленный выдох.

– Я идиот, признаю.

Папа всегда говорил: «Если хочешь, чтобы женщина успокоилась, просто признай, что ты болван, даже если ты не болван».

Джемма раздраженно фыркает, словно пытается откашлять комок шерсти, как кошка. Наверное, не лучший образ для женщины, которую я считаю слишком красивой для этого мира, однако даже это меня не отталкивает.

– Да, ты полный придурок, это факт.

– Однако ты не можешь не согласиться, что заметила, какой прилив энергии окатил маму, когда она поняла, что мы вместе. Сначала она сказала, что собирается на небеса с попкорном, а перед моим уходом уже готовилась идти на нашу свадьбу.

Джемма долго изучает меня своими темными глазами, ища что-то, что мне не удается понять. Может быть, уверенность? Может быть, ей нужен кто-то, кто будет верить вместе с ней, что ее родной человек поправится?

Она только сейчас вырывает свою руку из моей хватки, и мне хочется, чтобы она немедленно вернула ее на место. Джемма устало проводит рукой по лицу.

– Это неправильно. Мы не вместе и не будем вместе.

Я засовываю руки в карманы и опираюсь на стену.

– Но сегодня ночью мы были вместе.

– Это было ошибкой и больше никогда не повторится.

– Если только ты не выпьешь текилки? Видимо, я тебя привлекаю только под ее влиянием, – нерадостно усмехаюсь я.

– Я не это имела в виду… – Джемма шумно выдыхает. – Это никак не относится именно к тебе. Прости, если…

– Не извиняйся, Сирена, – подмигиваю я, хотя внутри закипаю от множества непонятных чувств. – Я переживу.

Джемма нервно облизывает губы и пытается подобрать слова, в которых я, на самом-то деле, и не нуждаюсь. Вне зависимости от того, что скажет эта девушка, я все равно не отступлю. Потому что мне точно известно, что сегодняшняя ночь не была ошибкой. Так же, как известно, что текила не полностью затмила разум Джеммы. Она хотела меня, даже если отказывается это признавать.

– В моей жизни сейчас нет места отношениям.

– А я и не веду тебя под венец. – Я смотрю ей прямо в глаза, надвигаясь на нее. – Пока что.

Джемма выбрасывает руку вперед, пытаясь держать между нами дистанцию.

– Боже, будь серьезен хоть секунду.

Мы отводим друг от друга глаза в тот момент, когда меня обхватывает ураган маленьких рук. Я перевожу взгляд на девочку-подростка, и когда она поднимает голову, улыбаюсь во весь рот.

– Супер-Кот, – хихикает она.

– Собственной персоной. Как дела? Вижу, ты в полном порядке.

– Все хорошо. Мама и сестра еще приходят в себя, а мы с папой оказались самыми крепкими. – В моей груди теплеет от того, что все идут на поправку. Девочка переводит взгляд на Джемму и спрашивает: – Твоя Леди Баг?

В точку.

– Отказывается ей быть, – сдерживаю смех я.

– Ну и глупая, – хмыкает девочка.

Джемма закатывает глаза, но я вижу проблеск веселья на ее лице.

– Ладно, я пойду, а то папа меня потеряет. Если тебе потребуется новая Леди Баг, то зови меня, я соглашусь.

Она убегает, хихикая.

Джемма бормочет рядом со мной:

– Ну конечно, он очаровал даже подростка.

– Я спас их с сестрой сегодня. На курортном ранчо был большой пожар.

Джемма сразу же становится серьезной и, виновато прикусив губу, бормочет:

– Да, я слышала. Мне жаль.

– Обошлось без жертв.

Она встречается со мной взглядом, а потом выдавливает из себя слова так, будто изо всех сил пытается их не говорить:

– Ты в порядке?

Я щурюсь, пытаясь разгадать эту женщину. Почему она так сопротивляется доброте, нежности и чувствам, которые пытаются прорваться через ее стены, увитые колючей проволокой под напряжением?

– Буду.

– Что ж, я… – Она замирает, словно хочет сказать что-то важное, но в конце концов отступает к палате. – Пойду. Скоро меня отсюда выгонят. Я хочу побыть с ней еще немного.

Я киваю, но не двигаюсь с места.

Джемма обхватывает ручку двери и оглядывается на меня.

– Томас, – она поджимает губы. – Ты не можешь никому об этом сказать. Пожалуйста.

Ей не нужно уточнять, о чем именно. Обо всем. О ее маме. О ней. О нас.

Я становлюсь личным тайником Джеммы Найт, но почему-то мне кажется, что до главного откровения мне еще далеко. Ведь только чудо поможет узнать, что творится в душе этой девушки.

– Тебе не нужно меня об этом просить.

Я киваю и отступаю. Джемма снова поворачивается к двери, но на этот раз ее окликаю я.

– Джемма?

Она оглядывается, и мы смотрим друг на друга, кажется, целую вечность. Воздух между нами рябит и нагревается, пока наши глаза ведут какое-то безмолвное общение.

Я тяжело сглатываю и шепчу:

– Мне жаль.

– Мне тоже. – Она опускает свои глаза в пол и исчезает за дверью.

Мне тоже не нужно уточнять, что имеется в виду. Я не стал спрашивать, что именно случилось с ее мамой. Но не нужно быть гением, чтобы догадаться. А так как я не собираюсь оставлять Сирену в покое, то она обязательно расскажет мне подробности потом. В конце концов, мисс Найт ждет свадьбу. Так что я дождусь всех откровений Джеммы.

Я возвращаюсь в палату Гарри в подавленном состоянии. Ощущение такое, что меня целый день безостановочно переезжал грузовик. Я плюхаюсь в свое кресло и смотрю на друга, который тоже выглядит изнеможденным. Надеюсь, в своей сонной голове он не составляет список предсмертных желаний.

Я перевожу взгляд на кроссворд и тут же хватаю его, чтобы прочитать слово, которое написано в клетках чужим почерком. Взгляд возвращается к Гарри.

– Сюрприз, оказывается, твоя тайная поклонница кроссвордов – моя тайная девушка, у которой на меня аллергия.

Я возвращаюсь к кроссворду и читаю:

«Диагноз, который каждый раз дает тебе гугл при любых симптомах?». Три буквы.

Р А К.

И Джемме, к сожалению, этот ответ известен как никому другому.

Глава 7
Джемма

Я захожу в палату и сразу же иду в уборную. Мне нужно пару минут, чтобы собраться с мыслями и решить, как разгрести все то, что Томас сказал маме.

Она ведь не поверила в этот бред? Или она действительно уже подбирает себе платье на свадьбу, на которую хочет успеть перед своим, по ее мнению, запланированным отбытием на небеса?

Боже, я скоро либо сойду с ума, либо вколю себе литр успокоительного.

Полтора года назад мама узнала, что у нее рак молочной железы. Поставить меня в известность она не посчитала нужным, и я поняла, что все не на своих местах, когда навестила ее прошлым летом в Миссуле. Все изменилось в одно мгновение, когда я увидела, что у женщины, которая когда-то вскормила меня грудным молоком, больше нет груди…

Сказать, что мой мир рухнул – значит не сказать ничего. Подо мной буквально провалилась земля, поглотив меня в пучину обжигающей лавы. Я прошла все стадии принятия. Но на стадии злости я застряла надолго – горящей, разъедающей злости, которая трещала внутри, будто раскаленный металл.

Меня разрывали вопросы. Почему она скрыла? Почему решила бороться в одиночку? Разве она не знала, что я бы все бросила ради нее?

Возможно, все могло сложиться иначе, если бы мы изначально вместе боролись с этой дрянью под названием рак.