Я такой человек, что иногда зацикливаюсь, – в общем, я тренировался с отмычками настолько много, что прошло меньше минуты, прежде чем я взломал замок. Я повернул ручку, молясь о том, чтобы все оказалось не так просто, и вздохнул с облегчением, когда дверь не поддалась из-за засова. И все же этого было недостаточно, чтобы удержать меня или любого серьезного вора, и Эли явно нуждалась в более совершенной системе безопасности. Я взял себе на заметку заказать такую и отправить ей анонимно.

Я убрал набор отмычек и достал дорогие магниты, которые приобрел онлайн. Открывать засов пришлось гораздо дольше, чем замок. Я мог бы с легкостью выбить дверь или проникнуть внутрь каким-то иным силовым методом, но я не хотел портить собственность Эли или облегчать работу тому, кто мог бы пойти по моим стопам. Так что приходилось действовать медленнее и утонченнее.

Минута проходила за минутой, и у меня над бровями выступил пот. Каждый раз, когда я слышал шум неподалеку, я застывал, и мое сердце дико колотилось из страха, что меня поймают. Я чуть не дал стрекача, когда услышал вой сирен, но судя по звуку, машина поехала не ко мне, а свернула на параллельную улицу, а потом умчалась дальше.

После этого я целую минуту потратил на то, чтобы снова научиться дышать.

Это было чертово безумие. Абсолютно сумасшедшая херня. И все же я не смог остановить себя, когда снова взялся за магниты и начал возиться с засовом.

Спустя маленькую бесконечность магниты сработали и засов поддался. Я прислонился лбом к двери и судорожно выдохнул – мои вены были так накачаны адреналином, что у меня все тело дрожало в попытке его выплеснуть. Я по-прежнему немного боялся, что все закончится катастрофой, но чистый восторг от совершения чего-то настолько опасного и незаконного будоражил меня так, как ничто и никогда. Даже прыжок с парашютом.

Мой отец ощущал то же самое? Тот же восторг руководил и им, когда он воплощал свои гораздо более садистские желания?

Я замотал головой и выпрямился. Над этим дерьмом я могу подумать позже. А сейчас мне надо попасть внутрь.

Я повернул ручку и осторожно приоткрыл дверь. Единственное, чего я не смог выяснить онлайн, – это есть ли у Эли домашние животные. Когда я копался с замками, я не слышал лая, но это еще не значило, что внутри меня не ждал готовый к атаке пес, которого приучили вести себя тихо. Конечно, можно было бы устранить это беспокойство и спросить моего соседа – Тайлер был здесь несколько раз, так что наверняка знал. Но я не хотел, чтобы он подумал, будто я интересуюсь кем-то из его бывших, особенно Эли.

В задней части дома было темно, не считая мягкого сиянья, льющегося из гостиной – ее освещала гордо красующаяся в окне наряженная и горящая елка. Света было как раз достаточно, чтобы оглядеться и убедиться в отсутствии собаки в боевой стойке.

Я быстро захлопнул и запер за собой дверь.

И тут воздух пронзил адский вой.

Твою мать! У Эли все-таки была какая-то одержимая демонами псина, и скорее всего она прогрызет мне штанину и разбрызгает мою кровь по всему дому. А потом ее благополучно обнаружат копы.

Я схватился за ручку и уже готов был сваливать, когда в комнату влетел маленький пушистый комок и застыл на месте.

Кот. У Эли был кот.

Наши взгляды встретились в темноте. Он был довольно мелкий, несмотря на длинную черно-белую шерсть. Если ситуация вынудит, я могу просто дать ему пинка.

– Не связывайся со мной, – предупредил я.

В ответ он повернулся боком, выгнулся и раздулся, как скунс.

Я невольно улыбнулся. Может, кот и был маленький, но выглядел он как боец, чего я не мог не оценить.

У меня никогда не было домашних животных. Известно, что серийные убийцы часто начинают с мелких зверей, и я не хотел подвергнуться соблазну в том случае, если окажусь больше похож на отца, чем думал. Я волновался, что если заведу животное, то либо вообще не буду ничего к нему чувствовать – то есть ни инстинкта, схожего с родительским, ни умильной агрессии, которые, кажется, завладевают всеми обладателями питомцев, – либо все мои самые жуткие страхи подтвердятся и при каждом взгляде на него в голове будет проноситься: «жертва».

Секунда проходила за секундой, а я, как приклеенный, стоял на половике и ждал, когда меня охватит приступ жестокости. Но все, что я чувствовал, – это лишь легкую тревогу. У котов же есть когти, да? А что, если он набросится на меня и оцарапает до крови? Даже пары капель крови достаточно, чтобы идентифицировать личность.

Тут кот внезапно сдулся и посеменил ко мне.

Ох, черт. Что он делает?

Я сделал шаг назад и прижался к двери, странно загипнотизированный сиянием его глаз в темноте. Это маленькое лохматое существо было бы так просто убить, но у меня не было никакого желания причинять ему вред. Это же был хороший признак, верно? Или просто это было для меня настолько новым опытом, что моя естественная реакция элементарно заглушалась?

– Не царапаться, – сказал я коту.

Все еще оставалась вероятность, что какая-то чудовищная жажда крови закипает глубоко во мне, но пока не проявляется: что, если он нападет на меня и инстинкт убийцы полностью завладеет моей личностью и заставит сделать что-то ужасное? Я приучился не доверять себе, а это были идеальные условия для того, чтобы я, наконец, понял, насколько мы с отцом одинаковые. Раз и навсегда.

Тем временем кот невозмутимо подбежал к моей ноге. Я по-прежнему не мог шелохнуться и искренне ждал, когда поговорка про «дай ему палец – он руку откусит» воплотится в жизнь. Но вместо того чтобы укусить меня, он обнюхал мою штанину, а потом ткнулся в щиколотку с таким урчанием, будто у него внутри заводится двигатель.

У меня вырвался облегченный вздох, и я присел на корточки, чтобы разглядеть кота поближе. Он был вроде как… милый? С белыми пятнами вокруг глаз, из-за которых создавалось впечатление, будто у него есть брови. Сейчас они были сведены, потому что он прикрыл глаза и снова ткнулся в меня лбом, чтобы его погладили. Мне что-нибудь когда-нибудь казалось милым? Хотя, наверное, более правильный вопрос был: позволял ли я себе когда-то подобную мысль?

– Извини, если я облажаюсь, – сказал я, подняв руку, чтобы погладить кота между ушами, а потом провести по спине, как это делают люди по телевизору. Я впервые гладил домашнее животное, и у меня дрожали пальцы. К счастью, это было из-за выброса адреналина, а не из-за острого желания придушить пушистого любимца Эли.

Кризис миновал. Во всяком случае, на этот раз.

За эту неделю я узнал о себе две принципиальные вещи: я не хочу причинять вред Эли и ее коту. Может, я все-таки не психопат. Их не заботит ничто и никто, кроме них самих. Но это не исключало социопатию. Большинство социопатов способны испытывать привязанность к некоторым отдельным людям. Эти люди становятся редкими исключениями, тогда как к остальным социопат не испытывает абсолютно ничего. Я был привязан к маме, отчиму и Тайлеру. Это – мои люди, а о других я почти не думал. Но было ли это из-за расстройства личности или из-за того, что больше никто не заслужил моего доверия?

Я покачал головой и выпрямился, игнорируя недовольное мяуканье кота, возмущенного тем, что я перестал его гладить. Я сюда пришел не с котом общаться. Я был ограничен во времени, и чем дольше я тянул, тем выше становился риск обнаружения. О своем психическом здоровье я могу порассуждать потом.

Мне нужно было снять видео и поставить камеру.

Пришло время выяснить, насколько серьезным было желание Эли прийти домой и наткнуться в темноте на незнакомца в маске.

3
Эли

Все в этом чертовом городе с ума посходили. Во всяком случае, этой ночью ощущение именно такое. Мы видим достаточно жутких случаев и в нормальные смены, но сегодня все по-другому. Я уже сбилась со счета, сколько за последние семь часов видела пациентов, пострадавших от собственных или чужих рук из-за какой-то дикой глупости, которую даже ребенку не придет в голову предпринять.

В соцсетях что, появился какой-то новый опасный тренд, о котором я не знаю? Или перезапустили ту старую передачу, где пацаны врезаются в разные препятствия в тачках из супермаркетов? Что-то должно объяснять такой уровень глупости. Это не может быть простым совпадением.

Сейчас у нас было временное затишье – вполне обычное для такого времени суток. Я сидела, свернувшись на стуле в комнате отдыха, пытаясь устроиться поудобнее с чашкой кофе. Моя смена прошла только наполовину, и если вторая часть ночи будет такой же, то мне понадобится весь кофе мира, чтобы остаться на ногах.

Таня проскользнула в комнату и пошла прямо к окну, вперив взгляд в ночное небо. Она так хотела на него взглянуть, что как будто меня не заметила.

– А сейчас даже не чертово полнолуние, – сказала она себе под нос.

Я выпрямилась на стуле.

– Значит, это не только мои пациенты?

Она повернулась и покачала головой. Длинные косы упали ей на плечо.

– Нет. Сегодня в этот город что-то вселилось.

Мы обеспокоенно поглядели друг на друга и отвели глаза. Такое иногда случается – всплывают старые паттерны поведения, – и это заставляет думать, что люди гораздо теснее связаны друг с другом, чем думают. Иногда в течение недели наблюдается взлет автомобильных аварий, хотя никаких погодных или дорожных проблем нет. А иногда к нам поступает гораздо больше жертв домашнего насилия, а в другие недели – одна за одной следуют пулевые ранения.

Мы с Таней несколько раз об этом говорили и чего только не предполагали. Может, у всех людей существует что-то типа единого сознания, как в пчелином улье, или, может, дело в магнитных потоках, или наше подсознание улавливает одни и те же слабые сигналы из окружающего мира.

Я даже один раз упомянула об этом при одном копе, который часто к нам наведывался, и вместо того, чтобы посмотреть на меня как на сумасшедшую, он согласился и сказал, что они с коллегами тоже замечают нечто подобное. Они задерживали целые группы людей, не имевших друг с другом никакой очевидной связи, но при этом за одну неделю совершивших буквально идентичные преступления. А на следующей неделе такая же толпа людей делала что-то другое.

Потом я рассказала об этом Тане, и мы обе настолько струхнули, что решили вообще избегать эту тему, как будто разговоры о ней могут запустить новую волну странностей.

– Как Бринли? – спросила я. Таня работала с ней накануне ночью и приглядывала за ней, как и я в ночь до этого.

Таня оттолкнулась от подоконника и пошла к кофемашине.

– Хорошо. Слава богу. Думаю, ты права, она сможет выдержать. Та первая плохая ночь просто выбила ее из колеи.

– Нет лучше проверки на стойкость, чем крещение огнем, – заметила я.

Таня налила себе кофе, повернулась ко мне, оперлась бедром на столешницу и сделала первый глоток.

– Но было бы проще, если бы пациенты распределялись между большим количеством людей.

Тут я оживилась.

– Кстати, ты собираешься на ярмарку вакансий в следующем месяце?

Наша больница регулярно организовывала свои стенды на школьных ярмарках вакансий и мероприятиях для работодателей, чтобы привлечь больше людей в ряды медсестер. Мало кто на самом деле оставался здесь работать, но повышение общего числа желающих воспринималось как успех.

Таня кивнула.

– Пойдем вместе? Это считается за смену, и ты сможешь в кои-то веки увидеть белый свет. – Она взглянула на меня из-за ободка кружки, приподняв бровь. – В последнее время у тебя какой-то нездоровый цвет лица.

Я закатила глаза.

– Надеюсь, людей на ярмарке ты будешь завлекать как-то иначе.

Она фыркнула.

– Так ты пойдешь или нет? Не вынуждай меня идти с кем-то типа Донны.

Мы обе поморщились. Донна была одной из медсестер, которая работала вместе с Бринли на прошлой неделе. Она совершенно не умела обращаться с пациентами и не обладала врожденной этикой, необходимой для работы с людьми. Ее появление на ярмарке вакансий скорее могло отвратить людей от этого рода деятельности, чем привлечь к нему.

– Да, пойду, – сказала я.

Таня с облегчением вздохнула и отпила еще кофе.