– С таким характером, Зоя Евгеньевна, вы вряд ли расположите к себе коллег и заведете друзей. Будьте проще, и люди к вам потянутся.

– Кому надо, тот дотянется. Вы, кажется, пришли с благими намерениями?

– Разумеется.

– Тогда почему ведете себя так, чтобы я прониклась к вам еще большей антипатией?

Мартынюк смотрел на меня с нескрываемым интересом, словно энтомолог – на только что открытый им вид бабочки.

– Скажите, все ленинградки такие?

– Какие? – неприязненно уточнила я.

– Такие, как вы. Холодные, ершистые и обидчивые.

– А вы сами откуда приехали?

– Из Дербента. Там девушки совсем другие: покладистые и мягкие.

– Ну и оставались бы в своем Дербенте!

Я снова попыталась закрыть дверь, но она распахнулась еще шире, подчиняясь непреодолимой силе извне.

Мартынюк вошел в комнату и саркастически спросил, разглядывая кровать:

– Это вы так спать собираетесь?

– Послушайте, я действительно…

– И почему вы сидите в темноте?

Травматолог подошел к торшеру, пощелкал выключателем, потом проделал то же самое с выключателем на стене.

– Да тут все лампочки перегорели. Наша Клава не очень-то расположена к заселению новых жильцов. Не переживайте, у меня есть запасная лампочка. Сейчас принесу.

– Говорю же вам…

– Две минуты. Хотя нет, в две не уложусь. Пять минут!

Едва он вышел, я тут же повернула в замке ключ и собралась ложиться, но в дверь снова постучали. «Да что же это такое? Оставят меня наконец в покое или нет?!»

Я рывком распахнула дверь и приготовилась выплеснуть на Мартынюка все, что думаю о его бесцеремонности, но моя гневная тирада споткнулась о сочувственную Нинину улыбку.

На ее согнутой руке лежал комплект постельного белья.

– Ко мне Игорь заглянул, сказал, ты тут плачешь в темноте и тебе кровать застелить нечем.

– А ему какое дело? – огрызнулась я.

– Такое, Зоенька, что мы помогать друг другу привыкли. А Игорь к тому же перед тобой виноват. Он ко мне сегодня раз десять забегал в промежутках между пациентками, посыпал голову пеплом и твердил, какой он кретин. А я не возражала.

– Не называй меня Зоенькой, я не ребенок.

– А ведешь себя как ребенок, – спокойно возразила Нина, заправляя простыню. – Почему ко мне не зашла?

– Ты мне в няньки не нанималась.

– Это правда. – Нина надела на подушку наволочку и хорошенько ее взбила. – Но я себя нянькой и не чувствую. Я просто помогаю. Но если ты не начнешь сама себе помогать, то пиши пропало. У тебя сегодня был непростой день. И завтра такой же будет, и послезавтра. Что, так и будешь сидеть в неустроенной комнате, отчаянно себя жалея?

– Мне самой неустроенная комната не нравится. Завтра пройдусь по магазинам, куплю все необходимое.

– Все необходимое? – повторила Нина со странной интонацией. – Ну-ну. Потом расскажешь.

– А что такое? – я насторожилась.

– Ничего. Ну вот, теперь нормальная постель. Одеяло завтра у Клавы затребуй, вместе с комплектом белья. Укроешься пока второй простыней, не замерзнешь. О, а вот и наш герой явился! – насмешливо прокомментировала Нина возвращение Мартынюка. – Что-то долго ты, Мартын, за лампочкой бегал.

– Да Савелий прицепился, еле отвязался от него.

Травматолог забрался на стул, выкрутил перегоревшую лампочку и ввернул новую.

– Готово.

Я нажала на выключатель. Комнату залил холодный свет, отчего она стала выглядеть еще неуютнее. Нина окинула критическим взглядом ворох одежды на столе, наполовину распакованные чемоданы, коробки с обувью и связки книг на полу, но промолчала.

– Спасибо, товарищ Мартынюк, – сказала я. – И тебе, Нина, спасибо. А теперь, если вы не возражаете…

– Пойдем, Мартын. – Нина подхватила травматолога под руку и потянула к выходу. – Зое Евгеньевне отдыхать пора.

В дверях возникла неожиданная заминка, причиной которой оказался второй травматолог, вознамерившийся войти в тот момент, когда выходили Нина и Мартынюк. Игнат, вспомнила я. Только его тут не хватало…

– Ого, да меня опередили! – пробасил он. – То-то я смотрю, Игорек рубаху новую надел. С чего это, думаю, принарядился, Милка ведь только на той неделе возвра… ох! Очумел ты, Игорь, так больно пихаться? И не смотри на меня с такой свирепостью, я не из пугливых.

Нина решительно вытолкнула обоих визитеров за дверь и повернулась ко мне. Ее губы дрожали от сдерживаемого смеха.

– Помяни мое слово, Зоя, недолго тебе в разведенках ходить. К Новому году или Мартынюк станешь, или Денисовой.

– Еще чего! – вспыхнула я. – И вообще, в общежитии нет комендантского часа, что ли? В такое время никаких мужчин на женской территории быть не должно!

– Комендантский час есть, но действует он для чужих. А ребята свои, с первого этажа. Им по общежитию ходить не возбраняется! Ладно, утром увидимся. Приходи завтракать.

Я погасила свет, разделась и легла. За стенкой играло радио. С первого этажа доносились взрывы смеха – в красном уголке смотрели кинокомедию. Кровать была неудобная: узкая, жесткая. Панцирная сетка при малейшем движении ходила ходуном и скрипела. От постельного белья раздражающе пахло дешевым стиральным порошком.

Все вокруг было чужим: запахи, звуки, ощущения…

Сон не шел, я смотрела в темноту за окном и вспоминала события этого долгого дня – моего первого рабочего дня в Таёжинском стационаре.

Сразу после утренней летучки меня подхватила под руку и увлекла за собой педиатр Юлия Марковна, та самая, которая в общежитии попросила срочно осмотреть ее пациентку. Пока мы спускались по лестнице к выходу, она успела рассказать, что тринадцатилетняя Аня три дня назад потеряла сознание на уроке физкультуры. При сборе анамнеза выяснилось, что некоторое время назад у нее стало темнеть в глазах при резком вставании и при физических нагрузках.

– У Ани недавно месячные пошли, может из-за этого. Вообще я подозреваю вегетососудистую дистонию. Давление у нее высоковато.

– Вы сказали, это срочно, – удивилась я. – Но в чем же срочность?

– Вчера перед ужином она снова потеряла сознание. А до этого весь день жаловалась на сильную головную боль. И со зрением начались проблемы.

Мы пересекли двор, заросший лопухом и одуванчиками, и вошли в двухэтажную пристройку педиатрического корпуса. На первом этаже располагались палаты для дошкольников, на втором – для детей от семи до шестнадцати лет.

– На сколько человек рассчитано отделение? – спросила я, моя руки в ординаторской.

– На сорок.

– Но ведь в поселке, если не ошибаюсь, около тысячи детей. Как же вы справляетесь?

– Сложные случаи возим в Богучаны. Здесь дети в основном получают лечение, назначенное амбулаторно: физиотерапию, капельницы, уколы. Лежат по несколько дней, потом выписываются. Кроме того, есть инфекционная палата, поделенная на боксы. В нее вход с другой стороны. Там, конечно, лежат дольше, до полного выздоровления. Аню решили подержать до вашего приезда. Я могла, конечно, позвать доктора Тимофееву из школы-интерната, но она за этот месяц так к нам набегалась, что неудобно ее дергать. У нее и своей работы хватает.

Мы поднялись на второй этаж и вошли в просторную палату, залитую утренним солнцем. Все шесть коек были заняты.

Кровать Ани Потаниной стояла у самой двери. Девочка лежала, отвернувшись к стене, но, когда мы вошли, повернулась и села. Я сразу отметила ее бледность, особенно контрастировавшую с темными волосами, заплетенными в толстую косу.

– Вот, Аня, это наш новый невропатолог, Зоя Евгеньевна, – сказала Юлия Марковна преувеличенно бодрым голосом. – Пришла тебя осмотреть.

– Здравствуй, Аня, – я придвинула к кровати стул и села. – Как ты себя чувствуешь?

– Сегодня получше. Голова уже не болит.

– На ночь ставили капельницу с эрготамином, – пояснила педиатр.

– Чем обычно болеешь?

– Ничем. То есть болею, конечно, – поправилась она, – но только простудами или гриппом.

– Аня у нас спортсменка, ходит в походы, два года назад победила в районной «Зарнице», – пояснила Юлия Марковна с такой гордостью, словно девочка была ее дочерью.

– Расскажи, что тебя беспокоит. Не в данный момент, а вообще в последнее время.

– Голова кружится, в глазах темнеет. И вот здесь часто болит. – Девочка положила ладонь на затылок. – То есть даже не болит, а словно что-то распирает изнутри.

– Месячные когда пришли?

Аня густо покраснела.

– В мае.

– Тогда же и почувствовала недомогания?

– Нет, раньше. Еще перед Новым годом.

– К врачу обращалась?

– Нет.

– Встань, пожалуйста. Я тебя осмотрю.

Аня поднялась. Ночная рубашка висела на ней свободно. Худые руки торчали из коротких рукавов, словно палочки, грудь едва угадывалась под ситцевой тканью.

– Каким спортом занимаешься?

– Легкой атлетикой. Только я второй месяц не занимаюсь, тренер отстранил от занятий, велел разобраться со здоровьем.

– Это правильно. Почему ты такая худая? Чтобы заниматься легкой атлетикой, нужны сильные руки и ноги, должны быть мускулы.

– Они у меня и были. Но аппетит совсем пропал, я с зимы очень мало ем.

– Головой ударялась?

– Несколько раз на тренировках, но не сильно.

– Раньше сознание теряла?

– Нет. Мама говорит, это со мной из-за того, что месячные пришли.

– Твоя мама – доктор?

– Нет, бухгалтер в леспромхозе. Но у меня старшая сестра есть. Мама говорит, с Машей то же самое было, когда у нее… ну…

– Понятно. Что-то еще можешь рассказать о своем самочувствии? Не спеши, подумай.

Аня послушно задумалась. Юлия Марковна переминалась с ноги на ногу и многозначительно поглядывала на часы.

– Зоя Евгеньевна, – не выдержала она. – Меня ждут в других палатах. Вам, наверное, тоже пора возвращаться в стационар. Аня нам всё рассказала, и ее анамнез есть в медицинской карте.

– Мы скоро закончим, – спокойно сказала я. – Ну как, Аня? Вспомнила что-нибудь?

– Не уверена, что это важно…

– Что?

– Иногда я чувствую запах того, чем никак не может пахнуть.

– Например?

– Например, запах гари или дыма. Как будто рядом бумагу подожгли или костер развели. Я первое время пугалась, думала, пожар в доме начался.

– Мне ты об этом не говорила, – с укоризной заметила педиатр.

– Простите, Юлия Марковна. Я не думала, что это важно. Вот Зоя Евгеньевна спросила, я стала вспоминать и подумала, что нужно об этом сказать.

– Ну хорошо, Аня. Можешь лечь.

– Ваше заключение, Зоя Евгеньевна? – спросила педиатр, когда мы вернулись в ординаторскую.

– Заключение делать пока рано. Рентген головного мозга Ане делали?

– Нет.

– Сегодня же сделайте. Стационарный рентген-аппарат исправен?

– Да, конечно. – Юлия Марковна помолчала. – Вы подозреваете опухоль?

– Не обязательно злокачественную. Доброкачественные новообразования тоже могут вызывать обонятельные галлюцинации и проблемы со зрением. Однако тот факт, что у Ани проявились оба симптома, означает, что опухоль довольно большая и затронула несколько участков мозга.

– Я была уверена, что ее недомогание вызвано подростковой вегетососудистой дистонией и приходом месячных…

– Начало менструации могло спровоцировать резкий рост опухоли. Вы помните, Аня сказала, что первые симптомы проявились у нее еще в том году. Тогда опухоль могла только начать формироваться. Но гормональная перестройка запустила механизм усиленного роста клеток. Отсюда, кстати, повышенное артериальное давление – как следствие давления внутричерепного.

– Да, очевидно. Мне, конечно, следовало бы самой… Спасибо, Зоя Евгеньевна!

– Не за что. Будем надеяться, опухоль доброкачественная. Но девочку в любом случае необходимо показать онкологу.

– Онколог принимает в Богучанах. Я выдам направление на консультацию.

– Когда снимок будет готов, покажите мне.