Зло, его сущность и происхождение (страница 5)
Целесообразность в новой европейской науке обычно понимается не как соответствие средств цели (в том числе злой), а как соответствие каждого очередного действия при достижении цели самой природе цели. Поэтому злодей действует нецелесообразно: он совершает злой поступок, но при этом маскирует его как добрый. Целесообразное действие – это действие без масок, маскировки и лжи.
Уже у Лейбница в его Теодицее мы встречаем, например, такие мысли: «Как меньшее зло есть в каждом роде добро, так и меньшее добро есть в некотором роде зло, если оно полагает препятствие для появления большего добра (значит, добро не всегда остается добром, но может переходить во зло и наоборот). Часто зло служит причиною (!) добра, которое совершенно не произошло бы без этого зла. Часто даже двойное зло дает бытие (!) одному великому добру: Et si fata volunt, bina venena juvant (и если судьбе угодно, то помогает и двойной яд)… Иногда командующий армией допускает счастливую ошибку, которая доставляет ему победу в большом сражении». «Немножко кислоты, остроты, и горечи, – говорит Лейбниц далее, – часто нравятся нам больше сахара; тени усиливают цвета, и даже (музыкальное) разногласие, появляющееся в должном месте, рельефнее представляет гармонию. Мы хотим быть приведенными в трепет канатными плясунами, вот-вот готовыми упасть; и нам нравятся трагедии, почти заставляющие нас плакать. Наслаждались ли бы мы здоровьем и достаточно ли воздавали бы за него благодарение Богу, если бы никогда не испытывали болезни? И не надобно ли, большею частью, немножко скорби для более ясного ощущения блага, т. е. для создания его более великим?» Странное рассуждение! Зло оказывается явлением не только необходимым, но благотворным и полезным. «Зло дает бытие великому добру». «Зло служит причиною добра»! Но причина должна заключать в себе более силы, чем сколько она сообщает своему действию, или следствию; ясно, что зло уже поставляется выше добра. Какой же здесь может быть дан критерий для отличия добра от зла? Но продолжая развивать последовательно положения Лейбница далее, мы можем прийти к самым ужасным выводам. Терзание невинных людей дикими зверями доставляло звероподобным язычникам удовольствие; следовательно, терзание невинных людей дикими зверями ради удовольствия, подобно плясанию на канате, есть добро? Чтобы достичь победы, полководец по отношению к врагам нередко употребляет обман, имеет дело с лазутчиками, старается как можно более истребить врагов; следовательно, ложь, обман и убийства когда-либо могут стать добром?
Лейбниц имел в виду под причиной не механическую причинность, а познавательную. Если даже в повседневной жизни мы можем увидеть, как зло стало причиной добра – например, разорившись, мы приобрели новую профессию и достигли успеха, – то об этом же можно говорить и в общем устройстве мироздания, где зло может быть познано как причина добра. Слабость позиции Лейбница в том, что индивидуальный субъект познания (мудрец) и коллективный субъект (общество) смешиваются, на что и указывали критики, начиная с Вольтера, ссылаясь на устойчивость общественных заблуждений.
Но если выводы Лейбница требуют серьезного отношения к себе, то у других писателей, разделяющих его взгляды, можно встретить рассуждения о зле с точки зрения целесообразности и такого рода, что они могут вызвать только улыбку. Так, например, некоторые утверждают, что болезни людей также приносят большую пользу, вследствие чего их нельзя считать злом. «Каким же это образом?» – спросит удивленный читатель. «Неужели имеется в виду доход врачей и аптекарей? Или речь будет о нравственном усовершенствовании больных?» Нет, имеется в виду интеллектуальное благо всего человечества. Эти физические страдания, говорят, заставляют людей внимательно изучать целительные силы природы, на которые они, без существования болезней, конечно, не обращали бы никакого внимания. По поводу этого рассуждения можно сказать только вместе с Фозеном: «Какая нам сама по себе