– Оставайтесь на месте, ждите меня, вернусь, тогда и будем размещаться. – Я решил, что так будет лучше. – Понял?

– Да, кажется да, – уловив в моем голосе намек на некие скрытые от него обстоятельства, Болотников нахмурился, и я пожалел, что во время поездки передумал рассказывать ему об обломе, случившемся с нашим перемещением. Рассказать следовало – но не сейчас же?

Решив оставить разговор на потом, махнул рукой и отправился вслед за сирийцем.

Едва я вошел в палатку, как навстречу шагнул уже знакомый командир, только теперь на нем отсутствовала разгрузка, да и одет он был в более приличный и ладно подогнанный камуфляж. На плечах красовались генеральские погоны.

– Генерал Мухаммед Мунзур, – представил его переводчик. Генерал протянул руку для рукопожатия, я сделал то же самое.

– Виктор, – назвал свое имя и после едва заметной паузы добавил: – Петрович.

Генерал указал на своего «переводчика»:

– Полковник Бассам Абдель Дардари, мой заместител и товаристч.

– Очень приятно, – и уже пожимая широкую, крепкую ладонь, еще раз представился: – Виктор Петрович.

– За стол, – генерал показал на накрытый дастархан. Хотя какой к черту дастархан? Насколько я помнил, столик для дастархана низенький, тут же стоял обычный походный стол с раскладными алюминиевыми ножками. Да и сервировка оказалась вполне европейской – одноразовая посуда, ложки, ножи, вилки, а вовсе не еда из одной посудины ломтиками лепешки.

– При-саживайсяте, – генерал улыбнулся вроде как виновато, словно извиняясь за свой ломаный русский, хотя что ему извиняться? Я вообще на арабском ни бельмеса. Разговорник в рюкзаке таскаю на всякий случай. Мы с местными не слишком контактировали – разве что на дистанции огня. Периодически брали игиловцев^[1] в плен, каждый второй «оппозиционер» оказывался местным, но и тогда я с ними почти не общался. К чему? Доставил на базу, а там кому следует, пусть беседы и беседуют. Мне без надобности было. А вот сейчас бы знание языка мне не помешало, да чего уж там…

– Спасибо! – поблагодарил я.

– В правда в ноги нет, – сверкнув познаниями русского народного творчества, генерал заулыбался широко, радостно. А мне его улыбка совершенно не нравилась, чувствовался за ней какой-то подвох. Чтобы не маяться в догадках, я решил взять быка за рога.

– Уважаемый Мухаммед Мунзур, – добавляя «уважаемый», я подумал, что так будет больше соответствовать местному этикету, – а не могли бы мы сразу перейти к делу?

– О нэт, нэт! – запротестовал он. – Как у вас говорят, когда я ем – никого не слушаю. – Генерал слегка переврал поговорку, но мне показалось, сделал он это нарочно, из чего проистекал простой вывод: сей господин знает русский язык значительно лучше, чем притворяется. Только зачем он это делает? Фольклорист…

– Не стану возражать, – я прошел к столу, сел, автомат далеко убирать не стал, приставил к стулу, сотрапезники не придали этому никакого значения или сделали вид, что не придали.

Принесли воду, мне вслед за сотрапезниками пришлось подняться, чтобы совершить омовение. Поданное полотенце прямо-таки сверкало чистотой и даже, как показалось, пахло розами. Совершив омовение, я вернулся за стол.

Ели мы неспешно. Когда с кушаньями наконец-то было покончено, генерал первым нарушил молчание. Он больше не улыбался, говорил на арабском, и полковник Бассам Абдель Дардари тут же переводил:

– Вы, русские, бросили нас на растерзанье американским собакам. Игиловцы^[2] и прочие «повстанцы», – генерал фыркнул, – шавки, кидающиеся на всех ради бросаемой им кости.

Я не собирался идти против подобного утверждения и даже вежливо кивнул в знак почтительного согласия, спорить в нашей ситуации как минимум не имело смысла.

– Как я уже говорил, мне нет дела до того, зачем вы здесь находились, если, конечно, не злоумышляли против нас.

– Не злоумышляли, – машинально заверил я, подтвердив сказанное мной прежде.

– Я верю, но… – генерал вроде как задумался. Не воспользоваться внезапно возникшей паузой было бы грешно.

– Мы вам не враги, – со всей искренностью заверил я. – Отпустите нас! И еще просьба: в знак былой дружбы заправьте наш вертолет. И я обещаю, нет, я клянусь: мы больше никогда-никогда не потревожим покой таких уважаемых людей, как вы!

Полковник перевел или сделал вид что переводит, генерал выслушал, усмехнулся и продолжил беседу, опять же через переводчика.

– Заправить вертолет? Отпустить? – задался он вопросами. – Почему мы должны вам помогать?

– Русские всегда вас поддерживали, – не слишком уверенно заявил я.

– Всегда? А не русские ли сдали нас? – он повторялся. – Вы, русские, пообещали предать нашего президента международному суду. Даже еще подлее, вы его едва не отдали прямо в руки так называемой «умеренной оппозиции», которая тут же пустила бы его под нож. Скажи, разве не русские сообщили врагам место и время проезда президентского кортежа, выехавшего на встречу с уполномоченным вашего государства? Но мы не дремали! Президента там не было. Он заранее пересел в другой лимузин, поехал другим маршрутом и уцелел, но погибла почти вся его охрана. Ваши официальные лица не смогли скрыть факт предательства, поспешив с «позитивными» высказываниями вроде этого: «Без президента Асада мирное урегулирование в Сирии пойдет быстрее». Но вы поторопились, президент Асад остался жив. И тут же всплыли ваши тайные договоренности с американцами по свержению законного правительства. Предательство и новое предательство.

– Не все русские плохие…

– Не все, но как отделить зерна от плевел? – генерал продолжал «жечь», на этот раз украсив свою речь новозаветным вопросом. – Ты просишь отпустить вас, заправить вертолет. Но зачем нам это делать? Какая нам выгода? Раз вы попались… – он увидел, что я поморщился, и поправился: – …оказались в наших руках, было бы глупо не извлечь из этого выгоду, мы не можем не воспользоваться этим фактом. Кстати, пока мы ехали, наше руководство сделало официальный запрос вашему правительству – мы хотели выторговать себе кое-какие преференции в обмен на вас. Но знаешь, что нам ответили? Заметь, ответили удивительно быстро. Невероятно быстро. Сообщили, что подобного не может быть, потому что не может быть никогда. Ваша страна от вас отказалась, – сообщил мой собеседник. – Они заявили, что никаких специальных подразделений на нашей территории нет.

– Как это? – я удивился совершенно искренне, мы же должны были где-то существовать? Мое удивление генерал истолковал по-своему:

– От вас от-ка-за-лись! Не верите? Но это так! Мы передали вашему правительству и номер борта, и численность личного состава, включая пилотов. И знаете, что они заявили?

– ??? – я вопросительно вскинул подбородок.

– Что вертолет с таким бортовым номером и с группой спецназа на борту разбился пять месяцев назад, за месяц до позорного бегства вашей армии, – генерал не щадил моего самолюбия, не прибегал к более мягкому именованию типа «вывода войск». Но меня озаботило не это – получается, мы разбились? Мы похоронены? Нас в этом мире нет вообще? Как такое возможно? Холод разлился по моей спине быстрыми змейками.

А генерал продолжал:

– Мы проверили по своим каналам, все верно: борт с таким номером и группой спецназа пропал ровно пять месяцев назад. Но это официально, а неофициально, как я полагаю, вы выполняли какую-то сверхсекретную задачу. Да и шайтан с ней. Где вы были все это время и что делали, меня не касается. Меня волнует только моя страна и мои люди. И раз вы теперь в моей власти, то я должен извлечь из этого выгоду, – генерал упорно гнул свою линию. – Что не получилось с вашим правительством, может, удастся с американцами. С ними можно и сторговаться. Может, вас захотят выкупить они?

Он меня пытался напугать. Но не на того нарвался! Тем более американцы для нас вовсе не худший вариант, как мне кажется. Но внимательно вглядевшись в генерала, в его скрытую усмешку, я понял: он не пойдет на сделку с американцами, ему что-то было нужно именно от нас.

– Что вы хотите? – спросил я напрямую, не желая больше тянуть эту волынку. А генерал прищурился и начал издалека:

– Мои люди – хорошие воины. Мы воюем давно, мы многому научились… – пауза, вздох и продолжение с глубокой задумчивостью в голосе: – У нас отважные воины, но чаще мы воюем сердцем, а на войне следует поступать согласно разуму.

«Кто бы спорил», – подумал я.

– Вы спецы, я вижу, да ты и не станешь этого отрицать. Ты просишь заправить ваш вертолет и отпустить твоих людей. – Казалось бы, генерал задумался. – Хорошо, да будет так. Но только в том случае, если вы поможете нам, мы поможем вам. Мы второй месяц не можем взять два населенных пункта, расположенных ниже горного укрепрайона… Буксуем на одном месте.

– Думаете, мы сможем вам в этом помочь? Мы не всесильны. Что может сделать небольшая группа людей? – я поражался его наивности.

– Вы много знаете, и будете обучать наших людей. И помогать мне советом. Как только укрепрайон будет взят, я отпущу вас. И да будет на то воля Аллаха! – заверил он, но, как мне показалось, в его обращении к Всевышнему не хватало искренности.

Я задумался: обучать его людей и только? Все ли так просто? Укрепрайон, укрепрайон… Укрепрайон, тем более горный, не так легко захватить, это точно. Опять-таки, прежде чем до него добраться, следует (как я понял) взять два селения. Большие, маленькие? Неизвестно. Буду считать, это небольшие городки. Их придется штурмовать. Сколько своих людей положит в них генерал? Достанет ли у него сил на штурм укрепрайона? А что, если он никогда не будет взят? Соглашаться на генеральское предложение или нет? И есть ли у меня выбор? Мое молчание затягивалось, но хозяин «дома» не торопил, и я продолжал рассуждать. Мы можем, конечно, попытаться смыться, но куда идти? Без вертолета нам домой не попасть. А вертолет без керосина не долетит. Соглашаться?! А что, если генерал обманет? Всему верить – дураком быть. Так как же поступить? Согласиться или отказаться? А ведь если подумать, Мухаммед Мунзур прав, с какого перепугу, то есть с какой стати, им нам помогать? А плевать. Я протянул руку:

– Договорились.

– Вы согласны? – прежде чем пожать протянутую руку, на всякий случай переспросил генерал.

– Да, – кратко сказал я, хотя на языке вертелось «само собой».

– Что ж, – генерал заговорил без переводчика, – я с сам начал существовал уверенасть: мы сумеем пришел к единому знаменатель.

Я невольно улыбнулся тому, с каким старанием Мухаммед Мунзур скрывал от меня свое хорошее знание русского языка и соответствующее произношение. Он истолковал мою улыбку по-другому.

– Вы хотить обговорит что-то ешо?

– Нет, нет, – заверил я.

– От и харашо, – обрадовался генерал. – Полковник Дардари проводит вам. – Сказав это, Мухаммед Мунзур одарил меня отеческой улыбкой, а полковник пригласил на выход. Я встал, подхватил автомат и, вежливо склонив голову, направился вслед за полковником.