Все то время, пока мы шли, мое сознание раздирали противоречивые мысли. С одной стороны, следовало сразу объяснить парням сложившуюся ситуацию, показать, так сказать, расклады для наших дальнейших действий. С другой, говорить этого не стоило ни в коем случае, ибо приходилось опасаться: не приведет ли это к преждевременному унынию моего личного состава? К тому же не давала покоя история с гибелью наших двойников, то есть почти нашей собственной гибелью. Раз в этом мире мы официально мертвы, не получится ли так, что любая пуля, прилетевшая в любого из нас, окажется роковой? А парни уже немного привыкли к нашей везучей неуязвимости. Стоит ли им рассказать правду? Расскажешь, начнут строить из себя супергероев, не расскажешь… Да к черту, пожалуй, в любом случае лучше ребятам пока ничего про иномирье не сообщать. Станут догадываться, тогда и расскажу. Но что же им сейчас-то соврать? Нужна простая, но убедительная версия нашего невозвращения на базу. Да где наша не пропадала, наплету что-нибудь о переподчинении. Куда уж проще? Точно, так и сделаю.

К моменту, когда мы с полковником Бассам Абдель Дардари подошли к нашим парням, моя версия была проработана от начала до конца.

– Командир, – навстречу нам направился Болотников, – о чем добазарились?

– Сейчас разместимся, и все расскажу, – ответил я, не желая, чтобы наш разговор слышал мой сопровождающий. И, повернувшись к нему, спросил: – Нам куда?

– Следуйте за мной, – Дардари махнул рукой и, не сбавляя шага, направился к двум расположенным отдельно палаткам, судя по их новенькому виду и отстоявшему чуть в стороне туалету, поставили их именно для нас. Значит, этот пройдоха генерал был уверен, что я соглашусь? Или у него были еще более веские аргументы, которые он до поры до времени припрятал в рукаве? Возможно. Все возможно. Гадать не стану. Ой, черт, совсем склерозный стал!

– А летчики? – вдруг спохватился я. Надо же было так опростоволоситься! Про топливо договорился, а про самих летунов забыл. Вот балда!

– С ними все в порядке, их уже разместили, – заверил меня полковник. В ответ я не слишком вежливо хмыкнул:

– Принято.

Полковник довел нас до входа к палаткам и, сделав приглашающий жест – мол, располагайтесь, негромко произнес:

– Думаю, будет правильно, если собственную безопасность вы обеспечите сами?

Я благодарно кивнул. Ведь в заданном вопросе звучал намек на выказанное нам доверие. Я как никто другой понимал: выставь охранение они, это бы в большей степени означало наше нахождение под приглядом, чем обеспечение нашей защиты.

– Питание будут доставлять сюда же.

– Что-то еще будет?

– Нет. Как только от вас потребуется помощь, мы за вами пришлем или я приду сам, – сообщил полковник и, не прощаясь, направился к генеральской палатке. Сразу же после его ухода нам принесли покушать. Я, уже успевший поесть, от еды отказался, и пока все перекусывали, тихо посапывая в обе ноздри, сидел себе на кровати и рассуждал о превратностях жизни. Кроме имевшихся неясностей в наших «российско-сирийских» договоренностях моя голова гудела и от других насущных вопросов. Мы оказались в другом мире. Как выбраться из него, я на основе прошлого опыта, в принципе, знал. Вопрос только в том, в любой ли день можно осуществить «полет на родину» или же следует ждать дня особенного. Ответа у меня не находилось, оставалось надеяться на «вещий» сон и являвшегося в нем «дядечку».

Когда мои парни пообедали, я с тоской в душе собрался поведать им грустную и трогательную историю о нашем прикомандировании, но не успел – пришел посыльный от Мухаммеда Мунзура, и нас всех пригласили «помыться с дороги».

В «лучших» традициях армейских бань, эта баня оказалась сооружена в палатке: бочка на крыше, шесть шлангов, вода, нагретая солнечными лучами. Впрочем, ничто не помешало нам как следует отмыться и постирать одежду. Сменного белья, разумеется, не обнаружилось, и пришлось надевать на себя еще влажную форму, что только добавило дополнительного кайфа. И вот когда мы вернулись в палатки и расселись в одной из них на кровати, наступило время ответов на вопросы. Бойцы, конечно, пытались выпытать сведения у меня и раньше – во время помывки, но я стоически хранил молчание.

– Так, парни, – я начал выкладывать тщательно проработанную легенду. Хотя, что тут прорабатывать – три слова. – Нас временно переподчинили.

– Это как? – первым среагировал Козлов.

– Молча, – парировал я. – Передали в распоряжение генерала Мухаммеда Мунзура.

– И чем мы будем теперь заниматься? – Болотников всегда умел выделить из общего главное.

– О, это правильный вопрос. – Я глубокомысленно покивал. – И ответ на него прост: мы в ближайшие дни начнем обучать солдат его дивизии, или чего там у него имеется в подчинении, нашей тактике.

– Всех?

– Надеюсь, нет, – ответил я, не став изображать из себя более осведомленного, чем это было на самом деле.

– И как долго? – вновь уточнил Болотников.

– Это напрямую зависит от итоговых результатов нашей инструкторской деятельности.

– В смысле?

– В общем, парни, нам необходимо… то есть, – поправился я, – нам поставлена задача помочь правительственным войскам овладеть укрепрайоном террористов.

– Это что же, пока они его не захватят, мы так и будем тут куковать? – возмутился Болотников.

– Ага, – не стал я его обнадеживать ложными уверениями в обратном.

– Тьфу ты, черт! – мой заместитель яростно поскреб макушку и, видимо смирившись, продолжать рассусоливание не стал.

– Нам бы оружие почистить, – вмешался в разговор рядовой Литовцев Олег Елисеевич, наш снайпер, и, не дожидаясь ответа, потянулся к стоявшей у кровати винтовке. Болотников, посмотрев на свой закопченный и запыленный автомат, вздохнул:

– Нам потребуется ветошь и ружейное масло.

– Хорошо. Обязательно почистим, – заверил я и тут же добавил: – Но не сегодня, завтра. С утра закажу и ветошь, и масло. Потом, ближе к обеду, почистим. И кроме того, нам бы еще неплохо привести оружие к нормальному бою. По крайней мере, провести проверку боя, а то, когда вертушка шмякнулась, что угодно произойти могло.

– А зачем нам оружие пристреливать? – задал вопрос Козлов. – Мы же вроде бы только обучать? Или я что-то упустил?

– Мало ли, – я неопределенно пожал плечами. – Как нам предки завещали: держи порох сухим?! Вот и будем держать… На всякий случай.

– А случаи бывают разные, – продолжил Болотников.

– Угу, – поддакнул я. Можно было аргументировать свое решение некими недобрыми предчувствиями, терзавшими мой разум, а смысл? Только бойцов тревожить.

– И долго нам тут? – опять подал голос Козлов.

– Я же сказал, пока войска Мунзура не овладеют горным районом, – я начал раздражаться, такое впечатление, что они совершенно не слышали начало разговора.

– А если они его вообще не возьмут? – поинтересовался младший сержант Синюшников Даниил Константинович – наш старший радист.

– Не возьмут, да и хрен с ними, у нас скоро замена, – заявил Болотников, а я едва сдержался, чтобы не возразить. Действительно, все на своей волне. А может, оно и к лучшему? Что и как случится потом, это будет видно, а сейчас надо перейти к более насущному.

– Назначишь охранение, – в моем обращенном к Болотникову голосе сквозила усталость, – по два человека в смену. Остальным отдыхать. Меня будить только в крайнем случае. – После этих слов мне стало понятно, сколь сильно меня вымотал сегодняшний день. Даже стоявшая в помещении жара нисколько не мешала желанию упасть на постель и отрубиться бесчувственным сном. Ощущая себя разбитым старикашкой, я разделся и, откинув одеяло, рухнул на белоснежную простыню. Мир закружился, суживаясь в удаляющуюся точку, крайней мыслью перед погружением в бессознательное нечто было желание увидеть сон, точнее, не просто сон, а сон с загадочным, являвшимся ко мне в прошлом, незнакомцем. Но сон захлестнул меня полностью, до последней клеточки, мне ничего не снилось и не грезилось.

Проснулся я с первыми лучами солнца. Оказалось, что я прекрасно выспался. Из приоткрытых окон и входного полога тянуло ночной прохладой, за стеной палатки слышались размеренные шаги часового. Где-то надрывно вопил ишак.

Глава 3

День прошел как по писаному: с утра завтрак, затем чистка оружия (и ветошь, и оружейное масло предоставили без вопросов). Затем я сходил к генералу Мухаммеду Мунзуру и запросил разрешение произвести пристрелку оружия. Тот почти по-стариковски поворчал, но разрешение дал. Я уже собирался уходить, когда вдруг вспомнил о едва ли не самом важном.

– Еще нам нужны боеприпасы, – заявил я, и Мухаммед Мунзур прищурился.

– Мне докладывал, что у вас полный боекомплект. Разве то не так?

– Так, – я не стал ни отрицать очевидного, ни докапываться, кто предоставил ему такие сведения. Возможно, проболтались летчики, с них станется. – Но мы не можем использовать наши боеприпасы.

– Почему? – не слишком удивился генерал.

– Мы не участвовали в бою, и нам следует сдать все в точности по описи, согласно накладной, поштучно и согласно номерам партий, – без запинки соврал я.

– Даже так? – генерал как-то уж слишком пристально поглядел мне в глаза.

– Так точно, – я продолжал врать, не моргнув ни глазом.

– Хорошо, я распоряжусь, – пообещал Мунзур, а мне в голову пришла еще одна мысль.

«Следует повидать вертолетчиков, – подумал я. – И как можно быстрее, а то как бы они тут в непонятках дел не натворили».

– Господин генерал, – как можно смиреннее обратился я к Мухаммеду Мунзуру, – я надеюсь, мне будет разрешено увидеть моих друзей летчиков? Это ведь не запрещено?

– Нет, да, конечнишно, – генерал улыбнулся. – Полковник проводит вас к ним, но вы сами понимает: в отличие от вас, на них мы вел некоторые ограничения.

– Они под арестом?

– Нет, скорей под охрана. В ихих же интеснах, интересах.

– Можно мне повидаться с ними прямо сейчас?

– Полковник, вы иметь время, чтобы пройти с господин… – генерал сделал паузу, видимо рассчитывая, что я как лох вляпаюсь в простейшую ловушку и назову либо свою фамилию, либо звание, но не на того напал. Видя мое молчание, он с усмешкой закончил начатую фразу: – …молодый челвек.

– Да, господин генерал, – полковник ответил ему по-русски, из чего я уяснил – особо скрывать им от меня нечего.

Я поблагодарил генерала, и мы с полковником выдвинулись к нашим летунам.

Палатка, где со вчерашнего дня разместились летчики, оказалась просторной, явно рассчитанной на не менее чем четырех человек. Все три летуна валялись на кроватях.

– Гляньте, кто к нам пришел, – при виде вошедших борттехник подскочил с кровати и с распростертыми объятиями двинулся мне навстречу. – Виктор Петрович, дорогой!

– Всем привет! – я сделал в воздухе ручкой.

– Салам, – с кровати лениво приподнялся командир экипажа.

– Привет, Петрович! – вторым, вслед за техником, ко мне подошел штурман, неприязненно поглядел на моего провожатого. Здороваясь, он, нисколько не стесняясь постороннего присутствия, спросил: – Это кто? Друг?

Я изобразил на лице кислую гримасу и ничего не ответил.

– Понятно, – буркнул штурман.

– Какими судьбами? – к нам подошел командир экипажа.

– Да вот прогуляться решил, – я усмехнулся.

– Вас тоже под арестом держат? – поинтересовался Дружинин.

– Нет, – я отрицательно покачал головой, – мы сами по себе. Это вы у нас птицы высокого полета, – я поднял глаза к потолку, намекая тем самым на их летные, точнее, «улетные» возможности.

– Понятненько, – сквозь зубы протянул штурман.

– Ладно, Петрович, не тяни кота за хвост, сообщай, – командир решительно перешел к делу. – Зачем пришел, ведь не просто так?

– Да тут и сообщать нечего, пара слов, – я скосил глаза за спину, давая понять собеседникам, что не все то, что я хочу сказать, можно доверить ушам моего сопровождающего.

– Ну колись, колись, – поняв намек, приказным тоном потребовал Дружинин.

– С главного или второстепенного?

– С второстепенного, – попросил майор.

– Мы временно прикомандированы к действующим подразделениям сирийской армии.

– И на сколь долго? – Дружинин нахмурился, видимо мучительно соображая, что если сказанное мной второстепенно, то что тогда главное? – И почему нас держат как под арестом?

– Пока армия не возьмет ближайший укрепрайон, – ответил я на первый вопрос, умышленно уклоняясь от ответа на второй.

– Совершенно не определенно, – майор оставался пребывать в задумчивости. – Ну, давай продолжай удивлять дальше.

Я опять скосил глаза, давая понять собеседникам, что теперь пришла очередь главного.

– Нам нужно повторить наш маршрут, – негромко сообщил я.