Борттехник разинул рот от удивления, командир еще сильнее насупился.

– Что за хрень? – переспросил Кирилл Алексеевич. Я мысленно выругался.

– Нам надо еще разок пролететь прежним маршрутом, – с нажимом произнес я, считая, что на этот раз мой намек не поймет разве что полный кретин. Штурман не понял.

– Петрович, ты мне скажи, за каким хеком нам по одному месту третий раз елозить? И почему до сих пор ты не связался и не вызвал наших?

– Алексеевич, помолчи, – вмешался командир экипажа, до которого с легким опозданием, но все же дошел смысл сказанного.

– Нет, командир, пусть он объяснит…

– Алексеич, – одернул штурмана Дружинин. – Я тебе потом все объясню. – И, обратившись ко мне: – Петрович, что случилось?

– Да боец мой, падла, фотку с собой местную прихватил.

– И сильно тут не так?

– Кардинально, – просто ответил я, решив особо не распространяться, но все же добавил: – Наши ушли. Совсем. Давно.

Я увидел, как отхлынула кровь от лица Дружинина, понял, как ему хочется задать еще несколько вопросов, но он сдерживается. Я тоже не собирался даже в аллегориях раскрывать все расклады перед посторонним, не будучи уверенным, что буду правильно понят своими, поэтому просто сказал:

– Генерал Мухаммед Мунзур, – я назвал полностью имя нашего нынешнего «благодетеля», хотя вряд ли оно что-то говорило нашим вертолетчикам, – обещал, как только мы сделаем свою работу, заправить вертолет керосином и отпустить на все четыре стороны. – И, желая предостеречь своих товарищей от необдуманных поступков, напомнил: – Вы уж тут боеприпасы понапрасну не жгите.

– Не будем, – угрюмо отозвался командир экипажа, и я, прощаясь, протянул ему свою ладонь. Пальцы майора, несмотря на царившую в палатке жару, показались мне холодными.

Оказавшись на улице, я повернулся к полковнику и, кивнув на бродившего подле палатки часового, мягко потребовал:

– Вы бы экипаж не терроризировали, лучше у вертолета дополнительную охрану выставьте.

– Они не арестованы. Это для их же пользы. Где видано, чтобы арестанты имели при себе оружие?

Я прикусил язык. И то верно, разоружать летчиков сирийцы не стали, а ведь могли. Может, и правда к лучшему, если товарищи вертолетчики немного под приглядом посидят? А то наш Алексеевич тот еще хмырь. Отчебучит что-либо, и выбирайся из сотворенного дерьма как хочешь. И я решил не развивать данную тему.

– Так, а что по приведению оружия к нормальному бою? Когда? Где?

– Да хоть сейчас, – откликнулся полковник. – Я пришлю за вами машину. Вы будете готовы?

Я согласно кивнул. Время мы не уточняли. «Сейчас» означало, что следует идти к своим и ждать. Полковник окликнул какого-то солдата, и тот сопроводил меня к нашему расположению. В принципе я уже мог обойтись и без сопровождающего – дорогу запомнил, но отказываться не стал. Солдат довел меня до палаток и, что-то пробормотав на прощание, умчался в обратном направлении.

– Общий подъем, – едва войдя в палатку, объявил я. – Оторвали задницы, продрали глазоньки. Сейчас на пристрелку поедем.

– А что со шмотками? – правильный вопрос задал столь сильно провинившийся Бубликов. Оставлять имущество без присмотра не хотелось. Я покосился на одного из радистов.

– Вадим, – окликнул я старшего сержанта Виденина. – Остаешься на охране.

– Так точно, – звонко отозвался тот, похоже, он даже обрадовался – видимо, у него не было никакого желания в очередной раз чистить оружие.

Мы начали сборы. Вскоре с дальнего конца лагеря вылез потрепанный грузовичок и попылил в нашу сторону.

– Наше такси, что ли? – пророчески изрек вглядывающийся вдаль Илья.

– Похоже, – видя, как грузовик все сильнее и сильнее забирает в нашу сторону, я был вынужден согласиться. И правильно сделал. Запылив пол-лагеря, грузовичок, при более тщательном рассмотрении оказавшийся обычным сто тридцатым ЗИЛком, подкатил к нашим палаткам и, противно заскрипев тормозами, остановился в неподвижности. Хорошо хоть поднятое им облако пыли снеслось ветерком и проползло мимо. Дверь с противоположной от водителя стороны распахнулась, и нашему взору предстал толстый, коротконогий сириец. По его широкому раскрасневшемуся лицу обильно тек пот.

– Русский, давай, давай, пум-пум едем, – объявил он, и только тут я заметил, что стекла кабины были подняты полностью.

«Заклинили и не опускаются или закрылись, чтобы не пылиться?» – задавшись вопросом, я несколько промедлил, и команду на погрузку отдал мой заместитель.

– Полезай в кузов, обезьяны! – весело скомандовал он. – Что телимся? Шайтан вас побери! – И, обратившись ко мне: – Командир, боеприпасы брать?

– Нет, ни в коем разе! – громко запротестовал я. – Мне еще за каждый патрон отчитываться придется. – И чтобы всем стало понятно мое столь ревностное отношение к сбережению боеприпасов, громко напомнил: – ЗДЕСЬ боя не было! И сдавать придется все! Поэтому сегодня же после обеда во время чистки все имущество складируем в углу первой палатки и до возвращения в ПВД не трогаем. Всем понятно?

– Понятно, чего там, – за всех отозвался Болотников. – Раз войны не было, ротный за один утерянный патрон всем бошки оторвет. Все поняли? Грузись, братва!

До стрельбища ехали минут двадцать. Тоже сказал: «стрельбище». Обычный заброшенный песчаный карьер. И никого-ничего рядом – степь кругом. И хорошо.

Машина остановилась, мы выбрались из пропыленного кузова и принялись за дело. Никто у нас над душой не стоял, не подгонял, не торопил. Неспешно – с чувством, с толком, с расстановкой пристреляв оружие, мы загрузились в кузов ЗИЛа и покатили обратно. В итоге вернулись в сирийский лагерь как раз к обеду.

Я взялся за поглощение пищи одним из первых, к тому же имею дурную привычку есть быстро. Как следствие, трапеза моя закончилась в считаные минуты. Тем более что появился повод поспешить – в виде «нарисовавшегося» полковника Дардари. У него до меня было дело. И пока мои парни вкушали местные яства, я немного с ним перетер, то есть побеседовал. Он-то мне и сообщил: на завтра намечается первый этап наступления на укрепрайон, а именно подготовка к штурму одного из примыкавших к нему селений. Задача до неприличия проста: быстро окружить населенный пункт, тем самым отрезав противника от возможных путей подвоза подкрепления и боеприпасов, затем в течение нескольких суток деморализовать обороняющихся артиллерийским огнем и в конце недели довершить начатое решительным штурмовым натиском.

В целом, как мне показалось, стратегия правильная. Быстрый маневр, кольцо, не спеша выявить все огневые точки врага и подавить артиллерией. Ничего более умного я, не знающий особенностей местности, придумать не смог бы. О чем я и заявил просветившему меня относительно ближайших тактических планов полковнику. Тот только усмехнулся и обрисовал предстоявшие на завтрашний день действия группы. Я удовлетворенно кивнул, и беседа продолжилась. Теперь полковник говорил без всякой конкретики, больше философствовал. При этом Дардари заверил меня, что ему надо совершенствовать свой русский. Хотя ему-то что совершенствовать, если, с моей точки зрения, он знал наш язык едва ли не лучше меня? Одним словом, мы продолжали трепаться, а мои охламоны все еще махали ложками – кушали они сегодня особенно долго. Но разве что-то может длиться вечно?! Наконец их легкий перекус закончился. К этому моменту мы с полковником завершили наш разговор, и он, излишне тепло попрощавшись, убыл восвояси.

Дардари ушел, а я, дождавшись, когда будет облизнута последняя ложка, принялся вводить своих бойцов в курс дела.

– Так, парни, сейчас чистим оружие. А завтра с утра выезжаем в район боевых действий.

– И что мы там будем делать? – осведомился Козлов.

– Учить, – честно ответил я, – преподавать тактику. Каждая тройка возьмет на себя группу пятнадцать-двадцать человек. И станете разжевывать им тактику боя в городе, в горах и прочее.

– Они что, еще и в горы пойдут?

– Да, пойдут. Большая часть укрепрайона находится на приличных высотах. Может, настоящими горами это назвать нельзя, но холмиками тоже не назовешь. Так что учить придется всему. Парни, только просьба: не волынить, занимайтесь с ними на совесть. Завтра обзорное занятие, за световой день вы должны показать обучаемым все, что знаете сами. На следующий день займетесь отработкой, что называется, по пунктам.

– А на каком языке мы с ними будем балаболить? – осведомился Козлов.

– На англицком, – с издевкой произнес я, – или ты, может, еще какой иностранный язык знаешь? – И сразу же: – Конечно, на русском. Нам обещали придать четырех переводчиков.

– Блин, вот только инструктором я и не работал! – В словах Козлова мне послышался отзвук тщательно скрываемой гордости. Мысленно улыбнувшись, я обратился к Болотникову:

– Илья, мы с тобой будем задействованы по отдельной программе.

– Командир, а поконкретнее? – поинтересовался Болотников.

– На нас возлагается подготовка командиров подразделений. И переводчика нам персонального предоставят. Не уверен, но, возможно, им станет сам господин полковник Бассам Абдель Дардари.

– Это тот, который приходил?

– Да, – я кивнул.

– Ну и как дядька?

– Черт его знает, – легкое пожатие плечами, – дядька как дядька. Себе на уме, наверное. Да нам какая разница?! Лишнего только при нем не говорить, и все будет путем.

– Это само собой разумеется. – Болотников поскреб себя по подбородку и неожиданно спросил: – А мыльно-рыльные нам выдадут?

– Не знаю, – признался я. – Не до того было, даже не вспомнил ни разу. Попрошу при удобном случае.

– Хорошо хоть туалетную бумагу приготовили, – усмехнулся Литовцев.

– И мыло с полотенцами тоже, – добавил наш внештатный гранатометчик рядовой Опанасенко.

– Так, понятно. Тогда что нам нужно: зубные пасты, щетки, бритвенные станки, кремы до и после бритья?!

– Для бритья не обязательно, – Бубликов провел ладонью по собственной щетине, – я с мылом бреюсь.

– Да ты хоть вешайся со своим мылом, – огрызнулся в его сторону Болотников, – а у меня после такого бритья раздражение по всей морде.

– Ладно, парни, не нервничать, – остановил я начинающуюся перепалку. – Думаю, нам вообще можно пока не бриться, меньше выделяться будем. Главное, я так понимаю, зубные щетки и пасты? Спрошу, обязательно спрошу. Но честно, сомневаюсь, что эту просьбу выполнят.

– Песочком потрем, – Илья ткнул носком ботинка в песчаную кучу, и песчинки полетели во все стороны. А мне подумалось о том, что мыльно-рыльные принадлежности сейчас действительно далеко не самое главное. Или, правильнее сказать, совсем не главное.

Продуктами и водой нас обеспечивали исправно. Вертевшуюся в голове мысль «кормят как на убой» я все пытался отогнать, но никак не получалось – она настойчиво клевала меня в темечко. Даже поздно вечером она билась у меня в мозгу. Непонятно с чего, но я действительно чувствовал себя телушкой, идущей на скотобойню. Никаких снов-подсказок мне, вопреки чаяниям, и в эту ночь не привиделось.

Глава 4

На войсковую операцию в добрых советских традициях сирийские военные поднялись ни свет ни заря, но собирались при этом как-то лениво, не спеша. Ползали, будто сонные мухи, – завтракали, выискивали дезертиров или просто заблудившихся… Ах да, с самого со сра… с утра то бишь помолились, все честь по чести.