Джентльмен и вор: идеальные кражи драгоценностей в век джаза (страница 9)

Страница 9

Однажды, вскоре после тех событий, Грэйвз вместе с братом Дунканом и юным банкиром по имени Генри Уилсон совершали патрульный объезд, как вдруг фары встречной машины ослепили сидевшего за рулем Дункана. Он резко повернул руль, машину занесло, она выкатилась с бетонной дороги, ударилась боком о каменную стену и врезалась в дерево. Грэйвз и Уилсон погибли. И завершившаяся автокатастрофой инициатива по защите города перестала мелькать в заголовках.

В итоге окружная полиция Уэстчестера установила, что человек, виновный в прокатившейся волне преступлений, – не кто иной, как Артур Бэрри. Здешние пригородные поместья были его любимыми охотничьими угодьями. Он подходил под описание, данное служанкой Грэйвзов. А ходить на дело в богатые дома, одеваясь как джентльмен, стало частью его фирменного стиля.

Однако и месяца не прошло после кражи у Грэйвзов, как стало создаваться впечатление, будто Бэрри решил завязать с карьерой «работника второго этажа». Но дело было в том, что его посадили за решетку в другом штате по обвинению в преступлении куда более серьезном.

Глава 6. Нападение без отягчающих

Бриджпорт, Коннектикут. 1922

Один из двоих выбежавших мягким, безмятежным апрельским вечером из бриджпортского клуба «Швабен холл» громким рыком окликнул другую пару мужчин, которые покинули дансинг несколькими секундами ранее и уже успели дойти до проезжей части. Лерой Грегори – тот, что кричал, – был вне себя от ярости, второй – Питер Вагнер – изо всех сил пытался его удержать. Грегори снова рявкнул, приказывая тем двоим остановиться. Проигнорировав его приказ, они разделились и бросились в разные стороны.

Вдруг один развернулся. Вынул автоматический револьвер 25-го калибра и принялся палить из него с бедра. В тусклых сумерках были видны вспышки. Прозвучало пять, а то и шесть выстрелов. Две пули попали в Вагнера, тот пошатнулся и упал.

– Давай за ними! – крикнул он Грегори. – Я в порядке.

Из клуба хлынули люди, и на Френч-стрит собралось уже больше сотни человек. Вагнера погрузили в машину и повезли в больницу. Некоторые из его друзей отделились от толпы и тоже ринулись вслед за обидчиками – одного было настигли у вокзала, но он перепрыгнул через забор и растворился в темноте. Полиция расставила посты на всех крупных перекрестках и главных выездах из города. Но наутро стало ясно, что их уже не поймать.

Бриджпортским детективам вскоре удалось раздобыть их имена и описания внешности. К полиции в соседних юрисдикциях обратились с просьбой объявить в розыск Джозефа Портера и Артура Каммингса, хотя имена, скорее всего, были вымышленными. По сообщениям «Бриджпорт Таймс», полиция полагала, что разыскиваемые – «члены бутлегерской шайки» из Нью-Йорка.

Вагнера, двадцативосьмилетнего водителя грузовика, экстренно прооперировали в больнице святого Винсента. Одна пуля прошла навылет через брюшную полость, а другая, повредив печень, желудок и левую почку, раздробила ребро и застряла возле позвоночника. Ее удалили, но Вагнер «быстро терял силы», говорилось в газетном репортаже, и «надежд на его спасение почти не осталось». 28 апреля 1922 года – через пять дней после ранения – он умер от сепсиса и других осложнений. Теперь полиция расследовала убийство.

Коронер – как и газетчики – выяснил, что именно произошло в клубе. Человек, известный как Портер, пригласил жену Грегори Нину на танец, не зная, что она замужем. Нина отклонила приглашение. Задетый отказом Портер обозвал ее шлюшкой. Стоявшие вокруг потребовали извинений. Начали стекаться люди, назревала потасовка. Портер с Каммингсом отступили в гардероб, забрали свои шляпы и пальто и направились к двери. Они хотели «избежать неприятностей», – как писала бриджпортская «Телеграм», – понимая, что, если начнется всеобщая драка, у них, чужаков, не будет никаких шансов. Узнав о нанесенном жене оскорблении, разъяренный Грегори бросился за ними. Его кулаки – отметил один из свидетелей – были крепко сжаты. Опасаясь, что, если другу придется драться, силы окажутся неравны, Вагнер отправился следом. «Своим упрямством, – заключила газета, – Грегори спровоцировал роковую стрельбу».

Бриджпортские детективы вскоре установили местонахождение одного из сбежавших. Артура Каммингса через неделю после смерти Вагнера арестовали в Вустере, Массачусетс, в доме его сестры. Ему предъявили обвинение в убийстве первой степени.

На самом деле его звали Артур Бэрри.

* * *

Как полиция вышла на Бэрри – так до сих пор и неведомо. Во время войны он успел немного поработать в Бриджпорте на военном производстве, и не исключено, что в «Швабен холле» его кто-то узнал. Бэрри не отрицал, что был в тот вечер в дансинге, но категорически отвергал обвинения в ношении оружия и настаивал, что в Вагнера стрелял Портер, чье подлинное имя ему неизвестно, и где сейчас находится Портер, он тоже понятия не имеет. Полицейские не поверили ни единому его слову. Шеф вустерской сыскной полиции Джеймс Кейси заявил репортерам, что Бэрри присутствовал на танцах и «имел все возможности произвести роковой выстрел».

Однако экстрадиция Бэрри откладывалась. Он занемог – причем столь серьезно, что ответственные за аресты чины решили доставить его в больницу. Чем именно он заболел, пресса не сообщила, известно лишь, что его состояние ухудшалось и врачи в какой-то момент стали подумывать об операции. В больнице Бэрри пролежал неделю под надзором полиции, и, когда ему стало лучше, его переправили в Коннектикут, где он обвинялся в убийстве – преступлении, караемом смертной казнью. «Петля виселицы, – мрачно сообщала “Бриджпорт Таймс”, – смотрела прямо ему в лицо».

Представ 8 мая перед бриджпортским судом, Бэрри ни видом, ни поведением не напоминал человека в шаге от смерти. В зале было полно друзей Вагнера, которые с самого утра отстояли очередь, чтобы им хватило мест. Бэрри не обращал никакого внимания на враждебно настроенную аудиторию и «сидел с невозмутимым выражением лица», как выразился один репортер. Выглядел он, как всегда, безупречно. Вел себя «учтиво, галантно», одет был с изяществом, «но не броско, не кричаще». Источником его самоуверенности служил сидящий рядом человек по имени Джордж Мара. Родители Бэрри – хоть они в свое время и поставили на непослушном сыне крест – наняли лучшего в Бриджпорте адвоката. Выпускник Йельской юридической школы, Мара обладал богатым опытом ведения уголовных дел и нужными связями – был близким другом и политическим союзником местного прокурора штата Гомера Каммингса, с которым они бок о бок работали во время организации общенационального съезда Демократической партии 1920 года.

Коронер Джон Фелан зачитал обвиняющий доклад, утверждая, что Бэрри с Портером одинаково виновны в смерти Вагнера. Выходя из клуба, Вагнер с Грегори имели все причины опасаться за себя, но оба были безоружны. Поскольку те, кого они преследовали, не находились в «непосредственной опасности для жизни» и им не угрожали ни серьезные увечья, ни смерть, применение ими оружия ничем не обосновано.

Однако стороне обвинения не хватало сильных улик, делающих Бэрри соучастником убийства. Мара пошел в атаку. Он потребовал провести предварительные слушания, где обвинению еще предстоит доказать, что улик достаточно для суда над его клиентом, – весьма редкое, как отметили специалисты, ходатайство защиты в деле об убийстве. Этот маневр поставил прокурора Винсента Китинга перед необходимостью латать все дыры в обвинении, имея в запасе всего пару дней.

Свидетели, дававшие показания на досудебном заседании, подтвердили, что видели Бэрри в дансинге до стрельбы, но никто не мог с точностью сказать, что он был на улице, или идентифицировать его как убийцу Вагнера. Лерой Грегори во время конфликта находился всего в паре футов от тех двоих, но свет уличных фонарей делал лица размытыми. «Не могу поклясться, – сказал он, – что Бэрри – именно тот, кто стрелял». Двое других свидетелей, которые стояли на улице у «Швабен холла», наблюдали сцену со стрельбой, но ни один из них не опознал в Бэрри стрелявшего. Перекрестный допрос нанес решающий удар по надежности показаний главного свидетеля обвинения. После множества вопросов Грегори признался адвокату, что «в половине случаев сам не знал, что говорит».

Бэрри ликовал. «Все свидетели доказали мою невиновность», – позже вспоминал он.

Китинг не оставлял попыток укрепить разваливающееся дело. «Бэрри, – утверждал он под конец слушаний – играл по меньшей мере роль сообщника и подстрекателя. Даже при самой мягкой трактовке закона он виновен». Мара указал на то, что обвинение так и не представило ни одного свидетеля, который видел бы Бэрри стоя́щим на улице у клуба или стреляющим из пистолета. Но судья Уильям Бордмен тем не менее постановил, что Бэрри должен предстать перед судом по обвинению в убийстве, – скорее всего, просто в силу отсутствия других подозреваемых. Бэрри и Портер вместе были в зале, а ушли всего за несколько секунд до выстрелов. «Допустить, что стреляли какие-то другие люди, – объяснил судья, – было бы серьезной натяжкой».

Через пару дней после слушаний Мара встретился с боссом Китинга и своим приятелем, прокурором штата Каммингсом. Они довольно долго обсуждали дело за закрытыми дверями, и в результате Каммингс объявил, что обвинение в убийстве заменяется обвинением в менее серьезном преступлении – причинении смерти по неосторожности. Бэрри свою вину отрицал, суд назначили на сентябрь. Поскольку необходимых для залога двух с половиной тысяч он найти не смог, ему пришлось остаться в окружной тюрьме Фэрфилда, дряхлом здании, возведенном в 1870-х во время президентства Улисса Гранта.

К началу суда Маре удалось добиться, чтобы причинение смерти по неосторожности заменили одним из самых легких в уголовном кодексе правонарушений. Когда 25 сентября Бэрри предстал перед судом первой инстанции, его признали виновным в нападении без отягчающих обстоятельств. Ему предстояло провести еще три месяца под стражей и выплатить судебные издержки в размере сорока трех долларов. Не в силах скрыть разочарования подобным исходом, «Бриджпорт Таймс» сообщила, что Бэрри «отделался мягким приговором».

* * *

Бэрри крался по темному коридору мимо тюремных камер. Шел ноябрь, пять утра, два часа до рассвета, его срок за решеткой уже вот-вот истечет. Раздался скрежет металла о металл – его ножовка распилила засов на двери, и он вошел в необитаемую часть тюрьмы. Хватаясь за решетки пустующих камер и подтягиваясь на руках, он перебрался с первого на верхний, третий ярус, где открыл окно люкарны и, ежась от холода – температура близилась к нулю, – шагнул на крышу. Потом спрыгнул на землю и был таков.

«БЭРРИ СБЕЖАЛ ИЗ ОКРУЖНОЙ ТЮРЬМЫ!» – вопил 22 ноября заголовок на первой полосе «Бриджпорт Таймс». Коннектикутские полицейские вместе с коллегами из штатов Нью-Йорк и Массачусетс были подняты на ноги, но шериф округа Фэрфилд, которого дерзкий побег застал врасплох, два дня не предавал новость огласке.

Побег – «моя маленькая шалость», как позднее называл его Бэрри, со смешком вспоминая тот день, – потребовал тщательнейшего планирования. Бэрри пришел к выводу, что слабые места тюрьмы – это пустые камеры и окна, ведущие на крышу. Он с кем-то договорился, чтобы ему тайком передали ножовку. «У меня на воле оставались друзья», – отмечал он. Бэрри приступил к своей операции как раз перед тем моментом, когда дневные охранники сменяют ночных.

«Я знал расписание обходов», – рассказывал он. Ему требовалось, чтобы надзиратель наверняка отметил его присутствие, и поэтому перед обходом уселся на койку и закурил. Чтобы выиграть время, он сделал голову из припасенной заранее буханки, приделал к ней волосы, которые подметали с пола тюремной цирюльни, и уложил ее на подушку. Для имитации туловища свернул одеяло и накрыл его простыней. По подсчетам Бэрри, путь на крышу займет около пяти минут. Единственная заминка вышла, когда он после прыжка приземлился не под тем углом. Пытаясь привести в порядок вывихнутое плечо, он запрыгнул в проходящий мимо трамвай, а потом сел в поезд до Манхэттена.

В газетах назвали побег Бэрри «одним из самых дерзко спланированных и осуществленных в истории тюрьмы». Через пару дней этот маршрут повторили еще двое беглецов, что повлекло за собой расследование по поиску «дыр» в системе тюремной безопасности.