В комнату вбежали Ульрика, хозяин гостиницы и портье. Беляна хлопала ресничками, изображая шок. Наш доктор-тауматург сразу занялась трупом, пока и его не изъяли. Драган разрывался между восторгом соучастия и горем от утраты ножа, проходившего по какому-то делу. Петер вел себя как профессионал. Усадил даму на стул и связал ей руки. А я смотрела на эту катавасию и думала, что в Драконий Лог попаду не скоро.

Глава 3

Беляну опознал портье. Оказалось, эта дама не первый раз приезжала в Вильямсштад, останавливалась в гостинице и, как утверждал портье, звалась Хеленой Греслау. Правда, убедить в этом саму Хелену нам не удалось.

– Меня зовут Беляна Зимодан, – твердила она монотонно.

Мы пробовали и так, и эдак. Задавали вопросы – Зимодан она по мужу или это девичья фамилия. Как тогда звали ее родителей?

– Я… не помню…

– У нее шок, – уверенно объявила Ульрика, оторвавшись на минутку от своего подопечного.

– Кто-нибудь, вызовите уже местных! – надрывался Драган.

Между прочим, мысль-то здравая. По крайней мере, невменяемую Хелену можно будет отправить в участок, чтобы глаза не мозолила. Обидно, конечно, что рядом нет целителя или хотя бы эмпата. С ними допрос внучки Бабадимри состоялся бы максимум спустя полчаса.

И почему дядя Рольф не прислал в составе группы нашего штатного эмпата Роя Бирсона? Говорят, в прежние времена эмпаты могли управлять толпой. Или государством, если попадали в фавор к королям. Но, как любит повторять Ульрика, с тех пор с гор сошло слишком много лавин. Магии в мире становится все меньше, а людей – все больше.

Портье между тем пел не хуже столичного тенора: Греслау – дама замужняя, приезжает из соседних Крушевиц развлечься, каждый раз с новым кавалером.

– В этот раз с кавалером ей не повезло, – высказался Петер. – Господа, мне самому спуститься и вызвать полицию?

Хозяин гостиницы лишь слегка свел брови, и разговорчивого портье смело, как Анхеля великанской метлой.

– А вы что можете сказать? – обратилась я к нему. – Может, видели когда-то этого… Бабадимри?

– Нет, никогда, – без размышлений ответил тот. – Вы простите, фроляйн Штальм, у нас в Предгорье всякое бывает, но чтоб так, в моем собственном доме два убийства подряд… Не нравится мне это, прямо говорю.

– Мне тоже, поверьте, – я подхватила его под локоть и настойчиво поволокла из комнаты. – Особенно то, что вы скрываете.

– Ваша милость! – возмутился он.

– Военные шастают у вас порталами, как у себя дома. Выкладывайте, любезный, или моя подруга узнает все о вашей жене. А жена – о ваших шашнях.

– Здоровьем детей клянусь, вчера все началось! Как вы заехали, так и началось!

– А может, как заехал полковник Танау?

– Полковник уж два дня как у нас жил, – стоял на своем хозяин. – Нет, фроляйн, всё с вас началось. Я бесконечно предан их милостям барону и баронессе, ценю и уважаю вашу пострадавшую милость, но для всех будет лучше, если съедете вы поскорее.

– А не съеду, – отрезала я. – Пока не услышу всю правду.

– Со всем почтением, фроляйн, заметить хочу, что командовать вы здесь не можете. Вы ж в отпуске.

Вместо ответа я крикнула:

– Драган! Ты закончил с этой комнатой?

– Заканчиваю, – он, по своему обыкновению, возник рядом неожиданно.

– Как закончишь, приступай к обыску гостиницы. И начни-ка ты с погреба. Потом возьмешь Ульрику, и осмотрите детальненько кухню. А потом…

– Фроляйн Штальм! Да что ж вы…

– Она тут вам не фроляйн, – резко оборвал его Вонжич. – Она тут – лейтенант криминальной полиции. Когда приступать, лейтенант?

– Я позову, заканчивай пока.

Схема у нас давно отработана. Запирающемуся свидетелю всегда нужно давать возможность откатить назад. Особенно если свидетель раздумал запираться.

– Да правду я вам говорю! – громко зашептал хозяин, как только мы остались в коридоре вдвоем. – Не было никаких порталов, полковник приехал, как и вы, в коляске. А уж как вы заехали, так странности и начались.

– И какие же?

– Гроза была, ну вы ж помните. Только молнии били будто с прицелом. Хорошо, мне инженер из Бореслау двойной прочности громоотвод наладил, я каждый раз за него Небесам молюсь. А потом вспышка была, как от молнии, а грома нет. Я б внимания и не обратил, если б не голоса.

– Голоса? Около полуночи?

– Вот, я же говорю, из-за вас все!

– Еще раз. Какие голоса? Что вы услышали?

– Сначала, – обстоятельно заговорил хозяин, – дверь входная хлопнула. Я как раз ресторан закрыл, иду по коридору в холл и слышу, как кто-то вас спрашивает. Лешек – это портье ночной – отвечает, мол, отдыхаете вы. А они между собой – уже тут ищейка полицейская, опоздали мы. Я как раз к стойке выворачиваю, а они чуть не бегом в люкс.

– Стоп. Вы видели их? Сколько человек? Опишите, как выглядели, как одеты, как…

– Три офицера в форме, вот как, – невежливо перебил хозяин. – Дверь у полковника открыта была, я подумал, что ждал он кого. Но явно не этих. Может, вас и ждал?

– Продолжайте.

– Ну вот, дверь была открыта, он удивился. Начал сердиться, как, мол, посмели, да не позволю…

Как раз это слышала и я.

– А они, мол, это мы не позволим, обвинять его стали. Дескать, украл государственную тайну.

– И?

– И ушел я, подобру-поздорову, меньше знаешь – крепче спишь. Тем более если речь о государственных тайнах.

– А портье? Может быть, он слышал больше?

– Ваш человек больше слышал, портье как раз письмо относил в корзину для почты.

– А вы откуда знаете? Вы же ушли?

– Ну-у… Я вверху на лестнице стоял, все же моя гостиница. Оттуда не слышно, но видно хорошо.

– И что увидели? Как офицеры уходили?

– В том и штука, что не уходили они. Ногами то есть. Полковник вышел, письмо на стойку положил и вернулся. А тех троих в люксе уже не было.

– И вы молчали? Где письмо?! А, у армейских…

– Не знаю. Если только Лешек им сказал? Но вообще-то почтарь у нас пташка ранняя, сдается мне, почту из корзины он забрал до военных.

– Кто-то еще, кроме вас и портье, знает про письмо?

– Теперь только вы, фроляйн.

Цены бы не было таким свидетелям. Если бы только информацию они выдавали добровольно и своевременно. Вчера письмо еще можно было поймать в местном почтарском отделении. Теперь – ищи ветра в поле.

Плохо то, что полковник выходил с письмом тогда, когда молодых офицеров в люксе уже не было. С другой стороны, им ничто не мешало вернуться через тот же портал немного позже, убрать Танау и создать картину самоубийства. Кстати, Эггер обещал проверить почерк на записке. О самой записке можно забыть, военные не отдадут.

– Фреди! Да Фреди же!

Драган только что не тряс меня за плечи. Я так глубоко задумалась о вчерашнем трупе, что забыла про сегодняшний. Оказалось, Ульрика дала предварительное заключение и хочет вскрыть Бабадимри, пока не поздно.

А внизу раздался топот и крик портье: «полиция!». Местная полиция в составе сержанта и двух патрульных выглядела сонной. А может, и перебравшей светлого пива. Они заглянули внутрь номера, посмотрели на труп и Беляну, слегка протрезвели и сразу потребовали от меня указаний.

Мне надо было убрать Беляну. Ульрике – вскрыть Бабадимри. Но если камера в их участке была, то морга, увы, нет. Хозяин, оттертый мощными спинами полицейских на периферию, вновь напомнил о себе и пообещал договориться с приятелем, местным гробовщиком. У него мертвецкая все равно простаивает, потому как жители Вильямсштада удивительные жизнелюбы. Если кого и хоронят – раз в год, не чаще.

Ульрика посияла на него благодарной улыбкой, но я-то знала, дело во мне.

– А приятель ваш, случайно, комнаты приезжим не сдает? – негромко поинтересовалась я, когда патрульные уложили неопознанный труп на носилки.

– Да как у вас язык-то поворачивается, ваша милость! Матушка ваша каждый день звонит, ждет, все глаза проглядела, а вы!

То есть я мешаю ему не просто в гостинице. Я вообще мешаю, даже просто находясь в городке. Ну-ну. Повернувшись к сержанту, приказала отвести Беляну в участок и посадить под замок. Тот коротко кивнул и занялся задержанной.

Ульрика пошла одеваться, и Драгана я отправила с ней. Пусть присмотрит. Петер уже стоял рядом, держа мой плащ. Патрульные оперативно сбегали за носилками и сейчас грузили на них неопознанный труп.

– Значит, у вас с баронессой общий интерес?

– Фроляйн, да поймите, пока вы тут, мое дело зачахнет, никто же не поселится в гостиницу, где что ни ночь – то труп!

– Странно вы рассуждаете, герр Фокс, – вмешался Петер. – Упокаивал нежить я, а виновата фроляйн?

– А… вы ж с ней приехали, человек подневольный, какая ваша вина? – нашелся с ответом тот.

Как раз к концу его фразы патрульные вынесли носилки с трупом на лестницу, из своей комнаты вылетела Ульрика, за ней Драган. Беляну уже увели. Похоже, она не соображала, где находится и что с ней происходит.

На улицах Вильямсштада фонари стояли только вокруг Управы и дома градоправителя. Там, куда нас вел хозяин гостиницы, тьма обретала все свойства кромешности. Небо еще не очистилось от туч, жители давно спали. Никаких источников света, кроме фонаря в руке Драгана (отдавать его Фоксу он отказался наотрез). Зато нашу процессию сопровождал звонкий собачий лай. Бедняги, они ведь чуяли не просто труп: труп оборотня.

Идти пришлось минут двадцать. Гробовщик жил на выселках. Зато принял нас с распростертыми объятиями, приятель наверняка успел его предупредить. Ничего удивительного, у двух контрабандистов должны быть тайные способы передачи информации.

В мертвецкой герр Новак включил мощные лампы, труп водрузили на типичный металлический стол, и Ульрика тут же начала его раздевать, попутно диктуя мне для протокола:

– Труп мужчины, возраст обращения примерно сорок лет, упокоен пулей с серебряным сердечником, калибр семь запятая шестьдесят пять. Телосложение среднее, жировые отложения отсутствуют, суставы гиперподвижны, оволосение повышено.

Драган, уже осмотревший одежду на теле, теперь аккуратно изучал разорванную рубашку, темные брюки полувоенного покроя, обувь и белье – уже по отдельности. И строчил собственный протокол, устроившись рядом со мной.

Петер недвусмысленно дал понять, чтобы два приятеля не маячили у нас за спинами, чему те откровенно обрадовались. В это время Ульрика дошла до печени, сообщила, что есть некоторые признаки цирроза, но после обращения, как должно быть нам известно, все органы начинают восстанавливаться.

– Судя по степени восстановления, могу сказать, что обращение произошло от полугода до трех месяцев назад.

– Свеженький, значит? – уточнил Петер.

Какой бы он ни был, это нам ничего не давало: приспосабливались оборотни прекрасно. Нередко ни родные, ни друзья и подумать не могли, что общаются уже не с человеком. Они не прятались, жили в собственных домах, работали, выпивали – как все. Поймать оборотня в латентном состоянии почти невозможно. Даже если ты ищейка.

Во время оборота проще – идешь по кровавому следу. Но сегодняшние оборотни – это далеко не те тупые твари, о которых до сих пор рассказывают страшные сказки. Они теперь не вырезают собственные деревни, а загодя уходят на охоту в лес или в горы. А то и в город.

Отец предупредил, что в горах много нежити. А с учетом того, что я расстреляла весь боезапас, а Петер – уже пятую часть, ехать в Драконий Лог без дополнительной охраны неразумно…

– А вот это интересно, – заметила Ульрика. – Судя по остаточной костной мозоли, до обращения у него не было правой ноги ниже колена. Ходил на протезе.

– Значит, не бедный, – сделала вывод я.

– Или военный, – продолжил Драган. – Ветеран.

На полях протокола я записала: «Безногий спивающийся ветеран. Военные ставят эксперименты на своих же?»

– Смотрите-ка, что было у него под стелькой!

Мы все повернулись к Драгану, который держал эту самую стельку с приклеенной к ней маленькой бумажкой. На ней было написано слово «надиоком». Мы переглянулись и дружно уставились на Ульрику. Она пожала плечами и продолжила свое занятие.