– Не смотрите на меня. Единственный Надиоком, о котором я знаю, жил примерно тысячу лет назад. Один из Великих Мастеров, которому приписывается создание первых оборотней.

– По-моему, связь есть: раз этот Надиоком создал оборотней, то…

– Это лишь одна из версий, – возразила Ульрика. – То же самое можно прочесть в источниках про пару-тройку других Великих.

– А зачем они это сделали? – спросил Драган.

– Создали монстров? – уточнила Ульрика. – В источниках этой информации нет.

– Да и так понятно, – вмешался Петер. – Идеальные лазутчики и диверсанты. Похоже, нынешние военные пользуются результатами опытов Великих, и даже усовершенствования вносят.

– Не приведите Небеса! – возмутилась я. – Где Великие – и где наши армейцы?

– Их тауматург сказал, что я загубил экспериментальный материал, – негромко напомнил Петер.

– Я закончила, – объявила Ульрика. – Драган, нам нужны фотографии.

– В городишке должен быть фотограф, – ответил наш эксперт, камера которого сломалась в первый день по приезде.

Мы договорились с гробовщиком, что труп временно останется у него, и пошли назад в гостиницу, надеясь, что остаток ночи удастся провести в постелях. Не тут-то было.

Уже на подходе был заметен неяркий свет, пробивавшийся сквозь плотные шторы на окнах люкса.

– Неужели Мориц уже сдал номер? – удивилась Ульрика.

– Мориц? – пробормотала я вполголоса.

– Да, хозяина зовут Мориц, – подтвердила подруга. – Он, кстати, вдовец.

– Не похоже, что туда заселился нормальный постоялец, – перебил нас Петер. – Смотрите.

Действительно, по занавескам метались туда-сюда тени, свет из неяркого, но обычного желтого превратился в синий, какого-то потустороннего оттенка.

– Кто-то проводит тауматургический ритуал, – вынесла вердикт Ульрика.

– Пошли скорей, посмотрим!

– Возмутительная наглость, у меня под носом, без всякого стеснения, – ворчала подруга, пока мы чуть ли не бегом преодолевали последние метры пути.

Клумбе под окном люкса досталось. Занавеска была прикрыта неплотно, и мы дружно топтались у этой щели в искаженное синим светом пространство комнаты. Внутри действительно творилось что-то странное. В первую очередь в глаза бросались пять толстых оплывающих свечей, горящих неверным синим огнем. Они стояли по углам пентаграммы, расчерченной на полу между столом и диваном, как раз в том месте, где находился слишком памятный мне нестабильный портал.

Внутри пентаграммы лежал какой-то темный предмет, рассмотреть его снаружи было трудно. А вокруг метались три фигуры в плащах с капюшонами.

– Хм, – сказала Ульрика. – Я поняла, что они делают. Идиоты.

– Что?

– Ищут монету, конечно же.

– А почему идиоты? – спросил любознательный Драган.

– Потому что принцип сродства здесь не работает. Рука, которая держала монету, всего лишь временный объект, с которым тесная связь невозможна. Тесная связь устанавливается между пулей и стволом, из которой она была выпущена. Между предметом и мастером, который его создал. Тогда принцип сродства сработает. Тебе понятно?

Драган кивнул, и Ульрика продолжила:

– А эти неучи пытаются найти монету с помощью руки, в которой она находилась некоторое время. Между ними нет связи, любой тауматург прекрасно знает, что использовать принцип сродства тут бесполезно.

То есть в пентаграмме лежит рука?

– Значит, не тауматурги. И мне кажется, я знаю, кто решил найти монету после зачистки. Ульрика, устроишь им открытый урок тауматургии?

Обычно подбить нашего доктора тауматургии на авантюру нелегко, но сейчас она была возмущена до глубины души. И даже не спросила, кого я подозреваю в противоправном использовании принципа сродства. Входная дверь была заперта, но что такое простой замок для эксперта по вещдокам?

Ульрика вошла в люкс, аккуратно цокая каблучками. Петера я отправила с ней на предмет непредвиденных случайностей. А сама, подтащив с помощью Драгана пару стульев от стойки портье, собралась с комфортом посмотреть хотя бы часть спектакля.

Но этой ночью все мои планы рушились.

– Лейтенант Штальм! Где вас носит?

– Капитан Эггер?

– Вижу, вам намного лучше.

– Спасибо за заботу. Чем обязана?

– Раз уж вы все равно не выполняете предписания целителя, я не буду ждать утра, как собирался. У трупа полковника Танау отрезали кисть руки. Она исчезла. Вы можете помочь частным образом, не афишируя свое участие?

– Я помогу, – очень сложно было не рассмеяться. – Но вы дадите мне спокойно посидеть минут пятнадцать – двадцать, и не будете вмешиваться.

– Договорились, – не позволив себе и тени удивления, сказал Эггер.

– Берите стул, капитан, – от всей души предложил ему Драган.

Но я уже сосредоточилась на сольном выступлении Ульрики.

– … разочарована, господа. Если вы стараетесь, дабы выслужиться перед начальством…

– Мы стараемся ради Отечества! – выкрикнул один из героев под капюшонами.

Патриотизм не сработал, голос сорвался, и парень от волнения дал, что называется, петуха.

– Мы присутствовали на вашей лекции, доктор Вальдан, – более спокойно сказал второй.

Не знала, что Ульрика читает лекции в военной Академии.

– Что мы сделали не так? – жалобно спросил третий, скидывая капюшон.

Эггер рядом выругался и почти успел встать, но Драган поймал его за рукав.

– Вы обещали, капитан, – напомнила я.

Эггер выругался еще раз, но тише.

– Всё, – рявкнул Петер. – Доктор Вальдан, простите. Продолжайте.

– Начнем с основ, – Ульрика всегда готова делиться знаниями. – Господа, что я говорила о принципе сродства? Вы бы хоть учебник открыли, прежде чем отрезать у трупа кисть. Кстати, чем резали?

– Пилой, – опустив голову, сказал тот, первый адепт тауматургии, совсем юный парнишка.

Как таких в армию берут? Нет, как им звания дают?!

– Хорошо, – мимолетно похвалила его Ульрика, и он засиял. – Что же было дальше?

– Мы вынесли руку из лаборатории, приготовили все для ритуала… – ответил спокойный второй.

Эггер снова подскочил, теперь его было не остановить. Он ворвался в люкс подобно злой комете. Теперь и нам с Драганом не было смысла таиться.

– Как?! – рычал в это время капитан. – Как вы вынесли руку из лаборатории?! Завтра похороны! Да снимите уже свои балахоны!

– Поэтому и вынесли, что завтра похороны, – рассудительно ответил тот, что первым снял капюшон. – Потом ничего бы не узнали.

– Вы и так ничего не узнали! Идиоты! – Эггер смотрел, как лейтенанты скидывают свои плащи, и зверел еще больше.

Сорвал такое развлечение… Но я не собиралась спускать им все, что натворили.

– Не знаю, капитан, разве армейские не подчиняются законам? Расчленение трупа – статья триста двадцать восьмая, часть «Ц» Уголовного кодекса, похищение части трупа с целью получения выгоды – статья четыреста пятьдесят третья, части «А» и «Д», в совокупности…

– Мы не для выгоды!

Как я и ожидала, повелся самый молодой участник шайки.

– Суд решит, юноша.

– Для чего же, как не для выгоды? – поддержал меня Драган. – Полагаю, возвращаться конечность вы не собирались. А собирались вы изготовить из нее, так называемую, «руку славы».

– При должном применении «руки славы» можно безнаказанно красть любые суммы, драгоценности, государственные тайны, – подхватила я.

Чушь, конечно, но сейчас сгодится.

– Ищейка, – с ненавистью прошипел мальчишка.

– Немедленно извинитесь перед лейтенантом Штальм! – рявкнул Эггер, опередив и Петера, и Ульрику, и Драгана.

– Не стоит, – лучезарно улыбнулась я. – Ну как, Петер, мы поорали достаточно?

– Вполне, фроляйн.

– Фанфары, господа. Капитан, позвольте представить вам тех самых лейтенантов, которые посещали полковника Танау незадолго до его кончины. И обвиняли в измене.

– Она все врет, капитан!

– Живо прибрали за собой, – вмешалась Ульрика. – И зарубите на своих носах: лейтенант Штальм никогда не врет.

– Выполнять! – прорычал Эггер. – Лейтенант Штальм, благодарю за оказанную услугу.

– Да вы бы и сами их нашли, капитан, – честно признала я.

В результате сильно сокращенного развлечения остаток ночи, точнее, начало утра (уже светало) я все-таки провела в кровати. Отконвоировал меня в номер капитан лично, пока Петер и Ульрика приглядывали за уборкой люкса.

– Я снова у вас в долгу, фроляйн, – странным тоном сказал он напоследок. – Если потребуется любая помощь, если я вдруг смогу быть вам полезен, то…

– Я найду вас, капитан, – отделалась я дежурной шуткой ищеек.

Не думала, что поймет, но он улыбнулся.

– Доброй ночи, фроляйн.

Скорей уж доброго утра. Но спала я, несмотря ни на что, сладко. Хоть и недолго.

Глава 4

– Фроляйн, просыпайтесь. Баронесса приехала.

От этих слов меня подбросило вверх, как на распрямившейся пружине. Матушка выполнила свою угрозу. А может быть, постарался и Фокс. Но утро после и без того бессонной ночи показалось мне не просто мрачным – отвратительным.

– Новости от Бауэра? – спросила я, наскоро умываясь – одеваясь.

– Он в участке, допрашивает Беляну, – сообщил Петер. – Доктор Вальдан взяла на себя баронессу. Вонжич нашел фотографа, хочет получить снимки до отъезда.

Неужели все разъедутся сегодня? Вернутся в столицу, к привычным делам и службе? А я вместе с матушкой – в Драконий Лог? Пресветлые Небеса, ну как же так? Не хочу!

– Петер, придумай что-нибудь!

– Фроляйн, вам, кажется, должен некий капитан из контрразведки?

Я слегка успокоилась. Когда Петер говорит таким тоном, значит, у него есть план.

– Сегодня похороны полковника Танау. Думаю, что Бауэр не будет возражать, если вы почтите память убитого вместе.

– Так, а при чем тут Эггер?

– А кто же вернет вас обратно в гостиницу порталом? – удивился моей непонятливости Петер. – А иначе баронесса не отпустит.

Он был прав. Матушку можно убедить в необходимости посещения похорон. Но в том, что мне снова придется проделать весь путь от столицы в Вильямсштад обычным транспортом – никогда. Я вздохнула и, одернув дорожный жакет, шагнула к двери. Пусть это лишь отсрочка, но… кто знает, вдруг жениху надоест ждать?

Ульрика и Илона Аделия – баронесса эф Штальм – сидели на открытой террасе ресторана среди вазонов с цветущими петуниями и попивали чай. Неподалеку маячил герр Фокс, одетый сегодня вполне цивильно. Видимо, обслуживал дам лично.

Матушка выглядела безупречно – как будто не ехала через перевал в тряской бронированной карете. Ни единой складочки на пышной светлой юбке, ни один локон не выпал из высокой прически, ни одно перышко не вылетело из маленькой дорожной шляпки, небрежно брошенной на кресло рядом.

Ульрика ей не уступала. Никаких следов бессонной ночи, тяжелой работы или потраченных на военных нервов. По сравнению с ними я в дорожном костюме с измятыми брюками и блузкой уже трехдневной свежести смотрелась как ворона среди изящных белокрылых голубок.

– Вы непременно должны погостить у нас, Ульрика, – говорила матушка, еще не видя меня. – Вам обязательно понравится…

Тут я попала в поле ее зрения. Она порывисто поднялась, едва не снеся стол, и схватила меня в крепкие материнские объятия.

– Как ты напугала нас, дочка! Я едва отговорила отца ехать со мной вместе!

Я не пыталась вырываться – бесполезно. Но Небеса, как было неловко, когда меня начали ощупывать на предмет отсутствия повреждений…

– Петер, я вами недовольна. Почему я узнаю о травме – тяжелейшем сотрясении мозга! – Фредерики не от вас, а от посторонних?

– Мама! Прекрати!

Мимолетный взгляд, которым наградила Ульрика своего поклонника, явно дал понять, что теперь он – бывший поклонник. Значит, все-таки Фокс вызвал матушку и рассказал ей о причине моей задержки в его гостинице.