В дверь продолжали колотить. Только с пятого раза Петьке удалось спустить ноги на пол и сесть. Теперь он наберет воздуха и встанет. Петька сосредоточился и встал. Молодец! Ухватился за металлический шарик на спинке кровати, пытаясь поймать равновесие и расположить центр тяжести так, чтобы можно было ходить. С ним такое уже бывало. И всегда заканчивалось одинаково – Петька шел, как клоун на ходулях. Он поймал нужное положение, решительно оторвался от кровати и грохнулся на пол, сбив табуретку. Петька немного отрезвел и разобрал, что тот, кто ломится в дверь, называет его по имени. Но, в принципе, нечистая сила, которая утащила Колчана в лунку, могла выпытать у того, как Петьку зовут.

«Стучи-стучи, стучалка! Ща доберусь до топора – кто кому еще настучит!» Опираясь на табуретку, поднялся. Стук прекратился, кричать перестали. Но застучали в окно. И закричали туда же. Из потока слов Петька уловил нецензурное выражение «педараз» и обещание выбить окно. То, как его назвали, возмутило Углова. А то, что нечисть собирается выбить окно, заставило поменять тактику.

Переставляя табурет перед собой, Петька двинулся к окну. По мере продвижения он стал разбирать и другие слова. Он разобрал «сука рваная», «заебал» и еще какое-то, типа «пиздикляуз», но хуже. Хотел ответить, как подобает русскому человеку, но не стал, чтобы не выдать себя. Тут по окну врезали так, что стекло разлетелось вдребезги. На пол посыпались осколки. Чья-то огромная волосатая лапа вынимала острые куски стекла, оставшиеся в раме. Углов прибавил скорости, и к тому моменту, когда в окне показалась голова пришельца, он уже стоял рядом с высоко поднятой табуреткой.

– Н-на! – Петька опустил табурет. – Сам пиздикляуз!

Голова стукнулась об раму и уехала на улицу. Углов отдышался, поставил табурет, влез на него и выглянул из окна посмотреть, кого он победил. Но ноги подвели, Петька вывалился и упал на тело незваного гостя. Нос уловил запах солярки. Петька скатился на землю и заглянул сбоку.

«Мишка!»

2

Они сидели за столом с головами, перевязанными мокрыми тряпками.

– Гад ты, – сказал Коновалов мрачно. – Тебя бы табуреткой.

– А ты мне окошко разбил!

– Так я думал – случилось с тобой что! Стучал-стучал, а ты не открываешь.

А дело было так.

Коновалов проснулся пьяный в канаве, возле дома Петьки. Он не помнил, как здесь оказался, и сильно замерз. Дальше спать в канаве он не желал, а идти домой не было сил. Решил переночевать у Петьки. Они оба были парни холостые и могли запросто, не нарываясь на бабские высказывания, по-дружески напиться. Коновалов сунул руки в карманы и зашагал к Петькиному дому. Дернул дверь. Закрыто. Странно. Петька сроду не запирал. Тащить у него нечего. Коновалов подергал еще. Вроде бы закрыто изнутри. Этого Петька никогда прежде не делал. Кого ему бояться в собственной деревне?

– Эй, Петька! – крикнул Коновалов. – Открывай!

Никто не ответил. Мишка начал долбить в дверь сапогом.

– Открывай, бухарин киров!

Снова ничего. Мишка заволновался. Уж очень не хотелось тащиться домой.

3

– Ты чего дверь-то запер? – Коновалов размотал тряпку, потрогал шишку. – Прячешь чего?

Петька насупился:

– От вас спрячешь! Дверь закроешь, а вы – в окно!

– Кто это мы?

– Кто-то!.. Отвали!..

– Ничего себе, ты мне такие слова говоришь! Я получил за просто так табуреткой, а еще и отвали теперь!

– Да я тебе если расскажу, ты, один черт, не поверишь!

– Ладно, рассказывай…

Петька замолчал. Ему очень хотелось рассказать, но Мишка наверняка поднимет его на смех. К тому же Углов сам засомневался – а было ли все это на самом деле или померещилось? «Нет, не померещилось… Я хоть и пью, а ума не пропиваю!..»

– Хорошо, я тебе расскажу. Но только не перебивай.

Петька рассказал все. Мишка молча дослушал.

– Пиздишь, – сказал он.

Со стороны пруда донесся пронзительный вой.

Они переглянулись.

– А не зассышь пойти посмотреть? – спросил Петька тихо.

– А не зассу! – так же тихо ответил Мишка.

4

Вышли из дома. Было так темно, как бывает по ночам в это время года. Будто прячешься, как в детстве, в шкафу и нюхаешь, как пахнет нафталином от бабушкиного жакета.

Петька включил фонарик. За пояс сунул топор.

– Опять обоссышься неизвестно с чего, – сказал на это Коновалов, – и перетянешь мне в темноте табуретом.

– Держись от меня подальше, – посоветовал Петька. – Как тебя в канаву-то занесло?

– Я что, помню?!. Сегодня день парадоксов… То я Витьку Пачкина ключом по башке переключил, потом ты меня табуреткой… Теперь моя очередь. – Он засмеялся. – Цепная реакция!

– Вот уж хрен! Я, в отличие от вас, человек с головой. – Углов постучал себя по лбу.

– Вот по ней и получишь!

В церкви ударил колокол.

– Чего это среди ночи? – Коновалов перекрестился.

– Может, пожар?

– Пожар бы видно было.

– Надо выпить. – Петька вытащил поллитровку, вынул зубами пробку. – На.

Мишка сделал несколько больших глотков самогона. Пригнул куст черноплодной рябины, откусил гроздь.

– Ты как лошадь. – Петька принял бутылку. Выпил, понюхал рукав. – Мишка, давай вернемся… Утром сходим…

Мишке самому не хотелось идти, но он перестанет себя уважать, если зассыт при Петьке.

– Если ты ссыкло, можешь возвращаться. А я пойду. – Неплохой вариант. Если Петька пойдет домой, ему совсем не обязательно идти на поле.

– Я не ссыкло, – ответил Петька. – Просто чего мы там смотреть-то будем? Дырку в земле? Я в темноте-то и места не найду, наверное.

– Если признаешься, что набрехал, то не пойдем.

– Я? Я никогда не вру!

– Ага! И про Высоцкого?

– Семеныча не трожь! – Петька скрипнул зубами. – Если бы меня тогда менты с поезда не сняли, он бы жил сейчас! А ты, гад, такие слова! Шихман твоя фамилия!

– Что-о?! – Коновалов схватил Петьку за грудки. – Пиздикляус! – Он был на голову выше Углова. Мишка снял с него кепку, швырнул в кусты и врезал другу кулаком сверху.

Петька осел. Коновалов немного отодвинул его от себя и добавил в нос. Петька улетел в кусты. Бутылка выскочила у него из руки. В траву потек самогон.

Коновалов поднял бутылку, допил, чтоб не пропадало. Пока пил, Петька подобрался к нему вплотную, как краб, и ударил по яйцам. Коновалов едва не вышиб горлышком зубы. Он перехватил бутылку и стукнул его по темечку.

– Это тебе за табурет, – сказал Мишка для очистки совести.

5

Как некоторые считают, ПЬЯНСТВО СПАСАЕТ РОССИЮ ОТ НАРКОМАНИИ. Россия, как некоторые считают, могла бы принимать у себя миллионы наркоманов со всего мира и поить их до тех пор, пока они полностью не забудут про свои смертоносные инъекции.

Петька замычал.

– Ну и лежи тут! – Коновалов успокоился. – А я домой пошел.

И он пошел. Но сразу вернулся. Стало стыдно, что он вывел из строя друга и оставил его ночью на улице. Мишка взял Углова за ноги и потащил в дом. Петькина голова с руками ехала по земле, оставляя после себя борозду примятой травы, так океанский лайнер оставляет за собой след пенящейся воды, над которым шныряют чайки, пожирая изрубленную винтом рыбу. «Как будто я убийца – тащу труп». Коновалов бросил ноги и приложил ухо к его груди. Сердце билось ровными толчками.

Он дотащил Углова до дома, втащил внутрь и оставил на полу.

– Не барин!

Собрался лечь на кровать, но подумал, что Петька может проснуться и причинить ему вред.

На всякий случай Мишка связал Петьку, лег на его кровать и тут же захрапел…

6

Мишка шел в магазин. Возле пруда сидел с удочкой какой-то незнакомый в штормовке и капюшоне. Мишка не любил, когда чужие ловили рыбу в деревенском пруду. Пруд деревенский, значит и рыба в нем деревенская. А чужаки пусть мандуют отсюдова. Коновалов подошел:

– Эй ты! Ты чего здесь?! Кто тебе разрешил?!

Человек не шелохнулся.

– Я тебе говорю! Ты что глухой?!

Мишка хотел схватить рыбака за плечо, но в это время поплавок запрыгал и исчез под водой. Мишке стало интересно, что там попалось. Человек привстал и дернул. Из воды показалась огромная рыбья голова. Таких голов Коновалов в жизни не видел. Рыбак вытащил на берег рыбу размером с большую свинью.

Пришло время вмешаться. Кто-то чужой таскает таких здоровых рыб из их пруда. Он схватил рыбака за плечо и повернул на себя. Из-под капюшона на него уставился лысый череп. Череп оскалился, клацнул зубами и спросил:

– Что, рыбки захотел? На! Бери! – Он кинул рыбу Мишке.

Рыба сбила его с ног и придавила к земле. От нее воняло, чешую покрывала противная слизь. Внутри рыбы что-то толчками рвалось наружу. Брюхо лопнуло, разбрызгивая во все стороны желтую гнилую икру, из него вылезло ужасное существо. Страшная голова без кожи, с огромным ртом. Монстр ухватился за края отверстия длинными пальцами с железными лезвиями вместо ногтей. Коновалов закричал, сбросил с себя тухлую гадину, вскочил и побежал. Но скелет-рыболов сделал ему подсечку, и Мишка полетел вперед головой. Костлявые руки скелета схватили его за ноги, а за руки – скользкие пальцы в чешуе. Демоны подняли Мишку и потащили. В цепких лапах мертвецов Мишка извивался, как червь. Мертвецы затолкали его в брюхо рыбы, зашили на рыбе шкуру, прокричали ей в рот: «Хамдэр мых марзак дыхн цадеф юфр-бэн!» – и столкнули фаршированную Коноваловым рыбу-фиш в воду. Мишку тошнило от гнилого мерзкого запаха. Он бился в утробе и кричал. Но помощи ждать было неоткуда.

– Ишь, разорался! – услышал он.

7

Мишка открыл глаза. Он был весь мокрый. Руки тряслись. Приподнялся на локтях. За столом кто-то сидел. Он не мог разобрать, кто это.

«Если Петька развязался, опять драться полезет! А сил у меня нет».

– Петька, ты?..

– Если я Петька, то ты Чапай. – Из темноты нехорошо засмеялись.

Голос не Петьки. Знакомый, но звучал необычно.

– Ты кто? – спросил Мишка.

– Черт в пальто!.. Не узнал?

– Делать мне нечего! Узнавалки узнавать!

Из темноты снова засмеялись.

– Колчан, ты что ль?

– Ну…

У Мишки отлегло. «Хорошо, что не Петька. Очень уж драться неохота».

Тут он вспомнил, что Углов рассказывал ему какие-то небылицы про Колчанова. Будто бы того затянуло в землю.

– А знаешь, Яковлевич, – Мишка усмехнулся, – Петька про тебя чего сочинил?

– Чего ж?

– Да… говорить смешно! Будто тебя за ноги под землю затащило!

– Ух ты!

– Ну! Шары зальет и несет невесть чего… То он Высоцкого спасает, то тебя под землю провожает!

– Балабол хренов… А где он сам-то? Я к нему пришел.

– Да я его связал, чтоб руки не распускал.

– Это хорошо…

– А зачем он тебе ночью? – В животе у Мишки неприятно заурчало.

– Обещал мне помочь картошки с поля натырить. Я ему за это поставил уже.

– А… – Мишка успокоился. В голове уложилось примерно так: Петька взял у Колчана бутылку, выпил, и работать ему сразу расхотелось. Поэтому он с поля слинял, и то, что он нехорошо поступил, заставило его рассказать о Яковличе всю эту чушь. – Теперь от него проку мало. Пьяный в жопу, – сказал Мишка.

– Да?.. Может, ты мне тогда поможешь?

– Знаешь чего, Яковлич… я с похмелья.

– Так я ж понимаю. – Колчанов поставил на стол бутылку. – Только я теперь ученый. Сначала дело, потом употребим. – Он спрятал бутылку обратно в карман.

– Не… тогда я не пойду! Ты, Яковлич, издеваешься? У меня башка трещит и ноги не гнутся. Того гляди стошню…

– Найдем другого. – Он приподнялся.

Мишка решил раскрутить Колчанова на сто грамм для поправки, а потом обвинить в жмотстве и никуда не пойти.

– Погоди, – сказал он. – Я согласен. Сто грамм налей, чтобы я двигаться мог…

– Ладно, – тот усмехнулся, и Мишке показалось, что Колчанов разгадал его план.

«Ну и хэ с ним! Все равно выпью!»

– Стакан-то есть?

– Зачем? Я из горлышка могу. Давай сюда свою бутылку.

– Смотри, много не пей. – Он протянул водку.

– Обижаешь. – Мишка перехватил бутылку. – Холодная какая! – Выделилась слюна.

Но не все, что приятно на глаз, приятно на вкус.

– Из погреба.