– К черту шины! Давай вернемся к тому моменту, что дела складываются паршиво, и начнем с начала. Какого черта здесь происходит?

– Я не могу тебе сказать.

– Раз ты доверяешь мне заряженное оружие и требуешь стрелять старушкам промеж глаз, то можешь рассказать мне, что происходит. Этап неловкой застенчивости давно пройден. Насколько бы плохо все ни было, я переживу. Выкладывай.

Могу поклясться, что увидела в его глазах искру восхищения, хотя, скорее, это просто желание схватить меня за шею и придушить.

И не в приятном смысле.

– Война – вот что происходит, Динь-Динь, – зловеще говорит он. – Война и вся сопутствующая кровавая мясорубка.

– Очаровательно. Ты решил быть загадочным. Просто обожаю туманно изъясняющихся ирландцев. Лучше и представить нельзя!

– Не напрягайся так, а то израсходуешь весь свой словарный запас.

– Улавливаешь по интонации, как мне хочется заехать пистолетом тебе по роже?

– А ты улавливаешь по лицу, как мне хочется заехать ладонью тебе по заднице?

– Как это глупо.

– Говорит девчонка, выпрыгнувшая из машины на ходу.

– Я бы спрыгнула с небоскреба, лишь бы оказаться подальше от тебя.

– Если бы знал, сразу бы отвез тебя на вершину башни Хэнкок.

Я закатываю глаза.

– Просто скажи правду. Клянусь, я не расплачусь. Последний раз со мной такое было еще до первых месячных.

Он молчит, оценивающе глядя на меня.

– Скажи, как у тебя выходит не бояться меня, не бояться всей этой ситуации и, насколько я могу видеть, вообще ничего на свете, и тогда я расскажу.

На какое-то время я крепко задумываюсь.

– Честно? Просто вот такая я оторва.

Ровно секунду он огорошенно молчит. А потом взрывается от смеха.

Это глубокий, густой, сексуальный смех – завораживающе маскулинный. Ненавижу себя за то, что мне так нравится. И за то, что я заметила его удивительно белоснежные и крепкие зубы. И его точеную челюсть. И что это – ямочка у него на щеке?

Его смех резко обрывается, и, кажется, этот всплеск эмоций обескураживает его так же, как меня. Видимо, для него это тоже было внезапно.

– Отпустило?

Он сразу мрачнеет и бормочет:

– Ага.

– Хорошо. Так кто будет в нас стрелять?

– МС‐13.

Очередные гангстеры. Я завязла в этом дерьме по уши.

– Потому что?..

– Я им не нравлюсь.

Поглядываю на него, изо всех сил прикусив нижнюю губу.

Он сухо реагирует:

– Спасибо, что демонстрируешь сдержанность. Это, должно быть, очень тяжело.

– Ты не представляешь как.

– Есть еще одна причина, почему они за мной охотятся.

В повисшей непроницаемой тишине я выпаливаю:

– Как только решишь меня просветить, я вся внимание.

– Ты.

Я моргаю от неожиданности.

– Я?

– Ага. Ты.

– Я не знаю ни одного сальвадорца. Во всяком случае, из мира криминала.

– Ты думаешь, что это похищение прошло мимо твоего доброго друга мистера Портнова?

Он имеет в виду Кейджа, парня моей лучшей подруги, который тоже внезапно оказался главарем русской мафии.

Как мне однажды рассказал Ставрос, МС‐13 – одна из самых быстрорастущих банд в Бостоне. Видимо, Кейдж как-то договорился с ними о моем спасении после приземления самолета. Но откуда он мог знать, куда направился Деклан после похищения на парковке и где его финальный пункт назначения?

И вообще, жива я или мертва? Деклан мог перерезать мне горло, как только схватил меня.

Вдруг меня озаряет – Натали тоже не знает, жива я или мертва.

Резко выпрямляюсь на кожаном сиденье и выпаливаю:

– Господи, она же будет так волноваться! Дай мне свой мобильник!

– Я не собираюсь давать тебе свой мобильник.

– Я должна сообщить подруге, что жива.

Он выдерживает многозначительную паузу.

– О.

– Что «о»?

– Ты и твоя подруга…

– И что?

– Вы очень… близки.

– Ну конечно, мы близки. Мы с ней лучшие друзья с… – я осекаюсь и хмурюсь, заметив его выражение. А потом вздыхаю. – О-о-ой, да иди к черту!

– Я не осуждаю.

– Ты заткнешься?

Мои слова не кажутся ему убедительными.

– Ты сказала, что не можешь удержать парня.

– Нет, я сказала, что не держу парней. Ты совершенно не улавливаешь смыслы. Парни как декоративные карпы – трудоемкое и скучное хобби. Меня не привлекают такого рода обязательства. Можешь это понять?

– А еще ты, кажется, недолюбливаешь противоположный пол?

Я улыбаюсь.

– Только тех, кто заслуживает.

Он игнорирует мой комментарий.

– А еще твоя способность выдерживать стресс…

– А тут что не так?

– Ты почти такая же храбрая, как мужчина.

– Какое совпадение. Хотела сказать то же самое о тебе.

Он резко выдыхает через нос и качает головой. Видимо, не может решить, смеяться ему или стукнуть меня.

– Ты просто что-то с чем-то.

– Я же тебе сто раз говорила, гангстер. Я очаровательна. Когда эта история рассосется, ты уже по уши в меня влюбишься.

Его голубые глаза вспыхивают, он открывает рот, чтобы что-то ответить, но слова тонут во внезапном оглушительном граде выстрелов, обрушившихся на бронированный автомобиль.

5
Слоан

Первым делом Деклан бросается на меня, прикрыв своим телом.

В результате столкновения у меня вышибает воздух из легких и пистолет из рук. Меня расплющивает на сиденье, и я испуганно хриплю, пока на мне лежит Деклан: живое одеяло в виде ирландского гангстера весом приблизительно в десять тонн.

– Шон отличный водитель, – спокойно говорит он, поглядывая вперед, на перегородку. – Так что есть шанс от них уйти. Но если перекроют дороги, – что было бы разумно, – то они умышленно загонят нас в тупик.

Он опускает взгляд на меня.

– А это будет плохо.

Лимузин дико виляет, периодически срезая углы, а потом снова несется по прямой с самоубийственной скоростью. Раздается еще одна оглушительная очередь выстрелов. Пули сыплются в заднее стекло и отлетают, оставляя вмятины, окруженные паутинкой трещин.

С трудом вдохнув, выдавливаю фразу:

– У меня вопросы.

– Я не удивлен.

– Откуда ты знал, что нас ждут? Что случилось с твоим боссом? Что будет, если они загонят нас в тупик? И какого черта ты на мне лежишь?

В его голосе звучит нотка обиды:

– Чтобы защитить тебя, разумеется.

– Ты сказал, что машина бронированная.

На секунду он впадает в ступор.

– Да. Извини. Инстинкт.

Он отлепляется от меня, выпрямляется на сиденье и тянет меня за собой. Я подбираю с пола свой маленький пистолет, пихаю за пояс юбки и поворачиваюсь к нему.

– Что это за инстинкт такой, когда похититель защищает жертву?

– Это называется глупость, – раздраженно отвечает он. – Надо бы выкинуть тебя из машины и скормить волкам.

Я вглядываюсь в его лицо.

– Но ты не станешь.

В ответ он только недовольно мычит. А тем временем мы по-прежнему несемся вперед, пули по-прежнему свистят, и мне начинает все это нравиться.

– Ха! Видишь? Я уже тебя очаровала!

Он прикрывает глаза и вздыхает.

– Господи, когда это закончится…

– Минуточку, а о чем ты вообще? В смысле «скормить волкам»? Разве ребята из МС‐13 не пытаются спасти меня? Ну, типа, от тебя?

Деклан фыркает.

– Будь у тебя мозги, ты была бы опасна.

– О, ты считаешь себя лучше их?

– Мы разных биологических видов, подруга.

Я морщусь.

– Звучит совсем по-расистски. Тебе бы разобраться с предрассудками, приятель.

Он вспыхивает и глядит на меня. А потом почти орет:

– Я не говорю об их чертовой расе! А о том, что они с тобой сделают, как только ты попадешь к ним в руки, кретинка! К ним или любому другому клану! Какая ж ты дубина, – бормочет он.

Его акцент становится заметнее, когда он злится. Это слегка заводит.

– Бессмыслица какая-то. Зачем им со мной что-то «делать», если они пытаются помочь?

– Помочь? – смеется он. – Ты вроде говорила, что много времени провела с представителями нашей профессии.

Оскорбившись, я парирую:

– Они не растили меня с младенчества. Я просто встречалась с парочкой. Ладно, с одним. Но да, я провела с ним кучу времени, а также с его приятелями, и еще немного – с парнем моей подруги. Так что я знаю правила.

Его голубые глаза сверкают в приглушенном свете.

– Сейчас война, подруга. Правил больше нет. Особенно если речь идет о женщине, с которой вся эта кровавая карусель началась. Если они доставят тебя в Нью-Йорк на последнем издыхании, твой русский босс претензий иметь не будет. – Он понижает голос. – И неважно, сколько раз они тебя перед этим изобьют и изнасилуют.

Нет сомнений, что он серьезно, но тот же самый человек угрожал сорвать с меня юбку, отшлепать по заднице и позволить своим людям сделать то же самое или даже хуже, а потом дал мне пистолет. Не уверена, что его умозаключениям можно доверять.

Кроме того, Нат убьет Кейджа, если люди, которых он нанял мне помочь, вместо этого меня покалечат. Он будет кастрирован через десять секунд, и, уверена, он знает об этом.

Так что поехали дальше.

– Ты постоянно винишь меня в развязывании войны. Почему?

– Потому что так и было.

– Думаю, я бы это запомнила.

– Ты не запомнила, как выпрыгнула из машины и двинула Кирану.

– Понятно. Значит, я начала войну мафии, находясь под воздействием веществ, которые вы мне дали?

Ему не нравится мой тон, сочащийся сарказмом. По лицу вижу: он уже жалеет, что вытащил кляп у меня изо рта.

– У меня нет ни времени, ни терпения расписывать все в херовых подробностях.

– Успокойся. Ругаться не стоит.

От его пылающего взгляда краска со стен слезть может.

– Врешь ты, что у тебя не было парней. У тебя была куча, и, кажется, все они плохо кончили.

– А мне кажется страшным, что людям типа тебя можно голосовать. Ты не ответил на предыдущий вопрос.

– Я слишком занят раздумьями, где закопать твой труп.

Он снова скрежещет зубами. Я начинаю волноваться за здоровье его десен. А жалко, ведь зубы у него потрясающе красивые.

– Тебе ставили брекеты в детстве?

– Чего?.. Ладно, проехали. Господи. Лезь на пол. Если машина остановится и я выйду, оставайся внутри. И, ради всего святого, сиди тихо.

Он спихивает меня на пол и фиксирует на месте, крепко удерживая за загривок. Я вскидываю голову, все еще поражаясь, что он действительно ждет от меня выполнения хоть одного из его указаний.

Почему всем на свете управляют мужчины? Они же абсолютно бестолковые.

– Эй. Гангстер.

Он закрывает глаза, тихо рычит и крепче сжимает пальцы на моей шее.

– Да успокойся ты. Просто хотела спросить: как думаешь, обратный стокгольмский синдром уже существует или ты сейчас на пороге его изобретения?

– Сколько раз родители умоляли тебя сбежать из дома?

Неплохо. Он начинает входить во вкус.

– После первой дюжины они смирились с мыслью, что я не склонна выполнять просьбы.

Когда он открывает глаза и опускает на меня суровый взгляд, я только смеюсь.

– Ой, да ладно тебе. Ты просто злишься, потому что обычно сам любишь позубоскалить.

Суровость в его взгляде на секунду сменяется удивлением.

– Откуда ты знаешь?

– Я брата-умника за версту чую. Это один из моих многочисленных талантов. Если хочешь по-настоящему ярких впечатлений, – приходи смотреть, как я играю в техасский холдем ^[2]. Я просто зверь.

Его взгляд смягчается, он наклоняет голову и смотрит на меня. В смысле по-настоящему смотрит, с искренним интересом, – как редко смотрят мужчины.

Обычно они не идут дальше моих сисек.