Я не смог. Сказал Терезе, что занят и в данный момент не могу говорить, а потом продолжил обследовать лежавшее тело девочки, почти ровесницы моей дочки, лежавшее передо мной в полуразрушенной церкви рядом с руинами здания Марра. Она должна была быть дома с родителями, но судьба распорядилась иначе. Тело ее матери мы уже передали судмедэксперту, и он вот‑вот позвонит ее бабушке и дедушке сообщить, что оно найдено.

По‑моему, нет особого смысла рассуждать о том, почему моя дочь была в полной безопасности, а другая маленькая девочка умерла внезапной и страшной смертью. Наверное, в моей работе людей в первую очередь страшит своенравие катастроф. Смерть может внезапно настичь людей и лишить возможности сделать то, что они планировали или откладывали. Именно поэтому столь многие живущие мучатся горькими сожалениями о том, что не сказали покойным слова, которые могли и должны были сказать, ведь такой возможности уже не будет. Когда близкий человек очень стар, болен или находится в хосписе, у вас есть время загладить вину и что‑то исправить. Но если человек уходит внезапно, это невозможно. Уже очень давно, почти тридцать пять лет назад, я отдалился от своего отца, считая, что он не очень хороший человек, да и родителем был плохим. Тем не менее девятнадцать лет назад я попытался восстановить с ним связь. Когда я звонил, он рассказывал о вещах, которые мы могли бы делать вместе. Я преисполнился надежд. Но сам он не звонил мне никогда – это всегда приходилось делать мне. После всех этих звонков я кое‑что понял. Порой до меня доходит довольно медленно, и еще до своей попытки мне следовало понимать, что люди не меняются, но я, помимо прочего, еще и неутомимый оптимист. Я скорее попробую и ошибусь, чем не попробую вообще. Сейчас у меня нет ни малейшего желания возобновлять общение с отцом. По крайней мере, когда он покинет этот мир и возможность наладить связь исчезнет навсегда, я не буду жалеть о том, что даже не попытался.

Нам не суждено узнать последние мысли людей, попавших в катастрофу. Когда я работаю с их телами, мне остается лишь надеяться на то, что они обрели покой и не будут страдать из‑за несказанного и несделанного в их преждевременно прервавшихся жизнях. Но, к несчастью для многих, я не уверен, что это действительно так.

2. Везение и время

Это не первая необычная работа, в моей жизни бывали и другие. Например, студентом колледжа я подрабатывал в калифорнийском Бюро по борьбе с наркотиками^[6], чтобы оплачивать учебу. Мы ловили крупных плантаторов марихуаны^[7] и прочих наркодельцов. Для меня, студента 22 лет, это была прекрасная работа, но афишировать ее не хотелось. С одной стороны, большинство студентов терпеть не могут полицейских вообще, а уж сотрудников службы по борьбе с наркотиками – тем более. С другой – кое‑кто очень не рад потере своих многомиллионных доходов и хочет найти и убить тебя. Поэтому, когда меня спрашивали, где я был и что делал, я говорил, что подрабатывал в Службе охраны лесов или просто отдыхал на природе в глуши, стараясь сменить тему. Надеюсь, это объясняло мой неопрятный вид и припаркованный у дома зеленый пикап с государственными номерами.

Жить тогда было куда проще. Понятно, что я натыкался и на мины, и на ружья, и на собак. Но мне не приходилось иметь дело с такими воспоминаниями, как сейчас.

Надеюсь, вам никогда не доведется увидеть то, что я видел, и делать то, что я делал. Я участвовал в ликвидации последствий множества крупнейших мировых катастроф. И это не считая убийств и самоубийств, на которые я выезжал в качестве помощника шерифа еще до того, как стал заниматься похоронным делом.

Дважды в жизни я приезжал на места происшествий, каждое из которых за считаные минуты унесло от 225 до 250 тысяч человеческих жизней. Задумайтесь на минутку вот о чем: как можно подойти хотя бы к планированию работы по ликвидации последствий подобных вещей? Преимущественно этим я и занимаюсь с 22‑летнего возраста. На момент написания книги мне 55. Следовательно, 34 года я работаю со смертями.

Может показаться странным, но я верю, что у всего есть свои плюсы. Я повидал мир, поработал с рядом выдающихся людей и, надеюсь, помог великому множеству людей достойно похоронить своих близких. У меня сложился взгляд на жизнь, хоть и свойственный, думаю, очень немногим. В целом я вполне счастлив и живу полноценной жизнью, занимаясь необычной и увлекательной работой. Я знаю, что у моего жизненного пути будет конечный пункт, и, честно говоря, мне все равно, когда это произойдет. Опыт говорит мне, что над этим я почти не властен.

После моего рассказа о том, чем я занимаюсь, люди обычно изумляются и задают вопросы вроде: «Как только вы не сошли с ума от всех этих ужасов? Почему вы не в депрессии? И какого черта вы летаете на самолете, если провели столько недель и месяцев, просеивая обгоревшие обломки на местах авиакатастроф в поисках человеческих останков?»

Что ж, дело вот в чем: после всего, что я видел и делал, после многочисленных жертв и масштабных разрушений, свидетелем которых был, я просто больше не парюсь по поводу того, что не могу контролировать. Это бессмысленно. И, как правило, это позволяет мне сохранять спокойствие, когда все вокруг теряют голову. Я отнюдь не фаталист: как вы увидите, можно сделать множество вещей, чтобы сгладить последствия катастрофы. Просто, проделав грандиозный путь по темной стороне жизни, ты приобретаешь адекватный взгляд на вещи.

Итальянский ученый и писатель Примо Леви выжил в Освенциме. Возможно, он покончил с собой, не сумев переосмыслить ужасы немецкого концлагеря, а может быть, просто упал с лестничной площадки третьего этажа. Точно неизвестно. Но он написал фразу, которая осталась со мной навсегда: «Жизненные цели – лучшая защита от смерти».

Такова хаотичность смерти, и именно поэтому в литературе и мифологии ее часто изображают неуловимым персонажем. Она в высшей степени непредсказуема, и пути ее неисповедимы. В колледже я сперва подрабатывал в полицейском участке кампуса. Однажды нам позвонили по номеру 911. Как оказалось, звонила моя знакомая – вместе с ее бойфрендом я проходил курс вневойсковой подготовки офицеров резерва. Она несколько раз звонила по номеру 911 и говорила, что приняла снотворное и открыла газ в квартире. Это было в 1985 году. В то время система 911 только появилась и не всегда показывала адрес звонящего.

Девушка звонила несколько раз, вешала трубку и перезванивала снова, но в конце концов нашей диспетчерской службе удалось заставить ее назвать свой адрес (на самом деле грубоватый диспетчер сказал, что, если она не даст адрес, он прекратит отвечать на ее звонки). Услышав адрес, я понял, где это, и первым прибыл на место происшествия.

Я вошел, и меня накрыло запахом газа. По сей день мне непонятно, почему эта квартира не взлетела на воздух. Девушка лежала ничком перед открытой духовкой. Я выключил газ, вытащил ее из квартиры и вызвал по рации подмогу – в загазованном помещении пользоваться электроприборами не стоит. На место поспешили спасатели и медики, и нам удалось спасти эту девушку.

Тогда мне было двадцать. Я так и не узнал, что было с ней дальше, но впоследствии мне рассказали, что мой приятель, ее тогдашний бойфренд, погиб по неопытности во время учебного погружения аквалангистов. Надеюсь, он обрел покой.

Вскоре после этого я был на тренировке в спортзале, когда один из спортсменов неожиданно рухнул с сердечным приступом. Я делал ему искусственное дыхание изо рта в рот до приезда скорой помощи, но он не выжил.

Цветущая девушка пытается покончить с собой и терпит неудачу, а парень хочет держать себя в форме и умирает на тренировке. У смерти свой собственный отсчет времени. Если твой час пробил, то бежать некуда. Не думаю, что стрелку этих часов можно обогнать, но я видел, как порой люди пытались догнать их. Иногда человеку может казаться, что ему повезло обмануть смерть, но, возможно, его черед просто еще не наступил. В Ираке я останавливался в двух отелях, куда подбрасывали бомбы, но оба этих теракта произошли в мое отсутствие. Это везение? Или просто мое время не пришло?

Это не значит, что нужно проявлять легкомыслие, беззаботность или глупость. Последствия такого поведения мне тоже хорошо знакомы. Это всего лишь значит, что ты не беспокоишься о том, что тебе неподконтрольно, и готовишься только к тому, что сможешь контролировать.

Есть некоторые совершенно очевидные и не очень очевидные вещи, которые можно делать, чтобы повысить свои шансы выжить в катастрофе. Вот одна из хорошо известных мелочей, о которых я не устаю напоминать: в самолете следует занимать место у аварийного выхода. Это дает не только дополнительное пространство для ног в полете, но еще и возможность первым выбраться наружу в случае аварийной ситуации на взлете или при посадке. При крушениях на крейсерской скорости все бесполезно. Просто позаботьтесь о завещании и не забудьте сказать родственникам, как следует поступить с вашим телом. Если произойдет худшее, это избавит их от необходимости принимать трудные решения на фоне огромного эмоционального стресса.

Я также настоятельно рекомендую обращать самое серьезное внимание на инструкцию по безопасности и ни в коем случае не надувать спасательный жилет до выхода из самолета в случае его приводнения. На местах авиакатастроф я видел трупы, плавающие в фюзеляже. Надутые спасательные жилеты помешали им покинуть салон, в то время как другие пассажиры выжили.

Спросите меня о любой теоретически возможной катастрофе, и я назову вам с полдюжины мелочей, которые можно сделать, чтобы повысить свои шансы на выживание. Отчасти это зависит от везения, но именно подготовленность создает возможность удачного исхода. Например, некая семья пересекает на паруснике Тихий океан, и выскочивший из воды кит топит их судно. Это чистое невезение. Они перебираются на спасательный плот, и дней через тридцать их замечает и подбирает на борт грузовой корабль. Это везение. Но то, что они были готовы к выживанию в течение достаточно долгого времени, везением не назовешь. Они сохраняли спокойствие и сосредоточенность, иными словами, создали для везения возможность спасти их.

Всегда можно понять, что ты вошел в дом семьи мормонов. Церковь Иисуса Христа Святых последних дней предписывает своим адептам делать запасы еды и воды на случай неблагоприятной ситуации. Мормоны не спеша накапливают целый склад продуктов длительного хранения и воды, который не остается без присмотра. Они используют консервы, срок годности которых истекает, и заменяют их новыми, таким образом избегая пустой траты денег. Кстати, та же доктрина предписывает еженедельно откладывать немного денег на случай невзгод. Все это полезно для обеспечения жизнестойкости в мире, который не настолько безопасен, как нам хотелось бы верить. Это дает несколько драгоценных дней, в течение которых можно будет разобраться с реакцией на неожиданное испытание, а не просто паниковать и дожидаться помощи.

Вспомним катастрофу на японском ядерном реакторе в Фукусиме во время землетрясения и цунами 2011 года. Погибло без малого 1 400 человек, и при этом только один – непосредственно от радиационного излучения.

А что же погубило остальных? Они погибли, эвакуируясь, хотя настоятельной необходимости в этом не было. Десятки тысяч пожилых, немощных и больных людей бежали из окрестностей атомной электростанции, потому что страх перед радиацией (возможно, более оправданный в Японии с учетом ее трагического опыта во Второй мировой войне) был гораздо больше, чем фактическая угроза. Как оказалось, в действительности уровни радиации в местностях, откуда они эвакуировались, едва превышали нормальные. Многие из этих людей были стариками слабого здоровья. Убежав с мест, где им могли оказать медицинские и прочие услуги, они попросту лишились возможности жить дальше.