Хуанъянь не ответила, задумчиво смотря на виднеющиеся над крышами домов ветви Цышань. Древо казалось настолько большим, что его крона распростерлась почти над всем Средним Миром, а корни уходили глубоко вниз, держа Нижний Мир и не давая ему потеряться среди звезд. Само Цышань напоминало два громадных ствола, скрутившихся друг с другом, словно страстные любовники, которые не желали расставаться. Во время войны Нижнего и Верхнего Миров оно весьма сильно пострадало, вдобавок на него свалились два дракона, но каким же удивлением было для Ян Юмэй видеть Цышань восстановившимся. Да, некоторых веток не хватало, но за три тысячи лет древо словно стало выше, а его крона – пышнее.

– Цин.

– Да, юная госпожа.

– Неужели на Небесах нет небожителей?

– Вот как всю третью эпоху, – горестно вздохнула та. – Видимо, это проклятие Хуанъянь так действует!

– Скажи, а правда, что она возродится через три тысячи лет после своей смерти?

– Юная госпожа, не пугайте так! – побледнела Чунь Цин. – Это лишь старая легенда, не стоит принимать ее за правду. Да и за какие грехи нам эта Хуанъянь? Кто же ее одолеет, если она вновь объявится? Нет ведь больше небожителей.

– А демоны, они же есть?

– Есть, – с неохотой кивнула служанка, – только из Нижнего Мира почти не вылезают. А если и вылезут, то люди из рода Дун или Храма убьют их.

– Храма? – переспросила Ян Юмэй. – Что это?

– Юная госпожа, вы меня пугаете в последнее время. Я ведь вам так много про Храм рассказывала, неужели забыли?

В голове была каша из воспоминаний Ся Юань, которые постепенно вставали на свои места, но этого казалось все равно ничтожно мало. Во всей ее тусклой и незапоминающейся жизни лишь образ отца оставался ярким.

– Ваш отец – один из учеников Храма, – напомнила Чунь Цин. – Когда стало понятно, что небожители перестали появляться, Великая Ци создала Храм, в котором до сих пор обучают детей знатных семей. Они развивают свою внутреннюю ци и, говорят, в шаге от того, чтобы достичь божественности.

Ян Юмэй тихо фыркнула. Люди что во второй эпохе идиоты, что в этой.

Есть лишь два способа стать небожителем: либо родиться одним из Юнь, которые изначально были светлыми духами, либо стать великим человеком. Только древо Цышань решало, кто из людей достоин подняться на его ветви, и неважно, сколько у этого человека ци.

– Значит, мой отец принадлежит Храму.

– Он… покинул его, – тихо ответила Чунь Цин, опустив глаза. – Когда второй старший господин привел в Дом Ся вас, он больше не мог находиться в Храме. Глава Ся тогда очень сильно рассердился и сказал, что отныне у него только один сын. С того дня старшая госпожа и прикована к креслу.

По воспоминаниям Ся Юань Ся Ган был честным человеком, не привыкшим лгать и что-то скрывать. Действительно прекрасный пример сыновней почтительности^[9], однако однажды он посмел пойти против отца. С тех пор в Доме Ся ему не рады, не говоря уже о его дочери, чья мать оставалась неизвестна и, возможно, являлась простолюдинкой.

– И что делает этот Храм помимо попыток возродить небожителей?

– Люди оттуда убивают демонов, которые порой приходят из Нижнего Мира. В одно время говорили, что второй господин может стать первым небожителем третьей эпохи… как жаль, что он покинул Храм. Но если бы он этого не сделал, то как бы смог заботиться о юной госпоже? – тут же встрепенулась служанка. – Ваш отец – самый честный и праведный человек, которого я когда-либо видела!

Ян Юмэй не ответила. У некогда любимого сына, Ся Гана, теперь не было здесь права голоса, и он не мог помочь своей дочери. В этом месте не на кого положиться, кроме самой себя.

– Цин, а ты можешь принести мне записи того, что происходило в последние пару десятков лет? – осторожно спросила Ян Юмэй.

Некоторое время служанка молча смотрела на нее, прежде чем закрыть ладонями рот, с полными слез глазами произнеся:

– Юная госпожа, неужели в вас пробудилась жажда знаний?! Поверить не могу, что этот день наконец настал! Пойдемте скорее внутрь, я все вам принесу!

Затащив Хуанъянь в комнату и усадив ее на кровать, Чунь Цин весьма долго рылась в сундуке с вещами. Наконец она достала оттуда увесистый сверток и положила его на стол, развязала ленту и сняла ткань. Внутри оказались тетради, исписанные приятным почерком, при виде которого у Ян Юмэй быстрее забилось сердце.

– Второй старший господин просил передать это вам, если его не будет рядом, а юная госпожа захочет узнать больше о мире. К сожалению, хоть я и происхожу из одного из четырех Домов, но лишь дочь служанки и мало что знаю о мире за Хэчжоу, – призналась Чунь Цин. – Если юной госпоже будет что-то непонятно, то вы всегда можете спросить эту служанку. Я умею немного читать.

Ян Юмэй кивнула, бегло просмотрев тетради. В одних весьма кратко, но емко описывалась ситуация в Среднем Мире. В других рассказывалось про четыре Дома и их выдающихся людей. Было несколько тетрадей, напоминающих личные дневники Ся Гана, которые он вел во время путешествий по Среднему Миру.

Отказавшись от сна и забыв о еде^[10] и боли в окоченевших пальцах, Ян Юмэй просидела над тетрадями несколько дней. Будь она в своем теле, и большую часть не поняла бы, но Ся Юань знала современные иероглифы, хотя некоторую часть все же приходилось спрашивать у Чунь Цин.

С момента, когда Ян Юмэй пала, прошло три тысячи лет. За это время в Среднем Мире сменилось несколько стран, были долгие неурожаи и засухи, а также наводнения и нашествие цикад. Лишь последние три сотни лет все относительно спокойно: в Среднем Мире отныне существовало три страны. Великая Ци со столицей Хэчжоу, занимающая все Центральные равнины, Северная Сюэ, ютившаяся в заснеженных горах с богатыми металлами, а также Южная Хэ, занимающая все степи за высоким хребтом. Они часто устраивали набеги на приграничные города Великой Ци, используя тоннели в горах на границе двух стран, чтобы незаметно напасть и так же незаметно уйти.

Во главе Великой Ци все так же стоял род Тай – Ян Юмэй невольно удивилась, что он не прервался за столько времени. История этого рода началась еще задолго до появления Цышань, именно род Тай провозгласил Хэчжоу столицей Центральных равнин. Главным же достоянием Великой Ци являлись четыре Дома времен года.

Дом Ся взращивал хранителей истории и летописцев.

Дом Дун богат мастерами военного дела, а также личными стражниками императорской семьи.

Люди, относящиеся к Дому Чунь, из которого происходила Чунь Цин, считались хранителями тайн и ядов, однако далеко не все принадлежавшие этому роду могли постигать его науки. Только глава и его дети имели право прикасаться к этим знаниям, остальным же это не позволялось.

И наконец, дом Цю. Он взращивал будущих наставников и учителей для императорской семьи.

Все четыре Дома существовали и во второй эпохе, однако не были тогда столь могущественны, как в третью. Вовремя подставив свое плечо одному из Тай, когда его положение после гибели последнего бога оказалось особенно хрупко, они заслужили место при дворе и всеобщее почтение. Сейчас главы Домов носили почетный титул гунов^[11], имея самую большую власть после первого министра. Их слова во дворце считались весомыми, и даже император вынужден к ним прислушиваться. Однако, судя по дневникам, лишь глава Дома Ся не посещал Тайгун на постоянной основе из-за старых костей, что каждый раз делали передвижения в карете для него сравнимыми с пыткой.

В своих путешествиях по Среднему Миру Ся Ган искал лекарство, способное вылечить недуг дочери. Он записывал для нее свои дневники. Пролистав несколько из них, Ян Юмэй нашла кое-что интересное. А именно записи о роде Юнь – светлых духах, которых даже можно назвать небожителями – настолько сильны они были.

В начале второй эпохи центральная ветвь рода Юнь оказалась уничтожена Небесами за неповиновение. Оставшиеся Юнь скрывались, пряча свои белые волосы и синие глаза, а их технологии, опережающие свое время, остались брошены. Тешоу^[12] способны заменить любую лошадь или буйвола, и их постепенно находили люди, но не всех удалось запустить. Тогда люди ловили тех, кто остался из Юнь, и пускали их кровь как для лекарств, так и для оживления тешоу.

И вот, в третьей эпохе, Юнь стали прекрасной старой легендой. Ся Ган писал, что якобы встретил человека, который относил себя к Юнь, но его глаза и волосы были черными, а кровь, что раньше могла бы исцелить даже раны на сердце, сейчас не способна заживить порез.

Род Юнь никогда не вступал в половую связь ни с людьми, ни с демонами, ни с небожителями, храня верность чистоте крови. И то, что все обернулось таким образом, озадачило Ян Юмэй. Неужели в попытках сохранить свой род Юнь решили скрыться среди людей?

– Цин, а есть ли в Среднем Мире кто-то из рода Юнь? – поинтересовалась Хуанъянь.

Заваривающая чай Чунь Цин задумалась.

– Много кто хвастался, что в его крови есть кровь рода Юнь, даже в императорской семье кто-то из предков нынешнего императора был чуть ли не полноценным Юнь. А так… хотя нет, вспомнила! – хлопнула она в ладоши. – Юнь Чан! Он великий советник^[13] при императорском дворе! Злые языки говорят, он пришел из Южной Хэ в надежде разрушить Великую Ци, однако за пять лет службы у императора только возвысил страну! У него белые-белые волосы, но лицо он скрывает за маской зверя и никогда не показывает. Возможно, он не полноценный Юнь, но других эта глупая Цин не вспомнит.

Остались ли в этом мире чистокровные Юнь, чья кровь все так же сильна и способна оживить мертвого? Или они сгинули вместе с небожителями?

– Цин, мне нужно живое существо, – отложив тетрадь, серьезно произнесла Ян Юмэй.

– Живое существо? – глупо переспросила та. – Разве я не живое существо?

– Маленькое. Кролик или курица сойдет, – терпеливо объяснила Хуанъянь.

– До кроликов не добраться, а вот курица… А для чего юной госпоже живое существо?

– Хочу суп приготовить, – ответила та первое, что пришло в голову.

– Я постараюсь поймать самую большую и упитанную курицу! – вскочив на ноги, воскликнула Чунь Цин. – Дайте мне немного времени, и я вернусь!

Стоило ей уйти, как Ян Юмэй вздохнула с облегчением, сдвинув стол к стене и освободив место в центре комнаты. Взяв оставленный Чунь Цин короткий ножик, она довольно улыбнулась, поймав в отражении свое уродливое лицо. Ничего, скоро она вернет себе былую красоту.

Дождавшись Чунь Цин, Ян Юмэй отобрала у нее еще живую курицу и велела ждать во дворе.

– Госпожа, что же вы задумали? – захлопала глазами Чунь Цин. – Неужели решили поиграть?

– Да, – не стала отнекиваться она. – Стой здесь и не заходи в комнату, пока не прикажу!

Служанка послушно кивнула, и Ян Юмэй закрыла дверь, подперев ее комодом. Закатав рукава, она обезглавила курицу, подставив под обрубок шеи плошку. Окунув в нее пальцы, она начертила на полу восемь измененных триграмм, заковав их в круг и положив в него тушку курицы, на которую капнула свою кровь. Стоило той оказаться внутри печати, как кровь вспыхнула, алым огнем взметнувшись почти под потолок. От неожиданности Ян Юмэй отшатнулась и не моргая смотрела, как пламя пожирает кровь и подношение, наполняя комнату запахом сожженных перьев.

В прошлом она использовала человека, но Ян Юмэй не думала, что справится с ним, вдобавок убивать Чунь Цин казалось глупой затеей. Курицы для начала вполне достаточно.

Огонь погас, оставив на полу кровавую лужицу, которая с бульканьем приняла форму мотылька с большими крыльями и мохнатыми усиками.

– Лети ко мне.

Взмахнув крыльями, кровавый мотылек легко взлетел в воздух, усевшись на пальцы хозяйки.

– Маленькая несчастная душа, ты теперь принадлежишь мне, – улыбнулась Ян Юмэй. – Если будешь хорошо служить и выполнять мои приказы – я не съем тебя.

Мотылек взмахнул крыльями, но не улетел.

– Отныне ты – мои глаза и уши, ты – мой меч и мой защитник. Куда бы я ни пошла – ты везде найдешь меня.