Меня передергивает. Цепко всматриваюсь в этого несчастного. Какой-то прыщавый урод! Но, согласен, что с таким дрыщом ей действительно бояться нечего – не удивлюсь, если у него еще в принципе не встает. Внутри что-то злое скребет. Неприятное. Снова листаю фото вниз в поисках этого Юрика. Парень, бл…

И улавливаю звук шагов в коридоре. Затем приглушенный хлопок закрывающейся соседней двери.

Ты смотри ка, пришла.

Листаю соцсеть "сестренки" дальше, но концентрация резко падает, потому что весь обращаюсь в слух. К сожалению стены у нас не настолько тонкие, чтобы я мог расслышать все, что она делает в комнате. До меня не доносится ни звука. Но я ведь точно знаю, что колючка там. Нализалась со своим дохлым Юриком и явилась в двенадцатом часу.

Поддавшись порыву, я поднимаюсь с кровати и выхожу на балкон. Свет в комнате Малины горит, но окна плотно зашторены. Из приоткрытой балконной двери доносятся звуки какого-то включенного фильма.

Щелкаю зажигалкой и раскуриваю, гипнотизируя взглядом эту самую балконную дверь. Ну, ягодка, покажись… Поболтаем.

Но сигарета уже тлеет до фильтра, а моя соседка так и не показывается. Не придумав ничего лучше, нахожу мелкий камешек и пуляю в стекло. Дзынь. Жду пару секунд и кидаю второй. За шторами появляется тень, а затем сквозь щель между ними показывается тонкая рука и рывком захлопывает балконную дверь.

Ясно. Болтать не будем. А жаль.

Размазываю по пепельнице окурок и ухожу к себе.

13. Малина

Три недели спустя.

Стоя перед зеркалом в гардеробной, я в последний раз окидываю себя долгим придирчивым взглядом. В целом остаюсь удовлетворенной – распущенные волосы, сдержанный макияж, делающий акцент только на глазах, блузка с забавным кружевным воротником, серый дырявый свитшот и коротенькая плиссированная юбка сильно выше колен, на которых заканчиваются черные тонкие гольфы. Чувствую себя школьницей из аниме – и это мультяшное ощущение хоть чуть-чуть спасает от излишней тревожности.

Сегодня первое сентября, а значит мой первый день как студентки первого курса в моем университете.

Я жутко волнуюсь.

Ведь возможно именно этот день определит мою дальнейшую жизнь на ближайшие шесть лет. Я легко переживу, если не стану всеобщей любимицей – я в этом не нуждаюсь. Но все же хочется встретить хоть парочку людей, близких себе по духу. Друзей…

Дробно выдыхаю, подмигнув своему отражению, и выхожу из комнаты. В универ меня обещала отвезти мама – она ждет в столовой. Сейчас время совместного завтрака, который я, тщательно наряжаясь, уже практически пропустила.

Вообще, честно сказать, меня невероятно бесят все эти совместные завтраки и ужины, но Назар Егорович – не тот человек, с которым отважишься спорить по поводу заведенных им порядков. Если только это не вопрос жизни и смерти для тебя.

В остальном же прошедшие три недели в доме Караевых пролетели, как бы невероятно это не звучало, далеко не так уж ужасно, как я представляла, когда мы сюда переезжали.

Назар Егорович при более близком знакомстве оказался гораздо менее суровым человеком, чем я решила сначала. У него было несколько пунктов, выполнения которых он требовал неукоснительно (в них как раз входили общие трапезы), в остальном же Караев -старший всегда был готов выслушать и, если доводы его устраивали, уступить.

Да и с его дочерьми мы потихоньку начали находить общий язык. Мою мать они по-прежнему демонстративно ненавидели и чурались, особенно старшая, Диана, но на меня это, слава Богу, не сильно распространялось.

Сначала я начала общаться с Лилей, младшей. Это вышло случайно. Как-то я увидела, как она разучивает пьесу, играя на том самом безобразно дорогом рояле в гостиной. У Лили не получалось, и она чуть не плакала, зло и невпопад лупя по клавишам. Ее состояние было мне настолько знакомым, что сочувствие мгновенно перевесило все остальное, и я решила к ней подойти.

– Привет, – я улыбнулась, опираясь на рояль, – Вообще классно у тебя выходит… Сколько лет занимаешься?

– Не подлизывайся, уходи, – буркнула Лиля, посмотрев на меня исподлобья затравленным волчонком.

– Я и не думала подлизываться.

– Ну да, – с сарказмом хмыкнула девчонка, очень напомнив в этот момент ее брата.

– Да, и у тебя этот момент не получается, потому что ты пальцы не так ставишь, – я кивнула на ее руку.

– Все правильно я ставлю!

– Нет, здесь вот так надо, – я наклонилась к ней и показала переход, – Так, где кусок? – сощурилась, смотря в ноты, – А вот, вижу…

И закончила отрывок.

Лиля, поджав губы, уставилась на клавиши, будто не желая смотреть мне в глаза. Помолчала секунду.

– А ты что? Тоже ходишь в музыкалку? – все-таки скосила на меня настороженный взгляд.

– Ходила. Уже закончила, тоже по классу фортепиано. Сейчас гитарой занимаюсь, но это так. Для себя. А раньше даже мечтала в училище поступить.

– Правда? – Лиля тут же восторженно округлила глаза, и я невольно засмотрелась на ее детское, очень красивое лицо.

Она была как картинка, будто ненастоящая. И на брата похожа сильно. Тьфу, ну почему опять в голову влез он?! Тряхнула волосами, прогоняя из мыслей непрошенного самовлюбленного придурка.

– Да, но меня мама отговорила, – вздохнула вслух, – Впрочем, я не жалею. До настоящего профи я бы, и правда, не дотянула, данные не те, таланта особого нет, а просто работать потом в музыкальной школе…– и я демонстративно передернула плечами, а Лиля рассмеялась.

– А вот моя мама училась в консерватории, это ее рояль, – призналась девочка, – Она очень талантливая, – с жаром, – Правда, не закончила, потому что потом она встретила папу, и сразу родился Эмиль, и…в общем… – Лиля нахмурилась и замолкла, мрачнея на глазах. Рассеянно нажала на несколько клавиш, – Обычно я с ней делала домашку, – вздохнула совсем тихо и очень тоскливо.

– А хочешь, я помогу? Мне конечно до твоей мамы явно далеко, но…– я развела руками.

Лиля задумчиво уставилась на меня, покусывая нижнюю губу, а потом медленно улыбнулась.

– Давай.

И я присела к ней. Нет, я не сделала это специально. Мне действительно было интересно с Лилей, и я искренне хотела ей помочь. Да и все в доме отнеслись к нашим совместным занятиям очень благосклонно. Даже Диана, которая первые дни игнорировала меня, быстро начала оттаивать и перестала смотреть холодно и зло. А иногда стала даже заговаривать.

Все, кроме Эмиля.

Когда он в первый раз увидел меня за роялем вместе с Лилей, он натурально побледнел, а губы превратились в тонкую злую нитку.

– Кто тебе разрешил? – выдал таким тоном, будто я не на клавиши нажимаю, а громлю инструмент топором.

Я даже растерялась, уставившись на Караева-младшего в ответ, и за меня ответила Лиля.

– Маля мне помогает с менуэтом, который на лето задали. Она ходила в музыкальную школу, представляешь?

– Представляю, – отозвался Эмиль, продолжая смотреть только на меня, тяжело и враждебно, – Это рояль моей матери, аккуратней, – глухо добавил и ушел.

А у меня еще долго было ощущение, что кожа липкая и холодная, будто меня с головы до ног оплевали. И обидно до слез. Не могла точно выразить, что именно меня тогда так задело. Наверно чувство, что ему противен сам факт, что я прикасаюсь к этому несчастному роялю. Словно я недостойна и чем-то заражена.

Вообще хорошо, что все эти три недели мы очень редко сталкивались с младшим Караевым и еще меньше общались, несмотря на то, что пять из семи дней в неделю ночевали через стенку.

По будням Эмиль целыми днями пропадал в фирме отца, проходя там летнюю стажировку, или на тренировках. А в пятницу он неизменно забирал девчонок и отвозил их на выходные к их матери, и оставался в городе до вечера воскресенья. Так что все наши встречи ограничивались случайными стычками в коридоре, вызывающими у меня неизменную удушливую неловкость, и совместными завтраками и ужинами по будням, во время которых я по большей части молчала, а Эмиль, сидя ровно напротив, делал вид, что способен сквозь меня разглядеть декоративную штукатурку, покрывающую стену.

В этом ужасно признаваться, но его внезапное холодное равнодушие меня задевало. Даже почти ранило.

И сбивало с толку.

Я невольно все время думала, с чем именно оно связано? Ведь в первый же вечер он, чуть не убившись, перелез на мой балкон со своими дурацкими пошлыми предложениями. Потом кидал камешки в мое окно, словно какой-то хулиган -подросток. И… Все.

Обиделся, что я тогда не вышла на балкон? Пф-ф-ф…

Ну и ладно, мне же лучше… Да?!

Именно это я повторяла себе мысленно снова и снова за каждым гребаным совместным завтраком и ужином, украдкой разглядывая Эмиля, сидевшего напротив. И кусок застревал в горле от внутреннего горячего напряжения, а воздух сразу становился таким плотным и тягучим, что нормально и не вздохнуть.

Я не могла это контролировать. Эти эмоции к Караеву-младшему просто были и все. Оставалось лишь надеяться, что это скоро пройдет и разум победит неуместные гормональные всплески. И что я достаточно хорошо умею скрывать свои дурацкие реакции на него.

***

В малой столовой суматоха и непривычный для этого дома гам. Ведь первое сентября сегодня не только у меня, но и у девчонок.

Светлана, няня, то и дело поправляет Лиле завитые кудри, одновременно уговаривая доесть хлопья с молоком.

Диана запальчиво спорит о длине своей гимназисткой юбки с отцом.

Моя мама со страдальческим видом растирает бледное лицо. Она всегда была чувствительна к излишнему шуму и мучилась мигренями. С беременностью проблемы с головной болью только усугубились, особенно из-за того, что никаких сильнодействующих лекарств ей сейчас принимать нельзя.

Эмиль же, растекшись по стулу в вызывающе вальяжной позе, топит взгляд в своем телефоне, будто не замечая, что еще кто-то вошел.

– Доброе утро! – громко обозначаю себя, проходя в столовую.

Со мной здороваются все кроме Эмиля, который, наконец оторвавшись от экрана мобильника, лишь мажет нечитаемым взглядом по моей короткой плиссированной юбке и тормозит на коленках, наполовину прикрытых гольфами. И по его каменному лицу совершенно непонятно, что он при этом думает. Может вообще считает, что я как клоун.

Но мне плевать… Да? Да.

Одергиваю юбку и сажусь за стол. Беру с общего блюда пару блинчиков.

– Малина, вам сделать кофе? – предлагает Светлана.

Это вообще не ее обязанность, но я уже знаю, что ей так проще – что-то делать, а не просто стоять позади Лили и ждать, когда та доест.

– Спасибо, – благодарно улыбаюсь женщине.

– Вот, пап! Ты видел?! У Мали юбка такой же длины! – возмущенно тычет в меня пальцем Диана, – Почему ты ей ничего не говоришь?!

А у Назара Егоровича уже, кажется, сейчас пар из ушей пойдет.

– У Мали так и задумано, а ты свою подшила! Сама! Это же форма! Ты в гимназию собралась или на панель?!

Я молча ем, благоразумно не встревая, как и все остальные. Да, Диана увлекается шитьем и даже дизайнерские вещи из своего гардероба умудряется переделывать. Очень необычное хобби для девушки тринадцати лет. И надо сказать, у нее отлично получается. Она мечтает стать модельером, и думаю, что все шансы у нее есть.

– Вот что сразу панель?! – вспыхивает Диана мгновенно, подскакивая на стуле, – Вот всегда ты так! Чуть что, так сразу панель! – голос ее начинает дрожать, – Какая панель, если я без твоего разрешения даже на соседнюю улицу пойти не могу! Все девочки гуляют сами! А я…! – и всхлипнув, выбегает из столовой.

– Диана, стой! – хлопает старший Караев по столу.

Расстроенно шумно выдыхает, глядя дочери вслед.

– Назар Егорович, можно я? – предлагает Светлана.

– Да, Свет, сходи за ней, будь добра, – соглашается Караев.

– И… Назар Егорович, давайте уж юбку оставим? Она старалась, клинья перешивала, – мягко предлагает няня.

–Да черт уж с ней, с юбкой, – отмахивается Назар Егорович хмуро, – Нам уже ехать пора!

Светлана, кивнув, что все поняла, уходит.

– Мам, ты как себя чувствуешь? – обращаюсь я к матери, наблюдая как подрагивает ее рука, когда она подносит цветной бокал с водой к губам, – Все хорошо?