– Сомневаюсь. Может, и фамилия не его, я ведь документы не видела. Встречались–то всего седмицу.

– Ну и ладно. Ты молодая, здоровая, у тебя все впереди. Не робей, подруга, прорвемся. Только уговор: мужиков сюда не водить. Управляйся, как знаешь.

– Мне сейчас не до мужиков, – ответила я, решив, что Зойке пора на покой, глаза красные, взгляд затуманился, да и язык начал заплетаться. – Я, это, в ванную пойду, помоюсь, – сказала я.

– Давай. Постелю тебе на кресле, другого места нет, извиняй. Вещи–то у тебя где?

– А вещей у меня только один саквояж. – Получу оплату, съезжу домой, привезу чего надо.

– Да уж, сделай одолжение. У меня тоже лишнего нет. Идем, дам тебе полотенце.

– А ты не переживай, я шить умею, – засеменила я за Зойкой. – Хорошо умею, мамка говорила у меня талант к этому делу. Так что, если что надо – обращайся. Мне бы хоть какую машинку швейную, да ткань любую. Я нам знаешь какие шмотки сварганю! Все от зависти лопнут.

– Ну посмотрим, – хмыкнула Зойка, всучив мне полотенце.

***

Я стояла под душем, зажмурившись от удовольствия, когда в ванную вошла Зойка. Я едва сдержалась, чтобы не напомнить: приличные люди стучат, прежде чем войти. Зойка плюхнулась на нужник, поглядывая на меня с ухмылкой.

– Тебе чего? – не выдержала я.

– По нужде. Слушай, фигурка–то у тебя ничего, а так и не скажешь, и мордашка симпатичная – породистая такая. И ручки нежные да мягкие, кожа чистая, мужикам такие как ты нравятся. Тебя бы приодеть нормально, рядом с благородной поставь и не отличишь. С такими данными можешь неплохо устроиться, если не брезгливая. Хочешь, подскажу человечка?

– Ты о чем? – нахмурилась я.

– Деревня ты темная. Здесь город большой, по–разному можно зарабатывать.

– Это ты мне в плехи¹⁶ советуешь податься, что ли? Да ты очумела что ли? Мне это не подходит, заруби себе на носу. Поняла? И вообще, топай отсюда.

– Ладно, чего ты… я так, спьяну брякнула. Не обижайся.

Она тяжело поднялась и отправилась восвояси.

– Вот лоха, – буркнула я, и потянулась за полотенцем.

Когда я вошла в комнату, Зойка, разобрав кресло, стелила мне постель. Белье было чистое, что мне заметно прибавило настроения. Нацепив старую длинную майку, буркнула благодарность и улеглась. Зойка устроилась на диване, я–то надеялась, что уснет она быстро, но ей не спалось. Она принялась рассказывать о своих родителях, о муже, которого регулярно навещала в кутузке, о стерве–свекрови, которая портит ей жизнь и вынуждает сына развестись. Под ее мерное бормотание я незаметно уснула.

***

Будильник зазвенел оглушительно громко, я вскочила, не сразу поняв, где я и что происходит. Поспешно отключила будильник, косясь на спящую Зойку. В трактир ей к десяти, а вот мне необходимо быть там в восемь, убирались там по утрам до открытия. Быстро приняв душ и выпив чаю, бегом припустила в трактир, дорогу я нашла без труда. На работу пришла на пять минут раньше и возле служебного входа столкнулась с Любовью Петровной, которую все здесь звали Любашей.

– Пришла? – кивнула она и взглянула на часы. – Что делать, знаешь?

– Ага–ага, – закивала болванчиком. – Мне вчера растолковали.

– Ну, давай, трудись.

Она направилась в свой кабинет, а я в подсобку за орудиями труда. До десяти следовало убрать в зале, после открытия – в остальных помещениях. К работе я подошла ответственно, трудилась в поте лица и не успела оглянуться, как появилась Зойка. Она познакомила меня с поварихой, дородной теткой, двумя подавальщицами и вторым трактирщиком Борькой. Последний игриво мне подмигнул и сказал:

– Будем дружить.

В шесть я наскоро перекусила в моечной вместе с Зойкой и отправилась домой, чувствуя, как от непривычной работы все тело ноет.

***

Первая седмица пролетела незаметно, я успела перезнакомилась со всеми тружениками трактира и завоевала расположение Любови Петровны, а всего–то и надо было пришить оторвавшийся карман. Управилась я за пару минут, причем прямо на ней, чем вызвала удивление не только у Любаши, но и у немногочисленного персонала. В пятницу, где–то около двух часов, в трактире появился мужчина и направился в кабинет Любаши. Мы с Зойкой в это время пили чай, пользуясь тем, что посетителей немного и Зойка может передохнуть. На мужчину я сначала не обратила внимания, но Зойка вдруг пнула открытую дверь ногой, чтоб из коридора не видно было, чем мы заняты, и шепнула:

– Хозяин приехал.

– Я пойду, – поспешно поднялась я.

– Да ладно, чай допивай. Он мужик хороший.

– Я к тебе попозже зайду, когда он уедет, – ответила я.

Вооружившись ведром и шваброй, я стала мыть пол в коридоре. Дверь в кабинет Любаши была открыта, и я хорошо видела толстуху и мужчину, сидевшего на стуле вполоборота ко мне, ну такой – симпатичный. Они о чем–то негромко разговаривали, Любаша вроде бы оправдывалась, а мужчина делал язвительные замечания. К их разговорам я не прислушивалась, передвигаясь все дальше по коридору, а когда закончила мыть пол и направилась в туалет, едва не столкнулась с хозяином. Он как раз вышел из кабинета, взглянул на меня хмуро и уже собрался двигать дальше, но внезапно притормозил и начал пристально меня разглядывать. М–да, нашел время любоваться, что интересного в взмыленной и уставшей девице? То ли дело он, статный, сразу видно, не горбатится за монетку, костюмчик на нём дорогущий, на ивановской мануфактуре сделан, сорочка белоснежная, золотые запонки, из кармашка жилетки свисает цепочка часов, тоже золотых, шейный платок так замысловато завязан, ботинки начищены до блеска, в руках цилиндр. Красавец–кавалер! Вот ты глупая! Ничему тебя жизнь не учит! Да мало ли, какой он там красавец. Мысленно обругав себя, я обошла его, буркнув «драсте», ускорила шаг, и тут он позвал:

– Эй…

Так как в коридоре нас было двое, ясное дело, обращался он ко мне. Я повернулась и растянула губы в улыбке, раз уж он здесь хозяин и платит мне деньги. Мужчина приблизился и тоже улыбнулся, что меня слегка воодушевило. Выходит, меня не собираются увольнять по необъяснимой причине. Уже хорошо.

– Ты новая поломойка, что ли? – спросил он. Я молча кивнула. Он продолжал разглядывать меня с таким выражением лица, точно перемножал в уме трехзначные цифры. – Как тебя звать?

– Катерина, – смущенно ответила я, прикидывая, начнет хозяин приставать или обойдется? И как себя вести в случае этих самых приставаний? К шишу¹⁷ его послать? Посылать не хотелось, работой я дорожила.

– Катерина? – переспросил он и вздохнул вроде как с облегчением. – А фамилия?

– Потапова, – пожала я плечами, не очень понимая причину его интереса, но почувствовала себя увереннее, потому что почти не сомневалась – зажимать меня тут же в углу он все–таки не намерен.

– А–а…– протянул он и замолчал.

Я не знала, что делать – идти по своим делам или дожидаться, когда он еще что–нибудь скажет.

– А чего в поломойки подалась? Проблемы? Аль не грамотная? – спросил он.

– Да вроде нет у меня проблем, – шмыгнула носом я. – И с грамотой в ладах.

Он развернулся и отправился назад к Любаше, а я, помедлив, побрела дальше, так и не поняв, что все это значит.

Минут через двадцать, когда я закончила уборку в туалете и вышла в коридор, меня позвала Любаша. Орать она могла громко, чем в тот момент и занималась. И я припустила к ней со всех ног, путаясь в юбке и теряясь в догадках, чем прогневила начальство. Дверь в ее кабинет по–прежнему была открыта, начальство я застала в таком же недоумении, в каком пребывала сама. Хозяин трактира стоял, привалившись к Любашиному столу, и продолжал на меня глазеть, а она сказала:

– Вот, Ерофей Степанович считает, ты вполне можешь работать подавальщицей. Справишься?

– Не знаю, – честно ответила я. – Я в одной богадельне на раздаче работала, а подавальщицей нет.

– Ну, дело–то нехитрое, – подбодрила она меня. – Девка ты старательная, руки из правильного места растут. Чего тебе, в самом деле, полы мыть?

Ерофей Степанович еще раз оглядел меня с ног до головы и усмехнулся, а я сказала немного невпопад:

– Благодарствую.

Он ушел. Любаша, проводив его взглядом, подозвала меня к себе и зашептала:

– Видать, ты ему приглянулась…

– Это хорошо или плохо? – вытаращив глаза, поинтересовалась, на всякий случай.

– А уж это от тебя зависит. Женат он, так что…

– Ну и на кой мне? – нахмурилась я.

– Вот и хорошо, – непонятно что имея в виду, заключила Любаша.

– Ну, я пойду, что ли? – спросила, переминаясь с ноги на ногу.

– Иди.

Через пятнадцать минут новость о том, что меня «повысили», облетела весь трактир. Началось ее обсуждение. Девки, собравшись в моечной, вправляли мне мозги, то есть давали советы, весьма противоречивые, надо сказать. Зойка, неизвестно чему радуясь, треснула меня по спине ладонью, заявив, что я везучая. Остальные с ней, в принципе, согласились. У меня возникли чисто практические вопросы, но их решили быстро.

***

На следующий день мы с Зойкой отправились к ее знакомцу, и за небольшие деньги (их пришлось занять у все той же Зойки) оформили мне санитарный вексель, а в понедельник я уже работала подавальщицей. После мытья полов эта работа показалась мне легкой, и я мысленно поздравила себя с удачей.

Посетители у нас бывали разные. Вечером толклись эти самые поклонники борцов за всяческие свободы, а вот днём захаживал и обычный рабочий люд, и клерки из близлежащих контор.

– Добрый день, – улыбаясь поздоровалась я в роли подавальщицы с первым своим клиентом. – Чего изволите?

– А что у вас есть из быстрого? – посматривал на часы сухопарый мужичок, самого что ни на есть конторского вида. – Я очень тороплюсь.

– Могу предложить вам кашу, сырники, омлет…

– Нет! – что есть мочи заорал мужик. – Только не яйца!

От его крика я подскочила на месте как ошпаренная, со стены напротив свалилась картина, Ванька за стойкой выронил пивную кружку, а на кухне, судя по звуку на пол уронили казан.

– П–п–прос–простите… – залепетала я.

– Это вы меня простите, нервы что–то шалят, – обратно сел мужик. – Понимаете, ко мне тётки приезжают. Вот я и разволновался.

– Хорошо, я поняла. Так чего бы вы хотели отведать? – осторожно поинтересовалась я.

– Да несите уж кашу, или что там у вас, – обречённо махнул рукой клиент. – Всё равно это ничего не изменит. Вы понимаете, я ж их люблю, тёток–то своих. Да только они ж меня всегда так позорят, – хлопнул на глаза ладонь он. – Знаете почему я не люблю яйца? А я вам скажу, – не дожидаясь моего ответа продолжил очкарик. – Мне было тогда десять. Маменька в тот год захворала, и они, тётки, я имею в виду, приехали тогда к нам в гости, поддержать, так сказать. Все дружно приехали, и погостевав пару дней, решили взять племянника, то бишь меня, с собой на море. Как будто я моря не видел! Ну папенька мой не мог сёстрам своим отказать, да и маменьке тоже было не до того, ну и отпустили меня с ними. Я даже обрадовался, к морю – это вам не книжки скучные читать. Ну и вот, загрузились мы в паровоз, пока то да сё, проголодались, ну и начали тётки снедь всякую на стол метать, и самая старшая, тёть Клава берёт яйцо и так в шутку – тюк меня им по лбу. А оно возьми, да и потеки… вот прям с моего лба, по носу, по подбородку и за пазуху. И что вы думаете? Средняя сестра, тёть Маша, в недоумении хватает второе яйцо и со словами «Мы что, их не сварили?!» тюкает опять в мой и без того заляпанный лоб. Тюк и второе яйцо стекает по мне, естественно. Третья, младшая значит, тёть Дуся, проделала всё тоже самое со словами «Да я ж точно варила!». И знаете что?

– Сырое, – догадливо кивнула я, закусывая губы дабы сдержать смех.

– Да! Представьте себе, сырое!