– Ты сама как? Чем занимаешься? – спрашиваю я, хотя точно знаю, чем она занимается, потому что Молли знаменита, по крайней мере, в кругу пересекающихся школьных друзей.

Она хватает один их хлебцев с пармезаном и неторопливо разламывает его на две части, словно это игрушка, а не восхитительно вкусная еда.

Если не ошибаюсь, она нервничает.

Это я заставляю ее нервничать.

Восхитительно.

– Я писательница, – туманно отвечает она.

– О, это здорово. А что ты пишешь?

– Сценарии к фильмам. Ромкомы.

Она отвечает любезным тоном, таким, который используют, когда не хотят, чтобы им дальше задавали вопросы на эту тему. Но для меня это возможность ее помучить, совсем немного.

– Мисс Молли Маркс, ты наверняка шутишь, – говорю я. – Именно ты – из всех людей! – пишешь сценарии к фильмам с поцелуйчиками?

– Фильмы с поцелуйчиками собирают свыше пятидесяти миллионов долларов в первые выходные после начала проката, – отвечает она. – Или собирали раньше, до того как в лидеры по кассовым сборам вышли супергерои.

– Я люблю супергероев, – объявляю я. – Не хотел тебя обидеть.

– Конечно, любишь. Ты всегда любил незамысловатую битву добра и зла.

Она вредничает, но это чистая правда. Мне не может не нравиться ее язвительность. Она напоминает мне нашу с ней любовь. Настоящая любовь, которая случилась у тебя в шестнадцать лет, остается в крови. С тех пор и до этого дня меня безнадежно тянет к женщинам, которые ведут себя враждебно.

– Всегда знал, что ты сентиментальна в душе, – говорю я, и это так и есть. Она всегда отказывалась ходить со мной в кино, потому что фильмы заставляли ее плакать, а у нее фобия – она не должна плакать на людях.

– Это работа, – заявляет она и осушает половину «Палм-Бэй-Подготов-тини».

– Осторожно, подруга, – предупреждаю я. – Там намешано пять видов рома.

Молли жестом подзывает официанта и заказывает еще два.

– Твое здоровье, – говорит она и протягивает один стакан мне.

Я беру его и делаю маленький глоток.

– Вкусно.

– А ты чем занимаешься? – спрашивает она.

– Адвокат. Партнер одной юридической фирмы в Чикаго.

Должен признать, что говорю это с гордостью. Я закончил юридический факультет в двадцать три года, а партнером стал в двадцать восемь, что в моей фирме оказалось беспрецедентным случаем.

– На каком праве ты специализируешься? – интересуется Молли.

Я не горю желанием посвящать ее в детали. Я знаю, что ей это не понравится.

– Семейное право. – Выбираю самый туманный вариант ответа.

Молли смотрит на меня в полном неверии, по крайней мере, так кажется.

– Ты адвокат по бракоразводным процессам?

Она ненавидит и глубоко презирает адвокатов по бракоразводным процессам. И оправданно.

Но я пытаюсь быть совсем не таким, как те, кто помог разрушить жизнь ее матери, когда мы оба были детьми. Я горжусь тем, что помогаю супругам расстаться по-человечески – или, еще лучше, помириться.

– Я занимаюсь не только этим, – быстро добавляю я. – Составляю брачные договоры, медиативные соглашения…

У нее на губах появляется улыбка, которую я воспринимаю как угрозу.

– Это радует, – говорит Молли без всякой злобы. – В школе ты всегда был таким безнадежным романтиком.

– Ты-то, конечно, должна это знать.

Ее лицо приобретает цвет окружающего нас песка^[12].

Упс! Я не собирался так быстро ударять в самое уязвимое место.

Я собирался ра-а-астянуть процесс.

Тем не менее мне нравится, что ей неуютно.

До того как я успеваю еще раз напомнить ей о том, что она сделала со мной в юности, к нашему столу подходит Мэриан, сопровождаемая Марком, ее бывшим парнем (они встречались в школе), Жоржетой, которая приехала к нам по обмену из Франции, а также спутником Жоржеты, поразительно красивым мужчиной, которому явно скучно. Так скучающим может выглядеть только парижанин, оказавшийся на встрече выпускников во Флориде.

– А-а, вы только взгляните на этих двоих! – кричит Мэриан, глядя на меня и Молли. – Словно ни дня не прошло после окончания школы. – Она поворачивается и обращается к французу: – У этих двоих в школе была такая amour^[13].

Я обнимаю Молли за плечи и сжимаю так крепко, что у нее должно было потемнеть в глазах.

– Она до сих пор продолжается.

Молли легко вздрагивает, это вполне может быть отвращение, а может, и холодок от ветра с океана, который дует ей на голые плечи, хотя, не исключено, все дело в ностальгической страсти ко мне.

Согласен, вероятно, не последнее.

– Да. Нет, – бурчит Молли.

Француз протягивает Молли руку.

– Меня зовут Жан-Анри. Муж Жоржеты.

– А я Молли, – отвечает она, пожимая ее. – Первоклассная стерва.

Глава 3. Молли

Трудно притворяться, что на тебя никак не подействовала встреча с человеком, которого ты сильно обидела и никогда за это не извинилась, особенно если у тебя при этом трясутся руки.

Я убираю их под стол и надеюсь, что Сет этого не заметил.

Деззи обещала мне, что его здесь не будет. Если подумать, Деззи – это тот человек, который легко соврет, если считает, что это пойдет тебе на пользу, а она считает, что для меня хорошо столкнуться лицом к лицу с тем, что вызывает у меня беспокойство.

Но Деззи – кондитер, а не психотерапевт. Обычно ее психологические интервенции терпят неудачу.

Тем временем Сет опять ведет себя так, словно все в полном порядке. Словно я не порвала с ним отношения – бессердечно и грубо – через четыре года встреч вечером после окончания средней школы. В ту ночь мы оба планировали расстаться с девственностью в гостиничном номере, который он заполнил розовыми лепестками и четырьмя видами презервативов, а в результате я только вошла в этот номер, разбила Сету сердце и ушла.

Все это произошло меньше чем за пять минут.

Если я его знаю (а кто может точно сказать, ведь я бросила его пятнадцать лет назад и с тех пор ни разу с ним не разговаривала?), то он со мной играет.

«Но это нормально», – говорю я себе, в свою очередь, пытаясь нормально дышать. Он имеет на это право.

Я испытываю облегчение, когда Сет начинает говорить с Мэриан и Марком про Чикаго, где Сет живет. После этого они переходят к дому Мэриан в Майами и дому Марка в Атланте, их работе в рекламе и спортивном менеджменте.

Я практикуюсь во французском, разговаривая с Жоржетой, которая теперь живет в Париже, работает стилистом и испытывает такое же отвращение к морским гребешкам, как и я.

– Tu es avec Seth?^[14] – спрашивает она тихим голосом, кивая на него.

– Non!^[15] – выплевываю я. – Я приехала с Деззи и ее мужем.

– А-а, – говорит Жоржета с типично французским вздохом. – Tant pis^[16].

В ее тоне слышится легкое разочарование.

Я пожимаю плечами. Жоржета училась вместе с нами только один год – первый в старшей школе, поэтому, несомненно, не знает отвратительную историю про наше расставание.

– Расскажи мне, как вы познакомились, – обращаюсь я к ее мужу.

На открытии выставки фотографий, в баре на крыше Центра Помпиду, bien sûr^[17].

Я позволяю себе погрузиться в гламурную историю их романа. Возможно, более точным будет сказать, что я изображаю глубокий интерес к нему, чтобы можно было отвернуться от Сета, словно слова Жоржеты – это силовое поле, которое может защитить меня от необходимости с ним разговаривать остаток вечера.

Но затем Мэриан встает и тянется к стопке карточек в центре стола.

– Пришло время отвечать на приготовленные вопросы! – чирикает она.

– Здорово! – с энтузиазмом восклицает Сет так, что у него получается растянуть это слово в два раза.

Похоже, он не шутит.

Не могу поверить, что мы с ним встречались.

Надо отдать ему должное, он был красивым парнем, когда мы учились в школе, а сейчас выглядит еще лучше – высокий, худощавый, с блестящими черными волосами, темными глазами, в которых играют озорные искорки. У него слегка искривленный в районе переносицы нос, и я считаю эту черту сексуальной.

Также, конечно, имеет значение тот факт, что он когда-то был в меня влюблен, а не держался отстраненно и не боялся меня, как остальные мальчики в школе. И есть еще одна небольшая деталь – я полностью расклеивалась в те редкие минуты, когда мы оставались одни.

Он до сих пор остается единственным человеком, которого я любила.

Мне не следовало садиться рядом с ним.

Даже несмотря на то, что меня сковывает беспокойство и я стараюсь сосредоточиться на анекдотах, которые Жоржета рассказывает про Марион Котийяр^[18], возвращаются воспоминания о том, как мы ласкали друг друга на заднем сиденье автомобиля. На меня накатывает волна феромонов, и близость Сета отвлекает меня. Я разрываюсь между желанием отправиться в туалет, чтобы взять себя в руки, и желанием схватить его и исчезнуть под причалом, где мы раньше часто целовались.

Понимаете, секс – это отличное средство от беспокойств и волнений. Он словно перемещает вас внутри вашего тела, поскольку трудно скатываться по спирали вниз к обреченности и безумию, когда кто-то касается вашей груди. Это явление объясняет, по крайней мере, семьдесят процентов моих связей, ведь никак иначе объяснить появление в моей жизни этих моих бывших парней нельзя.

Рука Сета касается моей, когда он тянется за напитком, я чувствую, как это прикосновение отдается где-то в районе моих яичников. Мои плечи расслабляются впервые за весь вечер.

Я украдкой бросаю на него взгляд, чтобы узнать, не охватывает ли его атавистическая похоть, как и меня.

Вместо этого он сосредотачивает свое внимание на Мэриан.

– Первый вопрос! – объявляет Мэриан, машет карточкой и смотрит на нас. – Ваше любимое воспоминание со времен учебы в средней школе?

О Боже.

Руку поднимает Марк.

– Легкий вопрос. Это воспоминание о том, как я стал королем выпускного бала вместе с этой красивой девушкой.

Мэриан краснеет и берет руку Марка в свою. Он смотрит ей прямо в глаза, глаза горят, в его взгляде появляется что-то, похожее на изумление и благоговение. Я чувствую жар между ними.

– Это был и мой лучший вечер, – мурлыкает Мэриан.

Случайно встречаюсь взглядом с Сетом. Все гадаю, вспоминает ли он, как и я, как я убедила его прогулять выпускной вечер и вместо этого отправиться на пляж. Вечер был такой же, как сегодня, – тепло, воздух казался немного липким, светила полная луна. Мы бросились в океан прямо в одежде, а потом заявились на вечеринку после окончания официальной части. Мое платье с блестками, купленное для выпускного бала, и его смокинг промокли насквозь.

Мы оба отворачиваемся.

Слово берет Жоржета и описывает плавание с аквалангом, когда мы с классом отправились в Коста-Рику. Затем приходит мой черед.

Я не знаю, что сказать.

По правде говоря, все мои любимые воспоминания из школьных лет связаны с Сетом. Но я, естественно, не собираюсь в этом признаваться. Поэтому выдаю первую безобидную вещь, которая приходит на ум.

– Я всегда буду помнить, как мы с Деззи и Элиссой сбежали вечером из дома (мы тогда остались у Деззи), чтобы найти один кантри-бар, оформленный так, как их оформляли в старые добрые времена на Западе. Он находился в том районе, где расположены ранчо, к востоку от города. Мы украли машину у мамы Деззи и примерно час ехали по темным, пыльным дорогам, включив на полную мощность Пэтси Клайн. Никто не требовал у нас документы, не спрашивал возраст, и мы ели шашлык и танцевали с компанией пожилых типов, похожих на ковбоев, до двух ночи. Это было невероятно.