– Так ты сирота? Думал, что кто-нибудь придет и назовется твоим родителем, а ты к нему на шею с криком «мама» кинешься? – ерничал парень из его группы. – Тут, понимаешь, связи все решают. Нужно знать родителей заранее.

Михаил верил, что родители не могли просто так не приехать. Верил, пока не перестал. Ко всем, без исключения, приезжали родные, а о Попкове все совершенно позабыли. Михаил стал строчить родителям письма с просьбами забрать его, но и они оставались без ответа. Решив, что больше так продолжаться не может, мальчик в один из дней просто сбежал из лагеря, благо он находился всего в сотне километров от Ангарска. Не так уж сложно оказалось поймать попутку до ближайшей железнодорожной станции, с которой отходили поезда до Ангарска.

Администрация пионерлагеря узнала о пропаже ребенка только к вечеру. Решили, что паники поднимать не будут, если до завтрашнего дня не объявится, то тогда уже будут звонить родителям. А Михаил к вечеру уже был возле своего дома. В окнах свет не горел, поэтому мальчик с облегчением вспомнил о том, что он взял с собой ключи, которые, правда, пришлось долго искать.

От поворота ключа дверь тихонько всхлипнула и отворилась. В этот момент Миша услышал какие-то сдавленные звуки, доносящиеся из спальни родителей. Подросток ужасно перепугался, решив, что он пришел ровно в тот момент, когда в квартире орудовали воры. Миша обернулся, увидел на кухонном столе нож, в три шага подскочил к столу, схватил какое-никакое оружие, а затем стал подкрадываться к двери комнаты. Только в этот момент мальчик распознал в доносящихся стонах голос Антонины.

Когда дверь отворилась, он увидел искаженное гримасой лицо матери и какого-то незнакомого мужчину у нее за спиной.

– Миша? – раздался откуда-то сбоку возглас отца.

Подросток обернулся на голос, и отец успел подскочить к двери и одним движением выпихнуть ребенка из спальни.

– Ты же в лагере должен быть, что ты здесь делаешь? – одновременно недовольно и сконфуженно спросил отец мальчика, слишком сосредоточенно наливая себе стакан воды из графина.

– Вы не приехали в родительский день, и потом тоже не приехали, и на письма не отвечали. Я подумал, что с вами что-то могло случиться, – тоном, лишенным даже тени каких-то эмоций, сообщил Миша, наблюдая за тем, как суетился отец на кухне.

Вскоре ушел, не прощаясь, незнакомый мужчина, а затем и Тоня вышла из спальни, раскрасневшаяся, в помятом, но все еще красивом платье с глубоким вырезом. От нее так одуряюще неприятно пахло алкоголем, что ужасно захотелось убежать, а мать как ни в чем не бывало заваривала себе чай. Родители перебросились ничего не значащими бытовыми фразами, а затем переключились на Михаила и начали отчитывать его за побег из лагеря.

Упоминание этого эпизода содержится в психиатрической экспертизе Попкова, однако в последующих своих интервью он отрицал, что видел мать в постели с чужим мужчиной.

О том случае никто и никогда в семье Попковых не вспоминал, но Михаил отныне больше не пользовался ключами, чтобы попасть домой. Если он приходил из школы и дома никого не было, он делал вид, что забыл ключи. Впрочем, случалось такое крайне редко, а потом ключи просто стали оставлять под ковриком, и тогда уже Михаил открывал дверь без всяких душевных терзаний, так как понимал, что если ключи на месте, значит, дома точно никого нет.

С наступлением зимы Тоня как будто потускнела. Химическая завивка на волосах перестала держать форму. Если раньше ее прическа казалась париком, то теперь безжизненные локоны напоминали засушенные осенние листья, которые уже начали чернеть. Молодая женщина больше не делала яркий макияж, а летние платья отправились на самую высокую полку в шкафу. Впрочем, никто этих изменений не замечал. Лишь через несколько месяцев, когда Михаил вновь увидел мать в том самом платье в восточных огурцах, ему вдруг стало до тошноты неприятно. Случилось это накануне важных спортивных соревнований, благодаря которым он надеялся впоследствии поступить в институт. Несмотря на весь скепсис матери, он всерьез занимался спортом, объясняя это желанием получить высшее образование. Сейчас, за пять минут до выхода, Михаил как будто уже слышал, как наряд матери обсуждают старушки на лавочках, как рассыпаются в скабрезностях продавцы на рынке, и видел, как тот незнакомый мужчина выходит из ее спальни.

– Ты в этом платье на улицу пойдешь? – поинтересовался подросток.

– А зачем, по-твоему, я его надела? – фыркнула мать.

А дальше разгорелся скандал с переходом на личности и подробным объяснением Мише причин, по которым он ничего не добьется в жизни. Как ни странно, родительница оказалась права. На соревнованиях Михаил не только проиграл, но и получил травму ноги, из-за которой о серьезном спорте можно было забыть.

– Оно и к лучшему, полезную профессию получишь, вместо того чтобы ерундой какой-то заниматься, – сказал отец, когда подросток вернулся из больницы. За три недели, что Миша провалялся на казенной кровати, его ни разу никто не навестил, а когда он приехал домой, его никто и не ждал.

Закончив восьмой класс, Михаил ушел из школы и поступил в училище на слесаря. Через какое-то время он окончательно восстановился после травмы и продолжил заниматься спортом, впоследствии даже получив разряд кандидата в мастера спорта по биатлону.

В училище Попков имел хорошие оценки, отлично ладил с однокурсниками и прекрасно справлялся со всеми заданиями на практике. Правда, ему всегда было глубоко безразлично слесарное ремесло. В первый же день на заводе Михаил чуть не сбежал к чертовой матери от этого бесконечного шума и абсолютной невозможности остаться наедине с собой. Мастер смены зорко следил за тем, чтобы все были при деле и не разбегались на перекуры без особой необходимости. А по мнению начальника, необходимость проводить на перекурах большую часть рабочего времени возникала только после сорока лет.

В последний год обучения, за несколько месяцев до выпуска, Михаил познакомился с девушкой. С Мариной можно было обсудить книги и фильмы, она умела слушать и обладала самым заразительным смехом в мире, а когда потеплело, стала носить предельно откровенные платья с глубоким вырезом, практически не оставляющим простора для фантазии. Между молодыми людьми завязалась дружба, основанная на готовности Михаила помочь в любой непонятной ситуации. Такие отношения не предполагали ревности и исключали возможность критиковать наряды. Постепенно Марина все больше увлекалась сдержанным и немногословным спортивным парнем, который всегда готов был прийти на помощь, но повестка в армию пришла быстрее, чем успели разгореться взаимные чувства.

– Буду тебя ждать, – сказала девушка, – и письма отправлять. А может, и в гости приеду, если недалеко отправят, – чуть помедлив, добавила она.

Впрочем, Михаил услышал лишь первую часть фразы, этого ему было достаточно. Теперь о нем не забудут. Он не исчезнет на два года, в Ангарске останется та, что будет его ждать.

3
Юность

История о том, как уродливый юноша спасает слепую красавицу. Что может быть трогательнее и банальнее?

В. Гюго

1984–1987 годы

29 января 1690 года от острова Портленд, что в Шотландии, отчалил корабль, на котором скрывалась от правосудия банда компрачикосов. Еще недавно их способ заработка считался вполне легальным, а теперь они были объявлены вне закона и вынуждены были скрываться от властей. На берегу эти не слишком благородные люди оставили мальчика лет десяти, лицо которого было до того уродливым, что казалось даже смешным. Рот его был рассечен таким образом, что создавалось впечатление, будто он всегда улыбается, а когда ребенок говорил, чудилось, будто часть лица живет отдельно от черепа.

На улице было так холодно и ветрено, что Гуинплен уже не видел смысла продолжать борьбу, но затем желание жить победило и он все же сделал шаг вперед. Пройдя десять метров, он увидел вдалеке распластанную в неестественной и непристойной позе мертвую женщину. Подойдя поближе, он увидел, что на ее обнаженной груди лежит и все еще скулит ребенок. Младенец пытался прильнуть к груди своей погибшей матери, но та уже не в силах была о нем позаботиться. Гуинплен заметил застывшую каплю молока на груди женщины, которая в последние минуты жизни пыталась спасти своего ребенка. Мальчик поднял на руки младенца и пошел дальше. Все встреченные ему на пути люди сторонились уродца с младенцем на руках, и приют он смог найти только у Урсуса, актера-философа, который путешествовал в своей повозке вместе с ручным волком Хомо.

Пятнадцать лет они колесили по стране, веселя народ. Стоило Гуинплену лишь выйти из повозки, как все тут же начинали непроизвольно хохотать. Не смеялись лишь Урсус, лицо которого не знало улыбки, Дея, которая ослепла в ту ночь, когда Гуинплен спас ее от смерти, и Хомо, так как волку были не ведомы гримасы. Гуинплен и Дея выросли и полюбили друг друга нежной и чистой любовью юности. Так продолжалось до тех пор, пока эксцентричная герцогиня Джозиана не увидела на уличном представлении Гуинплена и не решила сделать его своим любовником. Вскоре после этого человек с изуродованным компрачикосами лицом узнал, что на самом деле ему была уготована совсем другая судьба – ведь его отец был богатым и влиятельным человеком. Роскошная жизнь вскружила голову Гуинплену, но он быстро опомнился и решил устроить уличное представление из церемонии посвящения в пэры. В своем монологе он поведал о том, как страдают бедные люди, но ничего, кроме насмешек и непонимания, не добился и решил сбежать назад, домой, к Дее, Урсусу и Хомо. Вот только не успел. Когда Гуинплен прибежал на место, где стояла повозка, он не нашел там никого. Море волновалось и грохотало, пока рыдал человек, который смеется. И вот тогда к нему осторожно, на мягких лапах подошел старый волк Хомо и проводил к Урсусу. Оказалось, что тот продал повозку, а Дея умирает от тоски. Гуинплен успел проститься с возлюбленной, а после ее смерти бросился в море, растворившись в вечном хохоте пучины над людьми. Люди хохотали над глупой смертью шута. Как и раньше, лишь только Хомо и Урсус не улыбались, так как им неведомы были улыбки.

– Что ты лыбишься тут мне? – не выдержал старшина, видя, как спокойно, безразлично и с блуждающей улыбкой на лице Михаил слушает очередную отповедь.

– А я просто человек, который смеется, как в книге, рот у меня такой, – тихо проговорил срочник. Михаил не стушевался, не стал что-то мямлить, а спокойно и даже с некоторой издевкой ответил на вопрос, явно полагая, что старшина не знает книгу, на которую он сослался. От этого старшине захотелось оправдаться, доказать, что он тоже больше одной книжки в своей жизни прочитал.

– Два наряда вне очереди, Гуинплен тут нашелся, – рявкнул старшина, однако в глазах солдата мелькнуло уважение. Два наряда того стоили.

Нельзя сказать, что «Человек, который смеется» был любимым романом Гюго у Михаила, но это произведение так часто вспоминали при знакомстве с ним, что постепенно он стал ассоциировать себя с Гуинпленом. За способность слушать самые ужасные истории и самые громкие крики с безразличной полуулыбкой на лице его часто сравнивали с «тем парнем с порезанным лицом из книги».

Вокруг все грезили о чистой, бескорыстной и всепоглощающей любви. Одни находили подходящий сюжет в книгах, другие – в фильмах. Так или иначе, женский образ в мужском сознании приобретал черты недосягаемого идеала, прекрасной Лауры Петрарки, которая не имеет слабостей, не кричит и не плачет, ничего не хочет и не требует, и в туалет тоже, естественно, не ходит. Этот прекрасный и недостижимый идеал разбивался при любом столкновении с реальностью, поэтому очень скоро в сознании молодых людей появлялся другой образ: доступной бабы, к которой можно заглянуть на часок от нечего делать. За такой не нужно ухаживать, такую нужно использовать по максимуму, при малейшей поломке – выкидывать, а если уж совсем экологично, то утилизировать.